на колени и, обратив лицо к усеянному звёздами небу, принялся истово творить молитву.
Утро окрасило зубья скалистого гребня в розовый цвет. Один из отравленных, тот самый десятник, которому удалось сделать несколько лишних глотков вина, так и не увидел рассвета. Его скрюченное, с поджатыми к животу коленями и пеной на почерневших губах, тело безжизненно остыло. Пиньлу и остальные были живы, но их состояние оставляло желать лучшего.
Всех отравленных погрузили в захваченные накануне повозки. Часть припасов навьючили на лошадей, а примерно треть из них пришлось бросить на месте. Пиньлу чувствовал себя очень плохо. С помощью двух ратников жрец еле сумел забраться в повозку. Несмотря на наступающую жару его бил озноб, а лоб был покрыт испариной. Наконец, прозвучала команда трогаться. Повозку дёрнуло, и Пиньлу безвольным кулем завалился на дно.
Поредевший отряд ченжеров держал путь встречь солнца. Вскоре замыкающие строй всадники растаяли в знойном мареве пустыни. На месте стоянки остались лишь следы кострищ, да два неприметных холмика, на одном из которых лежала витая сломанная плеть. Она осталась единственным напоминанием о том, что в этом мире когда-то был благородный кливут и лунчир пограничной конницы Шуцзы.
Глава 4
Мягкая размеренная поступь верблюда укачивала Кендага в седле, и он поневоле закрывал глаза. Тайгет ехал впереди, а следом за ним двигался Джучибер. Солнце поднялось уже довольно высоко над землёй, и палящий зной усилился. В сияющем лазурью небе не было ни облачка, только солнце, лучи которого, казалось, сливались в один громадный испепеляющий столб огня.
Земля была невероятно раскалена, и животные под обоими седоками шли тяжёлой утомлённой поступью, нарушавшей глухую мёртвую тишину пустыни. Ветра не было, и поднятая пыль неподвижно висела в воздухе, медленно оседая на землю. Лишь далеко на полуденной стороне там, где небо сливалось с землёй, по бескрайней равнине бешеным вихрем проносился пыльный смерч, казавшийся отсюда маленькой тонкой струйкой.
Извилистое сухое русло речки, показавшееся после полудня перед двумя путниками, пересекало пустыню, словно змеиный след. Торчащие местами серые прутья высохшего камыша и бурая глина размытых берегов подсказывали, что когда-то здесь была вода. Теперь же кругом расстилались пески, а вдали, там, где небо сливалось с землёй, висело знойное марево.
Несмотря на это кобыла коттера и верблюд Кендага всё же держали хороший ход, хотя им приходилось время от времени останавливаться после подъёмов на гребни увалов или преодолевая очередной песчаный бархан.
Кендаг удовлетворённо хмыкнул, заметив небольшую низину, поросшую редкими кустами саксаула и верблюжьей колючкой. Что же, его верблюду найдётся пища, а вот кобылу, на которой ехал коттер, придётся кормить остатками ячменя. В его торбе их осталось всего-то две горсти. Тайгет опасался, что возможно одному из них придётся идти пешком, и, скорее всего, это будет он, ибо коттер ещё слишком слаб для такого перехода. При мысли об этом Кендаг невольно обернулся и посмотрел на своего спутника. Тот расслабленно держался в седле, терпеливо перенося жару.
Джучибер чувствовал себя гораздо лучше, чем пять дней назад, когда его подобрал тайгет. Рана на его голове затянулась, оставив лишь неприметный шрам, скрытый отрастающими волосами. Он уже не шатался от слабости и довольно уверенно сидел в седле. Помощь Кендага принимал без возражений, понимая, что главное – это восстановить силы. Правда иногда у него вспыхивали подозрения, что этот тайгет является тайным подсылом ченжеров, и заботится о нём только потому, что надеется доставить его в руки шестипалых.
Все эти дни Джучибер, исподтишка приглядывался к своему немолодому уже попутчику. Разговаривая с ним, он обнаружил, что у них есть много общего. По словам Кендага, он, как и Джучибер, был не последним человеком в своих горах.
Судя по его рассказу, тот когда-то был вынужден покинуть свою обитель и пост первосвященника не только ради каких-то там скрижалей или поиска истин. К тому же, слушая рассказы тайгета о его жизни, Джучибер постепенно начинал понимать его чувство ненависти к Империи Феникса, чья тень накрыла собой половину мира.
Так, исподволь, в кратких разговорах, не торопясь, они оба открывались друг другу. Беседуя, они нарочно избегали говорить о своём положении и о той опасности, что им грозила. Они оба быстро научились понимать друг друга. Согласие приходило не только со сказанными словами, но и с взглядами, жестами, и даже с молчанием. Теперь у обоих появилось чувство уверенности в том, что они благополучно достигнут своей цели, ибо им больше не надо было действовать в одиночку.
В этих местах вряд ли можно было найти следы пребывания человека. Кочевникам с их стадами здесь делать нечего, а торговые караваны ходили более удобными тропами. Однако позавчера они пересекли след конного отряда.
Тайгет хмурился, разглядывая чёткие отпечатки копыт на песке. Среди них не было глубоких следов, которые оставляет гружёный товарами верблюд. Он достаточно прожил в степях, чтобы понять, что это был отряд чьих-то воинов или разбойных головорезов.
В отличие от него Джучибер сразу определил, что это табгары. Те редко подковывали своих лошадей. Возможно, это был один из отрядов, что рыскают по степям и пустыням, в погоне за ним. Видать уж очень нужна Темябеку его голова, раз его нукёры забрались так далеко на полдень.
Он заметил, как тайгет направил своего верблюда в сторону каменистой осыпи, чтобы не оставить следов. Это было не только мудро, но и рассеяло некоторые подозрения коттера.
– Остановимся здесь,– решил тайгет, оглядывая облюбованную им низину. Он обернулся, чтобы посмотреть, как Джучибер воспримет его слова. Тот оглядел, расстилавшуюся вокруг них пустыню и безучастно пожал плечами. Ему было всё равно. Что тут, что там. Воды было слишком мало. Им не удастся напоить его лошадь. От силы она протянет ночь и ещё полдня.
Тем временем, тайгет спешился и направился к
