И с этими словами братан потянул меч из ножен.
Визг и верещание толстяка ударили по ушам как сирена. Он бросился к ногам Сигмунда, обхватил их, принялся причитать…
— Господа орки, я заплачу вам, я богат, — разобрал наконец я в этих стенаниях и визге знакомые слова.
— Погоди! — вскинулся я. Ну глупо же упускать возможность?
— Чё тебе, Асгейр? Я тебе что сказал делать? Вот и собирай оружие, да грузи на телегу!
— Постой, Сигмунд. Дай я с ним поговорю! Он заплатить обещал.
— Ты совсем обезумел? — набросился на меня брат. — Мы что, кровь тут проливали, чтоб ты в человеческом языке поупражнялся?
Но затем его взгляд зацепился за пропитанные кровью тряпки на моем плече.
— Ладно, — сдулся он, — поговори.
Я подошел к человечку. Был он, как я уже упоминал, пузат, лысоват, но в тунике из довольно тонкого льна и наброшенной сверху одежде, типа кафтана без пуговиц.
— Хочешь жить, говори, — навис я над ним.
Мужичонка заметался взглядом меж грозно выглядящим Сигмундом, притащившим его Бруни, тоже смотрящимся солидно: хоть и невысокий, но крепкий, забрызганный чужой кровью, и мной. Наконец остановил взгляд на мне.
— Господин орк, вы говорите по-нашему? — затараторил он. — Говорите? Понимаете меня?! — в голосе слышались плаксивые нотки.
Признаться, симпатий у меня он не вызывал. Будь это один из защитников, пытавшихся дать время женщинам и детям рассосаться по ближайшим лесам, или женщина, или старик, не сумевший от нас убежать. Это же… существо… Да к тому же толстое. Блин, ну явно не работяга!
— Я с тобой на каком языке разговариваю? — постарался добавить в голос металла.
— Да-да, понимаю. Я просто очень испугался…
— К делу, толстяк. Ты что-то говорил про деньги.
— Да-да, я дам вам денег. Много. Всё что есть, только… Только не убивайте меня, господин орк! У меня есть маленькая дочка, старенькая мама… Кто их будет кормить, если вы меня убьете?!
— Кто-нибудь прокормит, — забывшись, махнул левой рукой я. И тут же скривился от боли, выругался, — Твою мать!!!.. Ты говорил про деньги, — сквозь зубы проговорил я, — не отвлекайся.
— Но вы должны обещать, что отпустите меня!
Боль начала пульсировать.
— А… блин. Да!!!.. Обещаю… — по-прежнему сквозь зубы сказал я. Как больно-то! — Только ты должен меня удивить. Если это будет пара серебряных монеток… Я тебе сам вырву печень, и сожру на твоих глазах, пока еще будешь в сознании!
— Говорит, что даст нам денег. Много. Просил не убивать, — передал я самую суть Сигмунду.
Тот взглянул на Бруни, на меня, мотнул головой.
— Веди! — я ткнул толстяка носком сапога, добавил зачем-то. — Только не вздумай со мной шутить!
Не знаю, по крайней мере, так всегда говорят в фильмах.
Первые шаги толстяк проделал чуть ли не на карачках, но так быстро, что мы еле за ним поспевали, потом поднялся и припустился еще быстрей.
Вошли в большой дом, прошли в кладовку без окон, с капустой на стеллажах и мешками на полу.
— Помогите мне подвинуть мешки, — попросил он заискивающе.
— Сам ворочай, если жить хочешь!
Человек шустро отодвинул пару мешков из угла, кряхтя опустился на колени.
— Здесь надо поддеть чем-то. Господин орк, у вас есть нож?
— Бруни, помоги ему выковырять люк, — попросил я парня, — я его покараулю.
И вытащил из-за пояса топор. Да хрен его знает? Может у него там пистолет запрятан! Ща как повернется и как начнет шмалять… Блин, чего я несу? Какой пистолет? Совсем мозги от боли поплавились!
Бруни, не наклоняясь, ковырнул наконечником копья, дальше человечек схватился за край дощатого люка, откинул. Нырнул рукой в люк…
Я на всякий случай занес топор. Бруни, покосившись на меня, тоже отпрянул и приготовился.
— Вот, господа орки, вот! — толстяк вытащил увесистый сверток, обернулся, в ужасе отпрянул. — Вы обещали мне жизнь!!!
— Обещал, значит будешь, — все еще морщась ответил я.
Бруни перехватил сверток, развернул. В сумраке кладовки тускло сверкнуло желтым. Ух-ты! Крупные толстые золотые монеты. И немало.
Мы с Бруни переглянулись. Не уверен в здешнем курсе золота, но похоже, то, что он сейчас держал в руках было ценнее всего, что мы собирались взять с этой деревушки.
— Ты хоть кто здесь такой будешь?
— Я Ральф, я здешний писарь и казначей. Поставлен сюда его светлостью сэром Гуго, сюзереном этой местности.
Хм… Сомневаюсь, что вот это, деревенская казна. А ты неплохо погрел здесь руки!
— Пойдем, — мотнул я головой, добавил на орочьем, — пошли, Бруни, порадуем форинга.
У Сигмунда, когда узелок перешел к нем, натурально затряслись руки.
— А ты молодец, — выдавил он ошарашено, — хорошая добыча.
— А то, — самодовольно ухмыльнулся я, — вот вам и человеческий язы…
За моей спиной раздался слишком узнаваемый звук, и тут же сдавленный крик. Я крутанулся.
Толстяк-казначей, распахнув глаза и с каким-то осуждением глядя на меня заваливался на бок.
— Гос… вы… обеща…
Стоящий за его спиной Бо́лли, наклонился, вытер об его одежду свой новый меч.
— Сука, Бо́лли! — от возмущения у меня задрожали губы, рука дернулась к топору. — Я обещал ему, что не убью!
— Ты обещал, ты не убил, — нахально осклабился прямо мне в лицо волосатик, — а я не обещал. Рубаха у него хорошая, дорогая. Сними ее, Асгейр, не с пустыми же руками нам отсюда уходить.
Глава 31 Ирене. Поиграем в переговорщика?
Прошло десять дней. Лид «Счастливчика» Сигмунда взял еще три деревни. Я это время «отдыхал» — охранял корабль, пока пацаны ходили «на дело», караулил ночами. Если разобраться, то плохо действующая левая рука не мешала поднять тревогу.
Рука заживала. Оказывается, получил я две раны, первая стрела прошла вскользь чуть выше локтя, оставив шрам. Вторая, на мое счастье, даже легкое не задела — наконечник застрял в мышцах, так что я мог прославлять свои занятия спортом и набор массы. Понятное дело, рана воспалилась, и затрудняла использование левой руки. Хотя на мой, очень далекий от любой медицины взгляд, в условиях тотальной антисанитарии, вообще не понятно, почему я не загнулся от сепсиса.
Разумеется, помогал Бьярни: как я его крыл, когда он, по возвращению на корабль, отрывал присохшие повязки! Потом, когда промывал в морской воде! Замазали мёдом, соорудили косынку…
— Запомни, Асгейр, — как-то бросил мне Фритьеф, — чем больше ты носишься со своей раной, тем дольше она будет заживать.
Оказалось, что зарядить арбалет можно и одной рукой, в конце концов, тетиву я натягивал, разгибаясь в пояснице. Разве что сложно оказалось заправить ее в пазы запорного ролика, но это поначалу. Выстрелить с опорой на что-нибудь я и одной рукой могу. Короче — вполне боевая единица.
Зато появилось время поразмышлять, и в первую очередь — над защитой. Так-то, основные раны пацаны получали в правую руку, но это и понятно: лично я два длинных пореза на предплечье словил в моменты нанесения уколов копьем, от встречных ударов. В корпус прилетало, только если боец бросил или потерял щит.
Голову теперь мне защищал отличный шлем: куполовидный, цельнотянутый, не то, что эти четырехчастные поделки на каркасе. Конечно, безо всяких изысков в виде полумаски, да и не глубокий — обычный котелок похожий на норманнские из моего мира с небольшим наносником, но свою полезность мне он уже доказал, отметившись двумя царапинами. Вот еще бармицу к нему присобачу, вообще круто будет!
И надо бы подумать, чем плечи защитить, раз мне туда и прилетело. Горжет? Кольчужный воротник? Правда слышал я, что кольчуга от стрелы плохо помогает, но если бы тогда на мне что-то подобное было, думаю сейчас не пришлось бы учиться обходиться одной рукой.
А пока я пытался так и эдак придумать подвес щита, чтоб не закидывать его за спину или не опускать на землю, когда стреляю из арбалета. Как правило, это решалось выделением отдельного бойца, для прикрытия стрелка, но как показала практика, иногда про такое забывают. Как следствие… Я опять покосился на повязку. Ну, хоть не кровит сегодня.
