ей было всё равно. В зеркале Фростпайн помогал Оленнике пить из ковша с длинной ручкой. Маг-повар была завёрнута в одеяло; насколько Дадже было видно, Оленника отступила уже после того, как сгорела её одежда. Оленника выглядела ужасно, но была жива. Рядом с ней Джори согнулась в кашле. Кто-то сунул ей бутылку: Ниа. Матази и Коул были рядом, помогая людям забраться в сани Банканоров.
Даджу затопило облегчение. Она покачнулась, ей хотелось плакать.
Но ей ещё предстояла работа. Она мрачно пошарила по карманам, пока не нашла бутылку, которую ей дала Ниа перед уходом из дома. Её желудок несогласно всколыхнулся, когда она посмотрела на бутылку, затем, когда Даджа выпила её содержимое, попытался его отвергнуть. Две минуты спустя она харкала и рычала, желудок бунтовал против противной жидкости, а лёгкие выдавливали из себя свежие залежи мокроты, чёрной от сажи.
Закончив, она с трудом встала, и пошла к пылающему госпиталю. Стражник крикнул, чтобы она вернулась, но подбежал к ней, схватив её за руку, тощий мужчина в хлопающем на ветру зелёном халате.
— А ещё говорят, что я сумасшедший, ‑ воскликнул мужчина. ‑ Ты даже не под замком!
Даджа мягко высвободила свою ладонь из его руки:
— Ты прав, но не в том, что ты думаешь, ‑ сказала она.
Мужчина моргнул. Его глаза были большими и бледными, их цвет было невозможно определить в освещённой лишь огненными всполохами тьме, но они были окружены длинными, густыми, чёрными ресницами. Он выглядел как сумасшедший, или пророк, подумалось ей.
— Вот от этого у меня голова разболелась, ‑ пожаловался он.
— Прости. Нужно свести счёты. Долги должны быть оплачены, ‑ сказала ему Даджи. ‑ Я буду в порядке. ‑ Она похлопала его по плечу, и продолжила идти в разверзшийся в госпитале ад. Она снова вспомнила о пижюл факол, страшном загробном мире Торговцев, куда попадали те, кто не расплатился с долгами. Бэн, вероятно, заслуживал провести вечность в пижюл факол, но Даджа не могла помочь ему избежать того, что он задолжал в этой жизни, если для него это означало вечные муки. Если она не остановит его сейчас, то Счетоводчица может занести вызванные Бэном с помощью её творений смерти также и на её счёт.
Теперь, когда больше не за кого было беспокоиться, она позволила своей магии протечь вперёд, открыв тоннель в пламени. За мгновения сгорела вся её одежда, кроме той, что сделала Сэндри. Своё зеркало она заткнула за нагрудную повязку, которую сшила её подруга. Она не была уверена, как долго продержатся творения Сэндри: хождение через пожар в маленьком пансионе — это одно, а пылающие руины госпиталя и кухни — другое. Она надеялась, ради своего достоинства, что она сохранит одежду, но главным было найти Бэна.
Он мог погибнуть, когда обрушилась крыша в яслях, как ей и сказали, но она сомневалась в этом. Сперва она подумала, что он убил свою мать, а потом решил покончить с собой, спасая детей из госпиталя, который он сам же и поджёг. Теперь она так не считала. Он должен был оставить себе лазейку. Бэн не хотел умирать. Он хотел устроить ещё пожары, а не сгореть в одном из них.
Её путь пролегал через сердце огненной геенны. Вокруг неё падали стропила, обрушивались стены. Ей следовало двигаться осторожно, чтобы не попасть под завал — проломленная голова будет для неё смертельна, — но сам огонь предупреждал её, когда какой-нибудь большой предмет готов был упасть.
В центре пожара она остановилась. Она подняла левую ладонь вверх, и позволила магии в её живом металле стечь с её пальцев подобно водопаду, разыскивая себе подобную. Магия прокатилась по пылающему госпиталю и по земле под ним, вынюхивая как ищейка. Вот, где-то в четверти мили. Она натянула силу живого металла лентой, протянутой между её левой рукой и созданными ею перчатками. Следуя за лентой, она пришла к люку в горящей кладовой. Люк был открыт: она посмотрела вниз, и увидела лестницу.
Подняв руку, она призвала частицу огня, чтобы освещать ей путь. Свободной рукой она держалась за лестницу, пока спускалась. Она достигла дна где-то в пятнадцати футах под кладовой.
Она пошла вперёд, шлёпая босыми ногами: её сапоги и чулки сгорели, пока она шла сквозь пылающий госпиталь. Она держала одну ладонь сомкнутой вокруг огненного семени, освещавшего ей путь. Он не должен узнать о её приближении слишком рано. Хотя она могла выследить его, пока её перчатки были с ним — а он с ними никогда не расстанется, даже если бы он догадался, что они позволили ей следовать за ним, — она предпочла бы покончить с этим немедленно. То, что он предал её, само по себе было плохо, но её и раньше предавали. Это она могла пережить. Но она не могла позволить ему использовать её работу для разрушения жизней.
Тоннель начал идти вверх. Скоро она услышала шорох и тихое мурлыканье. Мурлыканье прекратилось, когда он коротко кашлянул и сплюнул. Даджа впитала свой светильник в себя. По тоннелю прокатился холодный поток воздуха: она была близко к поверхности. Она пошла дальше, ступая босыми ступнями по ледяной земле. Она послала в свои стопы тепло, чтобы предотвратить обморожение.
Тоннель выпрямился, и закончился в маленьком деревянном сарае. Бэн сидел на скамейке снаружи, проверяя в свете висящего на крюке у двери фонаря, плотно ли сидят коньки. Она наблюдала, как он заново закрепил правый конёк. Поскольку фонарь был между ними, он не мог видеть тёмную внутреннюю часть сарая.
Он был одет в отороченный мехом, вышитый тулуп, какие носили погонщики оленей с севера, а также светлый парик в стиле погонщиков. Рядом с ним лежал толстый рюкзак. Она задумалась, держал ли он этот рюкзак где-то наготове, или собрал его после того, как убил свою мать.
Он всё ещё носил перчатки из живого металла. Похоже, что он не мог заставить себя снять их раньше, чем было необходимо. Ему придётся скрыть их, чтобы бежать из Кугиско, но он будет ждать до последней минуты, прежде чем снимет их.
Она вздохнула. Он рывком обернулся, прикрыв глаза ладонью, чтобы увидеть что-то вне света фонаря.
— Даджа, ‑ прошептал он. ‑ Конечно. Конечно ты пришла. Огонь — твоя стихия.
Если уже приходилось говорить о глупостях с безумцем, то она предпочитала то пугало в чужом халате. Тот, по крайней мере, не был бессердечным.
— Ты не уйдёшь, Бэн, ‑ уведомила она его. ‑ Тебе надо свести счёты. Пришло время оплаты долгов.
— Так говорят жадные до денег Торговцы, ‑ презрительно парировал он. ‑ Ты выше этого.
— Я — Торговка, и горжусь этим, ‑ напомнила она ему. ‑ Мы знаем, что
