Фолькет пришел в себя спустя трое суток; к счастью — и своему, и господина Брика — он был на редкость живуч. Кожа толстым чулком сползала с обожженного лица и шеи, нарывала гортань, уцелевший правый глаз был похож на кровяной пузырь, на правой руке, которой маг держал щипцы, длинные ногти расплавились, залив костяными колпачками верхние фаланги пальцев, а от кожи осталось одно воспоминание. Шарахаться от него перестали только через пару месяцев. Впрочем, на ноги он встал уже через четыре недели и только личный запрет господина Брика не позволил ему продолжить работу. Когда Фолькет перестал кашлять кровью и гноем, а правая рука его перестала быть похожа на культю прокаженного, старый крыс вызвал его к себе.
— Ну-ну… смотреть можно, хотя и малоприятно. Покажи руки. Так… неплохо. А теперь расскажи, чего такого особенного ты наварил в тот раз.
Фолькет рассказал, подробно описав принцип приготовления и состав эликсира.
— Экий ты, братец… — и Брик не без уважения глянул на цверга — сам, значит, лазил… Молодец.
— А что толку? — уныло вопросил тот — камню хоть бы хны…
— А вот и нет. Забыл, сколько раз ты его купал, в проверенных, стародавних составах — и вот тут-то толку и не было. Я так понимаю, в этот эликсир ты сам вложился — а? Этим и разозлил. Продолжай в том же духе. Постарайся вызвать силы алмаза вовне, пусть разъярится, раскроется — тут-то мы его и хапнем. Только придумай себе какой-нибудь шлем, что ли…
Через неделю после этого разговора в фолькетову пещеру привели молоденькую шаммахитку, пухленькую и некрасивую. Через сутки ее истерзанное тело помощники цверга вышвырнули в море, а сам маг, хорошенько отоспавшись, потребовал следующую порцию рабочего материала. В чем — в чем, а в этом отказа ему не было.
Цвергу пришлось выковать для алмаза темной крови небольшую темницу, поскольку после случая с эликсиром он не рисковал больше носить его на шее. Из стальных прутьев, закаленных в наговоренной воде, он сплел шар, в центре которого, продетое сквозь поперечный прут, висело кольцо. И с каждым разом, стоило Фолькету только приблизиться к жертве, камень начинал злиться все больше и больше, и маг, одновременно и торжествуя и отчаянно труся, всем собою чувствовал его ненависть.
— Эй, вы… — и Фолькет, отплевывась и хрипя, махнул рукой помощникам. — Чего уставились? А ну, тащите свежего!
Прошло полгода с тех пор, как он обосновался на Муспельских островах. Подарочек сильно изменился за это время: внешне — так почти неузнаваемо, но и внутренне — тоже немало. Исчезла его всегдашняя угодливость, взгляд потерял искательность, даже голос утратил мягкие ноты. Место застенчивого, предупредительного сиротки занял одержимый изыскатель, чернокнижник-недоучка превратился в настоящего мага, сильного не столько книжным знанием, сколько немалым личным опытом и безмерной злобой. Говорил он теперь резко, все больше короткими, отрывистыми фразами, двигался быстро, его гибкие пальцы ювелира приобрели еще большую ловкость и силу и порой казалось, что кисти его рук — это самостоятельные живые существа, шевелящиеся, вздрагивающие… пара зачарованных пауков. Его даже стали побаиваться… но только не господин Брик и не помощники. Вот и сейчас они не спешили исполнить его приказание.
— Будет вам, мэтр… — успокаивая, протянул один. — Сами знаете, господин Брик не дозволяет вам так утруждаться. Вы уже третью ночь не спите, не ели ничего, кроме… хм-м-м… Ну куда это годится? Нас господин Брик по головке не погладит, если вы тут от усердия раньше времени загнетесь. Все, хватит, идете-ка отдыхать. А мы все сами приберем.
Обычно Фолькет реагировал на такие речи вполне мирно, умывался в ручье, шел на свою половину и валился спать. Но на этот раз он не послушался.
— Вы что, не поняли?! Бегом за мясом, голохвостые! А не то я вас самих выпотрошу… — тут Фолькет пошатнулся и без сил опустился на серые каменные ступени.
— И кого же вы собрались потрошить? И чем же они вам не потрафили? — к пещере Фолькета неспешно подходил сам господин Брик. Подойдя поближе, он с кряхтением уселся рядом с магом, кивком головы отослав помощников, и вытащил из-за пояса флягу.
— Вот, возьми-ка, глотни… злоупотреблять этим не стоит, но иногда можно.
Фолькет, все еще давясь, глотнул терпкой, едко-кислой жидкости, закашлялся, сплюнул комок вязкой, бурой слюны и на мгновение зажмурился. В голове у него взрывались шутихи и выли бесноватые флейты; однако уже через минуту ему действительно полегчало, исчезла дрожь в коленях, прояснилось зрение.
— А теперь говори. Я запретил тебе работать более суток без отдыха. Тебя что, на цепь посадить?
— Господин Брик. Сейчас нельзя. Останавливаться. — все еще с трудом переводя дыхание, выговорил Фолькет. — Камень вот-вот раскроется… я это чувствую. Мера его терпения переполнена. Он вот-вот лопнет. Как переспелый арбуз. Надо дожать… прямо сейчас.
Фолькет замолчал.
— Что тебе нужно? — только и спросил Брик.
— Нужна боль. Очень сильная, сильнее обычной… не просто телесная.
— А если ты прав, и камень раскроется, что будешь делать? — поинтересовался Брик.
— Все давно готово. Яд… скорее, дурман. Достанет и капли… и сопротивляться он больше не сможет.
— Понятно. Послушай, сынок, а ты не думал, что этот камень вообще невозможно подчинить? может, ты и вовсе зря силы тратишь?
Фолькет смотрел на старика и единственный его глаз наливался кровью.
— Как это нельзя?!..
— Да вот так. Нельзя, и все.
— Да?! Та белобрысая сучка — до сих пор жалею, что не попробовал ее! — вертела им, как хотела! Дура не знала об этом, ну и что? Камень слышал ее… услышит и меня.
— Ну, раз ты так уверен… — и Брик кивнул помощникам, стоявшим поодаль, — Эй, вы, топайте за свежаком. Возьмите ту, вчерашнюю, которая с брюхом.
За эти трое суток Фолькет совершенно потерял ощущение времени, бриково же питье не только прибавило сил, но и придало телу необыкновенную легкость; цвергу казалось, что он не ходит, а летает. Быстро приготовив все нужное, он остановился напротив алтаря, на котором стоял стальной плетеный шар. Камень, зависший в нем, уже не был похож на серый придорожный гравий, скорее он напоминал желудь цвета сукровицы, покрытый сетью трещин, готовый лопнуть от малейшего прикосновения.
Он был абсолютно уверен в успехе. Поэтому даже не спешил. Спокойно дождался ухода помощников, так же спокойно привел жертву в чувство, привычно бросил пару заклятий, которые отсылали всю ее боль камню и, поразмыслив пару секунд, взялся за нож. И не успел даже глазом моргнуть.
В пещере неожиданно резко запахло послегрозовой свежестью, что-то едва слышно прошелестело в воздухе… Фолькет поднял голову и увидел, что жертва бессильно повисла на цепях. Все еще не веря случившемуся, он метнулся к ней, рывком, за волосы поднял голову… она была мертва, и смерть взяла ее легко и тихо. Ошалев от неожиданности, цверг, забыв о привычных опасениях, схватил стальной шар, поднес его к лицу — в кольце, продетом сквозь поперечный прут, сидел все тот же серый, тусклый камешек, столь же послушный ему, как звезды небесные.
