одному из саксаулов, чей кривой ствол был причудливо изогнут. Он остановился рядом с чахлым деревцем и, обернувшись, поманил к себе Джучибера. Тот медленно слез с седла и, утопая сапогами в песке, подошёл к тайгету.
– Смотри,– палец Кендага указал на надломленную ветку. В расщепе, среди древесных волокон угадывалось тоненькое зеленоватое кольцо, окружённое бурой корой. Тайгет сделал несколько шагов в сторону, куда указывал надломленный конец ветви. Он опустился прямо на песок и принялся раскапывать его руками.
Джучибер с удивлением наблюдал за своим спутником. Уж не рехнулся ли он? Но тот сосредоточенно продолжал разгребать песок. Глубина ямки постепенно росла. Вот уже обнажилась тёмно-бурая глина, и Кендагу пришлось пустить в ход нож. За глиной опять показался песок. Глубина ямки выросла до двух локтей, когда тайгет закончил копать. И тут Джучибер с удивлением увидел в его ладонях горсть прозрачной воды и капли, стекающие с рукава халата.
– Как ты нашёл воду?
Коттера снедало любопытство. Вокруг них была безжизненная, прокалённая солнцем пустыня, состоящая из камней и песка. Он бы нипочём не догадался, что здесь можно найти воду.
– Ветка саксаула. Это знак, который обычно используют цакхары и мелаиры,– пояснил Кендаг.– Так они указывают свои тайные колодцы в пустыне Ками.
– А почему именно здесь, а не у другого дерева? – Джучибер махнул рукой в сторону, где росло ещё несколько саксаулов.
– Видишь – ветка просто надломлена, а не обломана,– Кендаг вновь показал на деревце.– Если саксаул сухой, то она просто сломается. А так видно, что в дереве есть соки и значит, поблизости есть вода,– заключил он.
Джучибер хмыкнул. Как бы ни сложилась его судьба дальше, но этот урок следовало запомнить. Видимо тайгет не обманывал, когда говорил, что в своих скитаниях ему не раз приходилось пересекать пустыни. Тем временем Кендаг достал флягу и опустил её в яму.
– Здесь много воды? – поинтересовался Джучибер.
– Думаю, что хватит не только нам, но и твоей кобыле. Мой верблюд обойдётся. Можно стать здесь на ночёвку.
Пока Кендаг набирал воду во фляги, а затем поил лошадь коттера, Джучибер прошёлся по остальным саксаулам. Он набрал сухих веток, подобрал несколько выбеленных солнцем и ветром костей, и отнёс всё это к месту стоянки.
Солнце склонилось к закату. Сиреневые тени сменялись тёмно-серыми. В воздухе всё ещё висел пустынный зной. Только звёзды, мерцающие в небе высоко над головой, казались прохладными. Набрав топлива, Джучибер высек огонь и развёл небольшой костёр. Вскоре над огнём повис небольшой казанок.
Отломив несколько сухих кусочков хурута, Кендаг бросил их в котелок с водой. Потом тайгет достал из седельной сумки вяленое мясо и две пресных походных лепёшки. Заев их и тонкие полоски вяленой конины хурутом, они закончили свой скудный ужин.
– Что же, не так уж и плохо,– проговорил Кендаг, откидываясь на скатку, лежащую у него за спиной.– В конце концов, человек должен уметь переносить голод, холод и другие испытания, ниспосылаемые ему Мизиртом.
Расположившись поудобнее, он завёл с коттером неторопливую беседу. Правда, в основном говорить пришлось Кендагу, ибо Джучибер больше слушал, чем говорил или спрашивал сам.
– Хоть я ненавижу ченжеров, но всё же вынужден признать, что они заслуживают некоторого уважения,– произнёс тайгет, глядя, как коттер проводит взятым у него оселком по острию своего палаша.– Взять хотя бы устройство их государства. Всю страну они разделили на несколько областей-уделов или улусов, по-вашему. Во главе каждого такого удела стоит наместник-ванарх[1], а все вместе они подчиняются их набольшему хану, прозываемому государем…
Кендаг старался говорить так, чтобы его собеседнику было понятней. Он рассказывал об Империи Феникса, о жизни и обычаях людей, живущих в далёких полуденных землях, лежащих за великой рекой Линьхэ. О больших городах, опоясанных высокими каменными стенами.
От него же Джучибер впервые услышал о море. Коттер никак не мог представить себе такое количество воды, и потому встретил слова Кендага с явным недоверием.
– Ты видел сам или тебе кто рассказал об этом? – спросил он, оторвавшись от своего занятия.
– Видел. Только издалека. Об остальном мне рассказывали люди, плавающие по морю на больших лодках, называемых кораблями.
– Они тебя обманули,– заявил Джучибер.– Это просто большое озеро, но оно вряд ли может быть больше нашей степи.
Тайгет не стал с ним спорить, поскольку знал, что когда дикий степняк говорит нечто в таком тоне, то любые доводы бесполезны. К тому же сравнение моря с озером показалось ему справедливым. Действительно, на свете нет ничего бесконечного. Ведь и морские просторы всё-таки где-то заканчиваются.
– Скажи, а откуда взялись шестипалые ченжеры? – как-то спросил его Джучибер.– Правда ли то, что они потомки болотных бесов?
– Насчёт болотных бесов я ничего не знаю,– усмехнувшись, ответил тайгет.– Хотя в наших летописях говорится, что изначально ченжеры жили далеко на восходе, там, где великая Линьхэ впадает в море, среди многочисленных речных рукавов и болот. Скорее болотными бесами можно назвать их дальних сородичей – синпо, что жрут человечину. Впрочем, и те, и другие издревле поклонялись богине Уранами.
Повинуясь привычке проповедовать, бывший первосвященник постепенно переводил разговор на богов и на веру. Рассказы о «добром боге» – Мизирте и тайгетских святых, Джучибер слышал и ранее в Барге от приходящих из Арк-Орды торговцев. Молодой коттер знал, что многие из орхай-менгулов переняли тайгетскую веру. Поговаривали, что даже сам хан Бохорул последнее время стал ходить в построенную в его ставке кумирню Доброго Бога.
Теперь же, из рассказа Кендага Джучибер узнал про другие веры. Узнал о том, что у ченжеров и у покорённых ими кулбусов нет единого бога, как у
