— Подожди, в ладонь налью — легче будет. Только с рук лосьон смою, а то ведь и пить не сможешь.
Они попили, умылись — мокрой рукой Вадим обтёр морду Ниро. Остатки минералки Вадим хотел вылить себе на голову, однако вспомнил, как извалялся в подземелье. Мелькнуло видение жидкой грязи, льющейся с головы…
— Ну, нет. Я уж лучше дотерплю. Ниро, ещё будешь?
Пёс интереса к протянутой ладони и приготовленной бутылке не проявил. Тогда Вадим вымыл руки до плеч, а последние капли щедро размазал по шерсти Ниро. Пусть и псине будет попрохладнее!.. Псина расставила лапы пошире и сильно встряхнулась, вернув приглаженную было хозяином шерсть в привычное, вздыбленное состояние.
— Недовольство? Бунт? Извини, хотел как лучше.
Не выдержал: взгляд в зеркальце. Оправа очков еле заметно отяжелела снизу. Вздохнув, он распечатал следующую пачку салфеток. Надо заучить движения: приложил салфетку к скуле, приподнял очки, поймал побежавшую кровь, протёр внутреннюю часть оправы. Похоже, на этот раз обойдёмся без "констатации факта". И, похоже, можно уже более реально оценить происходящее. Какой там Зверь! Просто перенервничал, перенапряг зрение, а там повысилось это… как его… ага — глазное давление! А может, давление глазного дна? В общем, нечто в глазах надавило — и сосуды лопнули. И нечего психовать…
Вадим, конечно, смутно представлял, что может приключаться с глазами. И всё-таки новое объяснение, пусть и поверхностно-туманное, его успокоило, более того — принесло облегчение.
Пластиковую бутылку он сунул в урну, куда раньше затолкал напугавший его пакет. Туда же бросил первую пачку с грязными салфетками.
Вроде, всё. Пришёл в себя. Пора идти.
Но шагнул с платформы, взглянул вперёд и затаённо вздохнул.
Огромное, серое от пыли пространство, которое надо пройти. Слева кусты, обрамляющие площадь перед платформой. Справа плотный ряд высоких молчаливых автобусов. Прямо по курсу пешеходная дорога, ведущая — ладно бы через разросшиеся, раскидистые кусты и деревья — но ведь к лестнице в подземный переход. И обойти нельзя. Поверху металлическая сетка-забор, охраняющая железнодорожные пути — в двух остановках отсюда железнодорожный вокзал.
Идти снова вниз, под землю.
Теперь он пожалел, что не дал крюка… Как переход вообще выпал из памяти, когда он прикидывал ориентиры?
Но жалея о непродуманном, он всё-таки шёл к кустам, и мысли уже переключались на другое. Сначала рассеянно подумалось, что идти здесь, среди чёрной графики художника-абстракциониста на сером асфальте, лучше, конечно, в безветренную погоду. А сейчас — хуже не бывает: ветер качает кусты — качается графичное пространство под ногами. Весело- до мути в горле.
На первую ступень вниз первым опустил лапу Ниро. Опустил — и застыл, вытянув морду вперёд. Голова его исчезла в темноте, но по прерывистому сопению Вадим понял, что пёс принюхивается…
— Ниро…
Вадим позвал шёпотом, одними губами, но пёс дышать перестал.
Позвать пришлось, чтобы Ниро не испугался, когда ему на шею лягут пальцы хозяина. И вот так, ухватившись за собачий загривок, держа меч лезвием чуть вперёд, Вадим начал спускаться в подземный переход вместе с псом. Только внизу, сделав пару шагов в кромешной тьме, он спохватился и полез в карман за фонариком.
Пока нащупывал кнопку, Ниро послушно стоял рядом. Вадим поразился вдруг, как ощутимо от пса веет чем-то успокоительным и сильным. "Обаяние живого, тёплого, — попытался определить Вадим. — Почему бы и нет? В темноте это обычно сильнее чувствуется, а уж тем более в пустоте огромного пространства".
Ничего ужасного подземный переход не предложил. Кино, правда, показал. Похоже, какой-то сумасшедший киномеханик сотворил из стен перехода маленькие экраны (стены, вообще-то, отделаны квадратными плитками) и начал крутить одновременно по фильму на каждом экране. Причём этот киномеханик в киноискусстве предпочтения отдавал абсурдно-мистическим полотнам.
Не зная о механике и его предпочтениях, Вадим включил фонарик и немедленно очертил слабеньким лучом круг, стараясь обезопасить себя со всех сторон.
Луч мазнул одну стену, другую.
Вадим не поверил глазам и вплотную подошёл к стене, держа направленный свет на одной плитке. Он видел движение и на других плитках, но эта привлекла странным впечатлением узнавания: квадрат будто являл собой окошко — то ли в клетку, то ли в аквариум. Зверь, трепыхавшийся за этим окном, казалось, попал сюда из фантазий американца Вальехо. Точно, его стиль: нечто клыкастое, с размахом пасти в две трети башки, с бешено выпученными глазищами, а полуметаллический окрас — это уже от Джулии Бэлл.
Вадим заворожённо следил, как стремительно и беспорядочно мечется зверь в странной тюремной камере. Ассоциации с камерой возникли не на пустом месте: выглядевшее безграничным, пространство, тем не менее, имело определённую замкнутость. Зверь на глазах Вадима уже несколько раз пёр по прямой в какую-либо сторону на порядочной скорости, и его мячиком отшвыривало от чего-то твёрдого. И всякий раз неразумная тварь вляпывалась основательно: отлетев на большое расстояние от невидимой стены, оглушённый зверь некоторое время расслабленно плавал в пространстве лапами кверху, затем оживал и снова мчался на таран.
Мозгов у него точно не хватало, да и память страдала провалами. Может, из-за бесконечных ударов по удивительно мягкой, несмотря на внушительную челюсть, морде?
Память памятью, но чувствительностью к чужому взгляду зверь явно обладал. На очередном разбеге он внезапно круто изменил траекторию и помчался на Вадима. И вот здесь-то скорость его начала замедляться. Зато, приближаясь к "тюремному" смотровому окошку, зверь рос, рос и рос… В конце концов в плитку, словно в стекло, влипла лишь часть зрачка жуткого красного глаза, будто плывшего на Вадима.
С минуту Вадим ошарашенно смотрел на плитку, кипевшую алой кровью, а затем облегчённо вздохнул. Невидимые стены крепко держали жуткую тварь.
Следующее звено логической цепочки рассуждений, уровнем выше, предупредило: будешь любоваться тварью дальше — доживёшь до момента, когда эта тварь вырвётся в твой город.
И сам себе возразил: "Не вырвется. Эй, страшилище, хочешь заглянуть в мои глаза?"
Бушующее кровавое море отъехало назад, превратилось в глаз, вскоре появился второй. Медленно шевеля бронированными мышцами, чудовище пятилось в воздухе, пока не упёрлось в невидимую стену. Тогда оно и мышцами перестало двигать и так же медленно опустилось на дно — если дно там существовало.
"Ого, какой я страшный! — невесело усмехнулся Вадим. — Хорошо ещё, они не знают, что Зверь за моими глазами — обоюдоострое для меня оружие". Подумал — и побежал по переходу, уже не отвлекаясь на живые картинки.
