Он был абсолютно уверен в успехе. Поэтому даже не спешил. Спокойно дождался ухода помощников, так же спокойно привел жертву в чувство, привычно бросил пару заклятий, которые отсылали всю ее боль камню и, поразмыслив пару секунд, взялся за нож. И не успел даже глазом моргнуть.
В пещере неожиданно резко запахло послегрозовой свежестью, что-то едва слышно прошелестело в воздухе… Фолькет поднял голову и увидел, что жертва бессильно повисла на цепях. Все еще не веря случившемуся, он метнулся к ней, рывком, за волосы поднял голову… она была мертва, и смерть взяла ее легко и тихо. Ошалев от неожиданности, цверг, забыв о привычных опасениях, схватил стальной шар, поднес его к лицу — в кольце, продетом сквозь поперечный прут, сидел все тот же серый, тусклый камешек, столь же послушный ему, как звезды небесные.
Что произошло потом, никто толком не понял. Задремавшие на солнце помощники были разбужены жутким воем, однако они привыкли к подобным звукам и в пещеру не поспешили. А стоило. Ибо получилось так, что Фолькет дожал-таки себя самого. Отшвырнув шар в угол пещеры, он несколько минут стоял, застыв как статуя, а потом, испустив тот самый вой, принялся крушить все, что попадалось ему под руку. Он топтал свои инструменты, на книги, лежавшие на алтаре, прямо из воздуха лился поток нечистот, шкаф трясся как в лихорадке, звеня разбиваемым стеклом; но Фолькету было мало. Эта последняя неудача не просто вывела — вышвырнула его из себя. Он то начинал принимать звероформу, то возвращался в тело цверга, он шипел, лязгал зубами, изрыгал проклятия; его мерзкое маленькое могущество металось в тесноте пещеры. И когда это стало совсем невыносимым…
Над островом повеяло вдруг нестерпимой жарой, такой, от которой прямо на глазах стали желтеть травы и увядать цветы. Ветер лизнул долину раз, другой… и его раскаленный язык заполз в фолькетову пещеру. Он вытащил оттуда визжащий, плюющийся яростью комок, провез его по земле, приподнял на высоту велигорова роста и шмякнул о камни.
Спустя полчаса оба помощника, воняющие паленым волосом, клялись господину Брику, что они к сему делу непричастны, что магик сам виноват, зарвался… сиротинка хренова. Старик спокойненько выслушал их, ухмыльнулся…
— Будет вам, олухи. Сразу видно, ничего, кроме этой лужи — и он кивнул в сторону моря — вы и не видели. Это ж ветер Арр-Мурра. Ему я, пожалуй, уступлю…Жаль. Не удалось нам этот камешек приспособить. Кольцо-то хоть нашли? То-то.
И он посмотрел на сидящего рядом — в белоснежной рубахе с кружевными манжетами, в дорогих, хотя и запачканных замшевых сапогах, — и сказал:
— Готовь корабль. Отправляемся завтра. — И добавил, кивнув фолькетовым помощникам — Как хотите, но приведите его в чувство. Пусть с нами едет, а то удавится тут с досады, неровен час.
Так вот и получилось, что бедняга Фолькет, поклявшийся никогда более не ступать на корабельную палубу, вновь оказался в море, на борту «Исполнителя желаний», одного из кораблей господина Брика. Почти вся команда корабля состояла из крыс, исключая кока, боцмана и нескольких матросов; шли они налегке, погода благоприятствовала, а встречные корабли спешили удалиться на почтительное расстояние.
Эригон встретил их вполне радушно; город уже успел оправиться после тихого ветра, все положенные случаю слезы были выплаканы, поминальные речи сказаны, а наследства поделены; пошатнувшуюся было торговлю заботливо поставили на ноги. Все шло своим чередом: в порту гремели якорные цепи, в лавках обсчитывали и приворовывали, у опустевших за время болезни домов уже появились новые хозяева, спешившие навести новый лоск на прежнюю роскошь… и господин ратман был, как всегда, занят делами города. Но для достойнейшего господина Брика нашлось время даже у такого занятого человека, как Сириан Мираваль.
Он принял их в кабинете. Поздоровался учтиво, осведомившись и о здоровье, и о торговле и лишь затем вежливо поинтересовался о причинах, приведших столь почтенного старца вкупе с его спутниками в его, ратмана, дом. Брик, покряхтев с минуту, заговорил.
— Господин Мираваль, не первый раз случается мне обратиться к вам за советом и остается лишь надеяться, что и сейчас вы снизойдете до моего ничтожества. Сами знаете, как я не люблю встревать в дела великих мира сего… домик с садиком, сытная похлебка да мягкий хлеб по зубам — вот и все, что надо старику.
Сириан слушал, прикрыв глаза, гася ресницами насмешливые искры: этот старичок держал в своих морщинистых лапах всю работорговлю, а его кораблей хватило бы на вполне приличный флот. Брик снова закряхтел, сидящий рядом одноглазый цверг поспешил подать ему бокал вина. Наливая его, он неприятно постукивал пальцами, и Сириан, вглядевшись, увидел, что на них надеты какие-то костяные колпачки. Цверг перехватил его взгляд и, поклонившись, пояснил:
— Последствия ожога, господин ратман. Я служу господину Брику скромными познаниями алхимика и, увы, не всегда успешно.
Брик наконец перестал кашлять и продолжил.
— Так вот, государь мой Мираваль, попал ко мне недавно некий камень. На вид ничего особенного, так, серенький осколочек в перстеньке; однако знающие люди приняли его за алмаз темной крови — правда, спящий. Говорили мне о неслыханной силе, о каких-то магических свойствах этого камешка… но мне это все ни к чему. Только магических штучек еще не хватало… и без них беспокойства хоть отбавляй. От пиратов житья совсем не стало, хоть совсем торговлишку прикрывай. Да… так о чем это я?.. Ах да. Может статься, вы, государь мой Мираваль, примете на себя заботу об этом алмазе, переймете бремя у старика? — и Брик блеснул глазами навстречу взгляду Сириана.
— Позвольте посмотреть на него, — попросил ратман.
Повинуясь кивку старика, цверг вынул из-за пазухи небольшую шкатулку и передал ее ратману. Тот поднял неожиданно тяжелую крышку и увидел кольцо светлого металла с небольшим камнем, более всего похожим на серый гравий, коим усыпают дороги. Если бы Сириану не приходилось уже несколько раз вести дела господина Брика, а пару раз — вести дела в м е с т е с ним, он решил бы, что старик выжил из ума… или жестоко издевается над ним, нарываясь на ссору. Повертев кольцо в руках, Сириан обратился к собеседнику:
— Я знаю, насколько щепетилен в делах господин Брик, и только поэтому позволю себе высказать некоторое сомнение в ценности этого…
Подчиняясь такому же короткому кивку, в разговор вступил цверг.
— Милостивый государь ратман, было бы странно и нелепо, если бы вы сих сомнений не высказали. Выглядит сей артефакт, прямо говоря, невзрачно. Такие кольца в базарный день телегами продают. Однако я могу похвастаться, что видел его в иные дни, когда он являл свой блеск миру и сила, заключенная в нем, дышала и бодрствовала. И буде вы пожелаете, то сможете своими глазами увидеть то же. Для этого нужно лишь приблизить кольцо к его прежней, нерадивой и недостойной хозяйке. Камень привык к ней и непременно отзовется.
