— Ты забываешься, — ее тон неожиданно стал сухим и холодным.
— Извини, — быстро сказал я.
После секундной паузы Нина медленно кивнула.
— Марк в общем-то хороший человек, — чуть мягче заговорила она, рассеянно блуждая взглядом по корешкам на ближайший полке, — очень предан семье и ее интересам. Но так уж вышло, что я ему не слишком нравлюсь, и он сердится за это на меня, как будто я виновата…
Вдалеке зала — там, откуда я пришел — вдруг глухо, но вместе с тем отчетливо хлопнула дверь, а затем раздались шаги, чуть шаркающие, однако торопливые.
— Это Надежда Константиновна, — сказала Нина, сосредоточенно прислушиваясь, — и, судя по шагам, она в недоумении… Не объяснишь, — синие глаза пытливо скользнули по мне, — почему?
— Может, позже, — отозвался я. — А сейчас лучше скажи, где здесь можно скрыться.
— Оставайся на месте, — хмыкнула она. — И ничего не делай.
Шаги прозвучали совсем близко, а следом из-за стеллажей к столам вынырнула библиотекарша и растерянно осмотрелась. Вокруг ее тела подрагивали тонкие светло-коричневые волны и загибались как знаки вопроса — лучше недоумения и не передать. Ее взгляд мельком мазнул по мне и тут же, словно мой стул был пустым, переместился на мою соседку.
— Нина, — спросила она, — а ты не видела здесь юношу? Симпатичный такой, улыбчивый…
— Не видела, — спокойно ответила Нина. — А что случилось?
— Да записала номер его разрешения, — рассеянно бегая глазами по полкам, будто надеясь найти меня там, отозвалась библиотекарша, — а потом смотрю, а номер-то твой. Наверное, ошиблась по привычке… Может, в хранилище свернул… — пробормотала она и, шаркая, поспешила в другой конец зала.
Шаги звучали все дальше, а потом и вовсе потонули в царившей вокруг тишине. Вопрос напрашивался сам собой: для создания иллюзии нужно уловить эмоцию, а для этого, как правило, сначала надо увидеть человека, и человек тоже бы, соответственно, успел увидеть в ответ. А значит, как минимум секунду мой стул был бы для нее не пустым.
— Техника “вуаль”, - пояснила Нина, отвечая на мой еще не заданный вопрос. — От входящего можно заранее спрятать что угодно: людей, предметы. Но удастся только, если верно угадал эмоцию, с которой человек появляется на пороге…
Ее глаза с иронией прошлись по мне.
— То есть такое у тебя разрешение?
— Ну что поделать, — развел я руками, — если мне чего-то запрещать, то я начинаю хотеть этого еще сильнее.
— Учту, — усмехнулась она. — Хотя я сразу поняла, что ты попал сюда не совсем законно.
— И как?
— Григорий Николаевич — близкий друг моего дяди. Другого, не Марка, — с улыбкой добавила она. — Я с ним с детства знакома. Но даже меня он не пустил в эту секцию сразу. Заставил два месяца доказывать ему, что мне сюда уже можно.
Высокие стеллажи окружали нас со всех сторон, как глухие стены — казалось, стены стояли тут повсюду, а закрытых дверей было куда больше, чем открытых.
— И почему все так сложно? — задумчиво спросил я. — Это всего лишь книги…
— То, что есть в этих книгах, — серьезно произнесла Нина, — может сломать другого человека. Пошатнуть, а то и вовсе забрать его волю, разум, желание жить… Это — огромная ответственность. И сильный соблазн в плохих руках… А еще это — большая опасность для нас самих, — она кивнула на пожелтевший от времени томик между нами, — если пытаться осваивать подобные знания самостоятельно. Поэтому Григорий Николаевич занимается со мной несколько раз в неделю.
Она выразительно замолчала, как бы намекая, что сообщила это неслучайно.
— Значит, и я буду с вами заниматься, — подытожил я. — Ты не против?
— Я нет. Но тебе придется уговорить его, а он достаточно упрям. Не считает, что ты пока готов.
— А я считаю, что я готов. Вот и проверим, кто упрямее.
В другом конце зала снова раздались шаркающие шаги — библиотекарша возвращалась, так меня и не найдя, и, вероятно, на этот раз эмоции у нее уже были другими.
— Думаю, — тихо сказала Нина рядом, — будет лучше, если в следующий раз ты вернешься сюда уже на законных основаниях.
— Ну тогда до встречи, — я поднялся с места, решив, что на сегодня выяснил достаточно.
Она кивнула, и я торопливо направился к стеллажам, прислушиваясь к шагам, чтобы ненароком с ними не пересечься.
— Саш… — неожиданно позвала Нина за спиной.
Я обернулся. Она задумчиво смотрела на меня.
— Есть планы на воскресенье?
— Думал, у тебя есть, — заметил я. Особенно с учетом семейного обеда, куда ее вынуждал пойти белобрысый с гипсом.
— У меня нет, — улыбнулась она. — Поэтому буду очень не против, если впишешь меня в свои…
А я-то как не против…
— Считай, уже вписал.
Помахав ей напоследок, я быстро скрылся за рядами книг — как раз в тот момент, когда библиотекарша вынырнула из-за стеллажа и снова подошла к Нине.
— Да что ж за напасть-то такая, — пробормотала она, — как сквозь землю провалился…
Шагая максимально беззвучно, я добрался до выхода, нажал на кнопку у двери и выскользнул обратно в общий зал. Судя по часам на стене, совсем скоро будет ужин, а после мне надо идти за наказанием. Однако настроение было просто отличным.
Меня столько раз пугали наказанием, что я ожидал чего-то из ряда вон выходящего — особенно в кабинете магзаконности с картинками пыток на стенах, высушенной рукой на полке и пулями в стеклянных коробочках. Однако главным наказанием тут была невыносимая скука. В полной тишине перья методично скрипели по листам. За партами, усиленно стараясь не зевать, сидели с десяток наказанных, среди которых я пока никого не знал, а за преподавательским столом с невозмутимым видом расположился Тихон Сергеевич Раевский, листая книгу и время от времени без особого интереса скользя глазами по нам — будто проверяя, чтобы кто-нибудь случайно не уснул. В такой компании я и провел два унылейших часа моей жизни, вместе со всеми переписывая раздел из трудового магического кодекса — слово в слово в тетрадь. Раздел назывался “Добровольные обязанности мага” с длинным пунктом “Ответственность за неисполнение добровольных обязанностей” — вот такой вот парадокс.
В конце отведенного для экзекуции времени Раевский проверил наши записи и наконец отпустил всех. Точнее, почти всех.
— Товарищ Матвеев, — ровным голосом произнес он, — задержитесь.
Это уже напоминало дурную традицию. Только встав, я без особой охоты сел обратно. Остальные студенты торопливо ушли, явно не пылая желанием задерживаться рядом с ним надолго, и Раевский плотно притворил дверь.
— Как идет ваша учеба? — он повернулся ко мне.
— Хорошо, — коротко ответил я.
— А как вам в целом в академии?
Вроде бы он проявлял интерес, но в жестких холодных глазах читалось полное безразличие, да и вопросы скорее звучали дежурно.
— Хорошо, — повторил я.
— Проблем ни с кем нет?
— Ни с кем.
— Почему же вас тогда наказали?
Разговор все больше напоминал допрос.
— Нарушил распорядок, — ответил я.
— Зачем?
Ну вот зачем люди что-то нарушают? Явно ведь не для того, чтобы попасться.
— Случайно, — сказал я.
Раевский кивнул, словно принимая такой ответ. Хотя все то же безразличие в его глазах показывало, что ему в общем-то плевать.
— Раз уж вы тут оказались, — тем же ровным тоном продолжил он, — передам вам сразу. Завтра после занятий зайдите в медкабинет на втором этаже для сдачи крови.
— Зачем? — теперь уже вопрос задал я.
Тишина мигом расползлась по всем углам этого жутковатого кабинета. Несколько мгновений Раевский внимательно рассматривал меня, будто решая, отвечать или нет.
— Для проверки вашей крови, — наконец произнес он. — Чтобы мы знали, не предъявит ли на вас права какая-нибудь династия по причине родства…
“Мы” — это КМБ?
— Это вряд ли, — сказал я.
— Вы очень рационально смотрите на вещи, — спокойно заметил Раевский. — Да, это действительно вряд ли. Но пока мы не убедились, помните, что вы не один. Я лучше многих знаю, как может быть тяжело юноше вашего возраста остаться одному. Поэтому с любой проблемой можете обратиться ко мне.
