Ввалившиеся в комнату люди разом потерялись. Один схватился за лицо, упал на колени, выронив арбалет, закричал — совиные когти располосовали ему щеку, клюв выбил глаз. Другой бросился бежать, в дверь не попал, с маху ударился о косяк, опрокинулся, пополз куда-то на четвереньках.
Малыш ничего не видел, он укрылся за сундуками, забился в угол.
И Буйвол растерялся, прикрыл глаза рукой, заслонил лицо плечом, опустил меч.
Одна только ведьма видела все своими желтыми глазами. Она шла прямо к двери и руками гнала обезумевших птиц на врагов, изливая ярость и боль, выплескивая злобу и страх.
А потом в грудь ей что-то ударило, так сильно, что она задохнулась. Ее отбросило назад, швырнуло на стену.
Кто-то из людей, оставшихся за дверью, вслепую разрядил арбалет. Выстрелил в птичью метель. И не промахнулся.
Потому что так было нужно богам.
Ведьма захрипела, ухватилась за торчащую из груди железяку, потянула. Она еще была сильна. У нее оставалась ярость. У нее была чужая боль.
Но своя боль пересиливала.
Своя кровь клокотала в горле…
Мертвые птицы падали на пол. Живые вырывались на улицу — словно струи густого дыма валили из окон.
Ведьма, сцепив зубы, ползла к своему убежищу, чтобы напитаться там силой тьмы. Чтобы залечить страшную рану, если это возможно.
Если это угодно богам…
Кружился пух. Бились о потолок птицы. Падали со стуком, словно яблоки сыпались. Воробьи и синицы. Вороны и галки. Совы и ястребы…
Когда крылья перестали хлестать спину, а когти рвать одежду, Малыш выглянул из-за сундуков. Одновременно и Буйвол открыл лицо.
Кроме них и птиц, в доме никого не было.
— Это все ведьма, — с ненавистью сказал Теолот. Он смотрел на черные дыры окон, из которых еще вырывались птицы, и боролся с искушением пустить в дом стрелу. — Ведьма!
Ромистан стонал, пряча в ладонях изуродованное лицо.
— Теперь у тебя будет настоящее мужское прозвище, — холодно ухмыльнувшись, сказал парню Толстый Миатас. — С этого дня тебя будут звать Одноглазым.
— Он не слышит тебя, — сказал Крост Медвежатник. — Сейчас он видит только свое уродство.
— Но почему птицы? Почему? — недоумевал Виртис Безродный, приложив лезвие ножа к сизой шишке на лбу. — Почему не звери: волки, медведи, росомахи?
— Ты словно жалеешь об этом, — хмыкнул Крост.
— Просто пытаюсь понять.
— Видимо, потому, что ты подстрелил ее филина, — предположил Миатас. — Наверняка поэтому.
— Счастье, что у нее не оказалось сторожевого волка, — усмехнулся Миатас.
Охотники отступили, но не думали отступаться. Оставив немого Туаеса с тремя взведенными арбалетами сторожить южные окна, они собрались, чтобы обсудить, что делать дальше. Они были немного растеряны, обескуражены, встретив отпор. Они были готовы к схватке. Но не к такой.
— А что, если в следующий раз это будут звери? — Виртис ощупывал ушибленный лоб. — Или что-то еще более страшное…
Они не знали, не догадывались, что ведьма сейчас во тьме истекает кровью.
— Следующего раза не будет, — жестко сказал Теолот, и все Посмотрели на него.
— Мы отходим? — недоверчиво спросил Виртис. Теолот презрительно глянул на него:
— Нет… Конечно же, нет!
— И что же ты предлагаешь? — спросил Крост.
— Огонь. Мы пустим на них огонь.
Еще бились под потолком несколько ослепших пичуг, кричали, словно стонали.
— Может, она улетела? — предположил Малыш, издалека осторожно заглядывая в окно.
— Она не может летать, — сказал Буйвол, прикрывая дверь.
— И куда же она делась?
— Не знаю.
Ударила под потолок арбалетная стрела, выбила острую щепку, отскочила рикошетом, потерялась среди мертвых птиц на полу.
— Сторожат, — сказал Малыш. — Не уходят.
— Сколько их, не разобрал?
— Четверо, не меньше. Двое стерегли окна, еще как минимум двое ворвались в дом. Это я успел увидеть.
— Нет, их больше. Двое вломились в комнату, но за ними был еще кто-то.
— Насколько больше?
— Не знаю.
— Плохо.
— Что будем делать?
— Искать ведьму.
— Где?
— Не знаю.
— Плохо…
Буйвол с кухни принес длинное полено,, заложил его за дверную скобу, вбил кулаком покрепче, заклинил. Попробовал, надежно ли держится, покачал головой — запор никудышный, дернет кто посильней, полено вывалится.
Малыш следил за всеми окнами сразу. Близко к ним не подходил, чтобы не подставляться под выстрел. Враг тоже не показывался. Лишь несколько раз вылетали из-за деревьев железные стрелы, а откуда именно — не углядишь.
— Она улетела, — уверенно сказал Малыш.
— Ведьмы не летают.
— А эта летает. Жаль, не взяла нас.
Буйвол вдруг нахмурился, встревоженно закрутил головой, раздувая ноздри, принюхиваясь к чему-то.
— Чуешь?
— Что? — привычно хмыкнул Малыш. — Каша подгорела?
— Оставь свои дурацкие шутки! Дым! Теперь и Малыш нахмурился:
— Точно? Проклятье! — он, рискуя, выглянул на улицу. — Ничего не вижу!
— Подпалили со двора! Наверняка!
Железная стрела в палец толщиной ударила в бревна возле окна, едва ли не наполовину ушла в дерево. Но Малыш уже спрятался. Пригнувшись, переметнулся к окошку, что выходило на другую сторону.
— Здесь тоже ничего! — и вдруг краем глаза заметил искры, летящие по ветру. Крикнул, отпрыгивая назад: — Горим!
Из-за двери просочился в комнату легкий дымок, завился сизыми локонами. Буйвол слышал, как потрескивает, занимаясь, сухое дерево. Задняя часть дома, видимо, уже вовсю полыхала. Что там держала ведьма в сарае? Наверняка сено и дрова!
Что-то глухо треснуло, рухнуло с грохотом. Стропила?
— Что теперь? — Малыш подскочил к напарнику.
— Будем ждать, — Буйвол смотрел, как течет из-под двери дым, расползается покрывалом над полом.
— Чего? Пока как следует пропечемся?
— Они стерегут все выходы. Но дым нас скроет.
— Мы задохнемся.
— Не успеем, — Буйвол был невозмутим. Он клинком резал ползущие седые полотнища.
— Ладно, доверюсь тебе… Но учти, если мы сгорим, я найду способ тебе отомстить.
— Напугал… Неси с кухни всю воду.
— Слушай, — Малыш тронулся было выполнять распоряжение напарника, но остановился, повернулся. — А может, попробовать договориться с этими людьми? Мы, кажется, никому ничего плохого не сделали. Наверное, они пришли к ведьме. Но ее уже здесь нет. Мыго им зачем?
— Договориться? Попробуй. А я посмотрю.
— Ладно, — вздохнул Малыш. — Я ведь тоже не люблю договариваться, ты знаешь.
— Знаю, — сказал Буйвол. — Воду неси.
Потолок сочился густым дымом. Доски темнели на глазах, потрескивали, коробились. Сыпалась вниз тлеющая труха.
