class="p1">– Я здесь не для того, чтобы заключать с тобой сделки, Уоллес. Я думал, ты уже преодолел стадию торга. Ты же достиг пресловутого принятия, или, по крайней мере, достигал его. И не отрекайся от этого.
– Я думаю не о себе, – выпалил Уоллес. – А о нем.
– А. Неужели? И как прикажешь мне поступить? Излечить его? Он знал, на что шел, когда делал свой выбор. – Он встал и вытер руки о джинсы. – Я рад, что у нас состоялся этот разговор. Хорошо было повидаться с тобой, и поверь мне, я нечасто говорю такое. – Он состроил гримасу: – Люди неопрятны. И я стараюсь, по возможности, держать дистанцию. Гораздо проще, когда они быстро соглашаются со мной, как это сделал ты.
– Я ни на что не соглашался! – крикнул Уоллес.
Мальчик скривил губы:
– А. Ну, я уверен, ты передумаешь. Одна неделя, Уоллес. Что ты будешь делать в оставшееся тебе время? Мне не терпится выяснить это. Можешь рассказать все им или не рассказывать. Это ничуть меня не заботит. И не волнуйся по поводу санинспектора. Он не запомнит, что произошло. – Мальчик весело отсалютовал Уоллесу: – До скорого.
И с этими словами он исчез.
У Уоллеса подгибались колени, и он вцепился в перила, чтобы не упасть, и тут услышал, как кто-то кричит этажом ниже. Хьюго отчаянно выкрикивал его имя. Он закрыл глаза.
– Я здесь, – прошептал он. – Я все еще здесь.
Хьюго спросил:
– Алан. Уоллес, где Алан?
Уоллес посмотрел на дверь в потолке:
– Он совершил переход.
Хьюго изумился:
– Что? Сам? Как?
Уоллес покачал головой:
– Не знаю. Но он ушел. Отыскал свой путь и ушел.
Хьюго уставился на него:
– Я не… с тобой все в порядке?
Уоллес улыбнулся, хотя на душе у него было тяжело:
– Конечно.
* * *
Харви сказал:
– Полагаю, я потерял сознание на какое-то время. Прошу прощения. Мне нужно домой. У меня ужасная головная боль. – Он, бледный, направился к двери и тихо закрыл ее за собой.
– Какого черта? – пробормотала Мэй. – Что произошло?
– Не знаю. – Уоллес потер ладонью лоб. – У меня такое чувство, будто я только что проснулся. Странно, да?
Хьюго не сказал ни слова. Он не отрывал взгляда от Уоллеса.
* * *
Семь дней.
Что ты будешь делать в оставшееся тебе время?
Уоллес думал над этим на рассвете в первый день.
Он не знал.
Он никогда еще не чувствовал себя таким потерянным.
Горе, как было известно Уоллесу, обладает способностью поглощать, съедать горюющих, так что внутри них остаются одни кости, хотя оболочка остается неизменной, только щеки впадают, а под глазами появляются темные круги. Опустошенные и с ободранной кожей, они все еще кажутся людьми. Они проходят несколько стадий, некоторые из которых длиннее, а другие короче, но все эти стадии неотвратимы.
Вот что пережил Уоллес Прайс:
В первый из оставшихся ему дней он пребывал в состоянии отрицания.
Лавка открылась, как всегда, рано. В витрину были помещены булочки и маффины, запах от них исходил теплый и сильный. Чай заваривался и настаивался, разливался в чашки и медленно выпивался. Люди смеялись. Люди улыбались. Обнимались, словно не виделись долгие годы, хлопали друг друга по спине и сжимали друг другу плечи.
Он смотрел на них через окошки в кухне, и его угнетала мысль о том, что они, в отличие от него, могут уйти отсюда, когда захотят. Горечь, испытываемая им, удивляла его, копошилась где-то на задворках сознания. И он сдерживал ее, не позволяя вырваться на поверхность, как бы сильно он ни хотел этого.
– Это все не по-настоящему, – бормотал он себе под нос. – Все это нереально.
– Что именно?
Он оглянулся. Мэй стояла рядом с раковиной с обеспокоенным выражением лица. Он покачал головой:
– Ничего.
Она ему не поверила.
– Что не так?
Он дико расхохотался:
– Все так. Я мертв. Что тут может быть не так?
Она, помедлив, спросила:
– Что-то случилось? С Аланом или с…
– Я же сказал тебе. Он прошел через дверь. Не знаю как. Не знаю почему. Не представляю даже, как он оказался там. Но он ушел.
– Да, ты говорил. Просто я… Ты же знаешь: ты можешь рассказать нам абсолютно все. Все, что тебе нужно рассказать.
Он направился к задней двери, оставив Мэй в кухне.
Он шел среди чайных кустов, проводя пальцами по листьям.
* * *
В первый вечер он испытывал гнев.
О, как же он гневался.
Он накричал на Нельсона. На Аполлона. Они не понимали, что происходит. Нельсон поднял руки, словно сдавался, а Аполлон поджал хвост.
– Какой черт в тебя вселился? – недоумевал Нельсон.
– Не твое дело, – рявкнул Уоллес. – Оставь меня в покое хоть на секунду.
Нельсон обиделся, что было понятно по его застывшим плечам, и оттащил Аполлона от Уоллеса.
– Тебе надо к доктору.
Уоллес моргнул:
– Что? Почему?
– Чтобы сбросить давление пара в башке.
Не успел он ответить, как перед ним встал Хьюго, его брови хмурились.
– Давай на улицу.
Уоллес воззрился на него:
– Я не хочу.
– Сейчас же. – Хьюго развернулся и пошел по коридору, не оглядываясь, дабы выяснить, следует ли за ним Уоллес.
Он хотел остаться там, где был.
Но в конце концов послушался Хьюго.
Хьюго стоял на веранде с обращенным к небу лицом.
– Чего тебе надо? – рявкнул Уоллес, оставаясь у двери.
– Кричи, – ответил Хьюго. – Я хочу, чтобы ты кричал.
Это озадачило Уоллеса.
– Что?
Хьюго не смотрел на него.
– Вопи. Кричи. Гневайся. Громко, изо всех сил. Выплесни все. Это поможет. Поверь мне. Чем дольше это будет оставаться в тебе, тем сильнее ты отравишься. Лучше всего выпустить это, пока еще можешь.
– Я не собираюсь кричать…
Хьюго сделал глубокий вдох и закричал. Его крик прокатился по окружавшему их лесу. Казалось, кричат все деревья. Под конец его голос будто обломился, крик стих, и он стоял, тяжело дыша. Тыльной стороной ладони он вытер слюну с губ.
– Твоя очередь.
– Это было глупо.
– Ты веришь мне?
Уоллес весь обмяк.
– Сам знаешь, что верю.
– Тогда сделай, как я прошу. Не понимаю, почему ты снова в таком состоянии, но мне это не нравится.
– И ты считаешь, что от воплей в никуда мне станет легче?
Хьюго пожал плечами:
– А кому от этого может быть плохо?
Уоллес вздохнул и оперся о перила рядом с Хьюго. Смотрел на звезды и чувствовал на себе его взгляд. Он никогда еще не казался себе таким маленьким. И это ранило больше, чем он готов был
