помогать друг другу до самого конца. Наша сила станет твоей силой. Нам не придется тащить тебя на себе, потому что ты в этом не нуждаешься. Но мы будем на твоей стороне. – А затем он сказал: – Можно спросить тебя кое о чем?
Уоллес кивнул, Нельсон опустил руки.
– Если бы все было иначе, но ты все же оказался бы… здесь. Не знаю, по какой причине. Скажем, ехал бы куда-нибудь один и оказался бы в нашем городке. Ты каким-то образом отыскал бы путь в нашу лавку, и Хьюго был бы тем, кто он есть, а ты был бы тем, кем был. Что бы ты тогда сделал?
Уоллес рассмеялся сквозь слезы:
– Я бы, наверное, поставил бы тут все с ног на голову.
– Само собой. Но в этом есть своя красота, ты так не считаешь? Жизнь беспорядочна, и ужасна, и удивительна, и все это одновременно. Что бы ты сделал, если бы Хьюго был рядом, а тебя ничто не останавливало бы? Жизнь, или смерть, или что-то еще. Что бы ты сделал?
Уоллес закрыл глаза.
– Все.
* * *
Депрессия настигла его на второе утро и оказалась непродолжительной. Уоллес позволил себе недолго печалиться, вспомнив слова Хьюго о том, что горевать могут не только живые. Он стоял на веранде и смотрел на восход солнца. Ему было слышно, как Хьюго и Мэй ходят по кухне. Хьюго хотел закрыть лавку на день, но Уоллес попросил его: «Пусть все идет своим чередом». Мэй поддержала его, и Хьюго в конце концов сдался, хотя и неохотно.
Солнце проглянуло сквозь деревья и растопило тонкий слой инея, покрывшего землю. Когда светлое пятно доползло до Уоллеса, он схватился за перила. Солнце коснулось сначала его ладоней, затем рук и наконец лица. Оно согрело его. Оно его успокоило. Он надеялся, что там, где он окажется, тоже будут солнце, и луна, и звезды. Бо`льшую часть своей жизни он провел с опущенной головой. И казалось справедливым, что вечность позволит ему обратить лицо к небу.
Его печаль уменьшилась, хотя и не сошла на нет. Она все еще бурлила у него внутри, но он все же вынырнул из нее. Он понимал, что это всего лишь другая разновидность горя, но тем не менее это была его собственная печаль.
Он принял ее.
Что ты будешь делать в оставшееся тебе время?
И тут он понял что.
* * *
– Черт, ты что, совершенно выжил из ума? – рявкнула на него Мэй. Она стояла в кухне и смотрела на Уоллеса так, будто он самый большой идиот из всех, кто когда-либо попадался ей на ее жизненном пути. Хьюго стоял за кассой в лавке.
Он пожал плечами:
– Ты так считаешь? Но мне кажется, это будет правильно.
Мэй вскинула руки:
– В Дездемоне Трипплторн нет ничего правильного. Она ужасная особа, и когда она наконец окочурится, я…
– Поможешь ей, как помогаешь всем, если ее припишут к тебе?
Мэй сникла:
– Конечно, помогу. Но, черт побери, я сделаю это безо всякого удовольствия. И ты не можешь заставить меня чувствовать себя иначе.
– Я о таком и не мечтаю. Я знаю, что она тебе неприятна. И у тебя есть на это веские основания. Но ты говорила, Нэнси почему-то доверяет ей. И она может не прислушаться к тебе или Хьюго, а с Дездемоной такой шанс есть. И если задуманное мной сработает, Нэнси не останется здесь надолго. – Он покачал головой: – Но я ничего не стану предпринимать без твоего одобрения.
– Почему?
Мэй и в самом деле добивалась того, чтобы он сказал это?
– Потому что ты важна для меня.
Она слегка опешила, на ее лице медленно расцвела улыбка:
– Правда?
Он застонал.
– Заткнись.
Она отвела взгляд, но он видел, что ей приятно.
– Хьюго это вряд ли понравится.
– Знаю. Но главное – помочь стольким людям, скольким можешь помочь, верно? А Нэнси нужна помощь. Ее положение кажется безнадежным, и это убивает ее. Может, мой план не сработает и лучше ей не станет. Но что, если все получится? Разве мы не обязаны попытаться?
Мэй вытерла глаза:
– Кажется, засранцем ты мне нравился больше.
Он рассмеялся:
– Ты мне тоже нравишься, Мэй.
Она приникла к нему, он обнял ее и прижал к груди.
* * *
– Нет, – сказал Хьюго.
– Но…
– Нет.
– Я же говорила, – пробормотала Мэй, проходя в дверь. – Я постою за кассой.
– Это нужно ей, Хьюго, – сказал Уоллес, когда дверь за ней затворилась. – Нужно, чтобы она поняла: не все потеряно, даже если кажется, что это так.
– Она хрупкая, – ответил Хьюго. – Уязвимая. Если что-то пойдет не так, то даже думать боюсь, что с ней будет.
– Мы обязаны попытаться. – Уоллес предостерегающе поднял руку, не давая Хьюго ответить. – Не только ты, Хьюго. А все мы. В том, что случилось с ней и Ли, нет твоей вины. Знаю, ты считаешь иначе, думаешь, ты мог сделать для нее больше, но то, что натворил прежний Жнец, лежит на его совести, а не на твоей. И все же тебе тяжело. Горе. Ты знаешь о нем лучше других. Оно сокрушит тебя, если ты ему позволишь. И на Нэнси оно действует точно так же. На ее месте я надеялся бы, что кто-нибудь сделает такое для меня. Или ты считаешь иначе?
– Она может даже не согласиться, – пробормотал Хьюго, избегая смотреть на Уоллеса. Он хмурился, сдвинув брови и ссутулив плечи. – В первый раз ничего не получилось.
– Знаю, – ответил Уоллес. – Но теперь будет по-другому. Ты знал Ли, пусть и совсем немного. Ты разговаривал с ней. Заботился о ней.
Уоллес думал, Хьюго будет стоять на своем. Но он сказал:
– Что мы должны сделать?
* * *
На третий вечер Хьюго поместил в окне табличку ЗАКРЫТО НА СПЕЦОБСЛУЖИВАНИЕ.
– Ты по-прежнему уверен, что это хорошая идея? – прошептал Нельсон, глядя, как его внук готовится к приему гостей.
– Насколько это только возможно, – прошептал в ответ Уоллес.
– Такое деликатное дело требует деликатного исполнителя.
– Ты думаешь, у нас не получится?
– Я не об этом. Ты прямолинеен и резок, но ты научился быть милосердным, Уоллес. Добрым и милосердным.
– Благодаря тебе, – ответил Уоллес. – Тебе, Мэй и Хьюго.
Нельсон улыбнулся:
– Ты так считаешь?
Он так считал.
– Я хочу…
Но чего там хотел Уоллес, так и осталось невысказанным, потому что окна заполнил свет фар.
– Они здесь, – сказала Мэй вернувшемуся в кухню Уоллесу. – Ты все это серьезно?
– Я серьезен, как сердечный приступ, – отозвался Уоллес. И Нельсон, стоя рядом с ним, тихонько хохотнул.
Уоллес услышал, как хлопнули дверцы машины и
