— А вы чего? — спросил я, оглядывая их.
— Как бы сказала одна наша общая подруга, — ответил Генка, — это было нечестно.
— Зато очень по-королевски, — усмехнулся одногруппник.
— А я не хочу оставаться там, где нечестно, — серьезно добавил друг.
— А ты? — я перевел глаза на Зорина.
— Я все равно туда не хотел, — он пожал плечами. — Услышанного мне хватило.
Всей троицей мы зашагали прочь от здания спортзала, где в окнах было видно, как слушатели неподвижно сидели на стульях и, затаив дыхание, внимали речи мастера — проявляя вместо верности и отваги чудеса покорности и послушания.
— Чего теперь-то делать? — отворачиваясь, задумчиво протянул Генка. — Без ордена тут сложновато будет…
И не поспоришь. У орденов были свои учебные помещения, спортзалы вроде этого, лаборатории. Им доставались задания от наркомата магии, премии, ценные артефакты, зарубежные поездки — в то время как остальным перепадали лишь крохи. Все самое интересное в академии, как я уже понял, происходило в орденах.
— Если меня позовут в Ковен, возьму тебя с собой, — пообещал я. — И тебя могу взять, — я повернулся к одногруппнику, — если хочешь.
Зорин опять усмехнулся, заметно оживившись по сравнению со своим обычным состоянием.
— Если вас так волнует честность, то вам нечего делать в Ковене…
Вскоре мы вышли из парка и вернулись обратно к главному корпусу академии. Огромные круглые часы над входом показывали, что собрания орденов уже подходили к концу. Подумав о том же, Генка предложил встретить Розу, чтобы расспросить, как у нее дела. Однако Валентин, вежливо отказавшись, отправился к себе в общагу — видимо, решил, что на сегодня наобщался уже достаточно. Я же собрался в библиотеку.
— Зачем? — спросил друг, поднимаясь по ступеням крыльца. — У тебя вроде уже все учебники есть.
— Слышал про технику “кукловод”? — отозвался я, толкая входную дверь. — Такого в моих учебниках нет…
А мне бы явно не повредило про это почитать — и много про что еще. Я даже пока не знал всех граней моего дара, а объяснять никто не рвался.
— Так ты в закрытую секцию, что ли? — догадался Генка.
А куда еще? В конце концов, это было единственное место в академии, где можно достать книги по менталистике. Не в общем зале библиотеки, где их мог полистать любой, а за закрытыми дверьми, куда так просто не проникнуть — их будто прятали от студентов вместе с учебниками по темным искусствам. Неужели и менталистику посчитали настолько опасной? Даже забавно, если вспомнить, как часто ее здесь называют фокусами. Но тут вообще любят недооценивать чужие таланты.
— Тебе же вроде Ковалевский, — Генка слегка понизил голос, — не дал разрешение.
— Главное, что я сам себе разрешил.
Друг хмыкнул, и я хмыкнул. У лестницы мы разошлись. Он отправился в сторону пристройки, где располагалась лаборатория Элементаля. Я же зашагал к библиотеке, где собирался добыть новые знание — вне зависимости от мнения моего куратора на этот счет.
— Значит, ты хочешь оспорить решение студсовета? — подытожил Звягинцев.
Влад Голицын, сидевший по другую сторону директорского стола, торопливо кивнул.
— Требую отменить результаты недавнего поединка! — пламенно выдал он. — Было мошенничество, которое студсовет отказался признать. Другая сторона пронесла на арену дополнительные материалы. Гвозди!
— Правилами не запрещается, — спокойно заметил директор, — использовать немагические предметы во время боя. К тому же их одобрили и твоя сторона, и судья поединка.
— Но, Владимир Алексеевич, — возмутился Голицын, — эти гвозди в итоге дали им значительный перевес сил!
— А разве не в этом, — с улыбкой отозвался Звягинцев, — смысл поединка?
Влад нахмурился. Именно поэтому он и заявился к директору лично — в письменном виде доводы смотрелись еще бледнее. Однако улыбка на губах собеседника, понимающая и одновременно снисходительная, как бы говорила, что спорить дальше бесполезно.
— А если бы я взял, — отчеканил Влад, — и принес туда пулемет. Это было бы честно?
— А вот использовать оружие на арене запрещено.
— Но их гвозди тоже стали оружием!
— Стали, но не были, — возразил директор. — Ребята показали новый способ применения магической силы в бою. Никто не думал, что так можно использовать магнетику. И если в будущем случится война, гвозди выйдут для фронта гораздо дешевле, чем патроны. Поэтому если они снова вынесут гвозди, я позволю, а пулемет — нет. Уловил суть?
Тон как всегда был интеллигентно-сдержанным, но при этом не мягким, а твердым, как стена, о которую разобьются любые возражения. Нехотя кивнув, Голицын поднялся с места и направился к двери. Однако на пороге он остановился.
— Не думал, что вы заведете себе любимчиков, — не поворачиваясь, выдал Влад. — Тогда уж последите за ним, чтобы не вышло чего. Тут таких особенных не любят…
Он толкнул дверь и вышел, волоча за собой, как мантию, длинную бурую волну злости. Звягинцев невольно усмехнулся, а затем, отвернувшись от опустевшего порога, уже с серьезным видом подхватил верхнюю бумагу со стола, которую изучал до прихода студента. С несколькими размашистыми подписями и большой синей печатью, этот документ был тем, что оспорить не мог даже он.
За дверью вдруг раздались шаги — причем в двойном размере. Следом послышались недовольные голоса — сначала два, потом три. Его секретарша возмутилась внезапному визиту, но все же посетителей пустила, видимо, не сумев их остановить. Затем раздался решительный стук в дверь, какой студенты себе бы не позволили.
— Входите, — директор отложил бумагу, уже зная, кто войдет.
Дверь распахнулась, и порог поочередно переступили двое — Григорий Николаевич Ковалевский и мужчина помоложе — лет тридцати на вид, в строгом черном костюме, внешности интеллигентной и при этом неприметной, будто намеренно не хотел выделяться из толпы. Со стороны могло показаться, что в кабинет вошла копия самого Звягинцева, каким он был лет двадцать назад.
Дверь захлопнулась, и мужчины с досадой переглянулись, явно спорившие о чем-то до этого и продолжавшие спорить сейчас.
— Повторяю, — отчеканил Ковалевский, — он еще не готов!
— Я думал, — проворчал его собеседник, — Островского сложно уговорить, но с тобой еще сложнее…
— Гриша, Андрей, присаживайтесь, — спокойно вмешался директор.
Оба тут же приземлились на стулья, стоявшие по другую сторону его длинного стола.
— Что у вас случилось?
— Ровно то же, что и в нашу предыдущую встречу, — чуть сердито отозвался Ковалевский.
Хозяин кабинета с легким укором перевел взгляд на второго гостя.
— Андрей, мы же говорили, что юноша еще не готов. К чему опять этот разговор?
— А к тому, пап, что в наркомат магии вчера пришел негласный указ ко всем династиям, чтобы не звали его масом… КМБ подсуетились. Хотят его себе!
— Им-то он зачем? — нахмурился Ковалевский.
— Отличный инструмент, — не менее мрачно отозвался Звягинцев-младший. — Допросы, ломки сознания. Поняли, что иметь своего менталиста в штате очень полезно… Отдайте его лучше мне, — с жаром добавил он, — пока не поздно! Подумаешь стихии еще нет! Чистую энергию ведь уже чувствует…
— Не только чувствует, — качнул головой директор, — но и, оказывается, видит.
На несколько мгновений кабинет окутала тишина. Андрей изумленно застыл на месте, осмысляя сказанное.
— А вы не думали… — после паузы начал он.
— Конечно, думали, — нетерпеливо перебил Ковалевский. — Но это было бы уже слишком. Менталист, да еще и высшая магия… С этим он как зрячий среди слепых.
— Тогда тем более он не может быть ничьим!
— Думаешь, ты первый, кто догадался? — Ковалевский окинул собеседника колким взглядом. — Вот только я просмотрел все списки династий, все имена — и ни одного пропавшего ребенка его возраста. В КМБ, могу поспорить, тоже все архивы перекопали.
— А Раевский, — спокойно заметил директор, — сегодня принес официальный запрос на проверку его крови.
