Девица вернулась через двадцать минут, благоухающая ядреным и отвратительным запахом. Хортов в это время лежал на кровати полураздетым.
— Почему от тебя так мерзко пахнет? — спросил он.
— Ты просил натереться луком…
— Нужно учить язык! Если обслуживаешь русских клиентов!
Он оделся и прежде чем уйти, затолкал обескураженную девицу под душ и пообещал прийти еще.
Внизу у бандерши выпил рюмку коньяку, послал воздушный поцелуй.
— Все о’кей!
Шнайдер прогуливался возле машины, с готовностью подхватил под локоток, распахнул дверцу.
— Где тут еще есть злачные места? Мне нужны девочки!
— Я выяснил! Недалеко ночной клуб. Видно, уже подсуетился, чтоб встретили…
— В ночной не поедем, — пьяно закуражился Хортов. — Гони прямо! Я узнал, тут все бардаки на одной улице!
В следующем заведении, расположенном в подвальном этаже, Хортов полистал альбом, выбрал мулатку, заказал бутылку коньяку и отправился точно в такой же номер. Смуглая девица не говорила ни по-русски, ни по-немецки, (возможно, и прикидывалась), отчего-то пугалась всякого резкого движения, изъяснялись только знаками. Но зато здесь на полу оказалось ковровое покрытие, пришпиленное к стенам пластмассовыми плинтусами. Андрей показал мулатке душ, прикрыл за ней дверь и, забравшись рукой за спинку кровати, куда не доставал пылесос, на ощупь оттянул крепление и засунул под покрытие паспорт. После чего скинул рубашку, глотнул коньяка и стал изображать пьяного — подсматривал в душ, грозил пальцем и громко смеялся. Мулатка сообразила, что клиент вот-вот упадет, и выходить не спешила, а Хортов лег поперек рабочего ложа и прикинулся спящим. Вода в душе шуметь перестала, и почти сразу появилась темнокожая немая, растолкала его и показала на часики.
— Больше к тебе не приду, — шатаясь, проговорил он. — Ты какая-то скользкая и ленивая.
Она смотрела огромными не понимающими глазами и все трясла часы за браслет.
Шнайдер на сей раз чем-то был недоволен, скорее всего, позвонил своей госпоже и получил взбучку, за потакание низменным чувствам Хортова.
— Вы заметно подобрели, — проговорил он с надеждой. — Мы едем домой?
— Нет, едем прямо! — он отхлебнул коньяка. — Остановка через двести метров. Мне нужно еще чуть-чуть, — показал пальцами. — Вот столько!
Дворецкий отлично понимал по-русски! Подвез к кабаре и умоляюще вскинул руки.
— О мой русский господин! Фрау Барбара очень волнуется!
— Вы что, сообщили ей, чем я занимаюсь?
— Нет, что вы! Я знаю, она будет волноваться!..
— Волнения развивают чувства, — на русском сказал он. — Это ей полезно. Молчите, Готфрид! Она ничего не должна знать.
— Можете доверять мне всецело, — абсолютно правильно сказал Шнайдер, выказав лишь легкий, похожий на прибалтийский акцент.
Под этим впечатлением Хортов ввалился в очередное заведение, но проститутку выбирать не стал, пошел в уютный и пустой зальчик, где бесконечно крутили порнографию. И уже автоматически, нацеленным взглядом осмотрел стены и пол, где бы можно было устроить тайник. Правда, побыть одному удалось всего минут пять, скоро появилась смутная в полумраке, призрачная девица и присела на ручку кресла. Он даже не повернул головы, чтобы посмотреть в лицо. Она же сидела без движения, словно мраморная статуя, и таковой осталась, когда Хортов встал и ушел из зала.
Шофер даже обрадовался, что он очень скоро вернулся.
— Надеюсь, теперь мы едем домой?
— Едем, — устало обронил он.
— Я не знал, что господин Хортов — такой настоящий русский купец! — восхитился Шнайдер, трогая машину. — Загульный, как купец!
— Скажите-ка мне, Готфрид… Если вы занимались историей Второй мировой войны, обороны Берлина и были в штурмовых отрядах… Что вы знаете о Веймарской республике?
— О господин Хортов! Вы преувеличиваете. Но я знаю гораздо больше, чем всякий бюргер. — Шнайдер неожиданно просиял. — Я вспомнил! Да!.. Если вы интересуетесь историей Германии, вам непременно следует встретиться с доктором Крафтом. Да, с доктором Куртом Крафтом! Он живет в Зальцгиттере — мой земляк.
— Спасибо, Готфрид, — Андрей пожал его крепкую и вовсе не стариковскую руку. — Надеюсь, у него исчерпывающие знания и он мне поможет!
Шнайдер заговорил с благоговением.
— После войны он преподавал в школе! Он настоящий ученый… А хотите, напишу ему рекомендательное письмо? Курт весьма осторожно относится к незнакомым людям.
— Вы сделаете мне неоценимую услугу!
Когда они вернулись домой, несмотря на поздний час, дворецкий уединился в своей сторожке и скоро в самом деле принес письмо в незапечатанном конверте.
Хортов достал записку и прочитал:
«Дорогой Курт! К вам обратится мой хозяин, господин Андрей Хортов. Он русский журналист и интересуется историей Веймарской республики. Найдите возможность поговорить, у меня сложилось впечатление о нем, как о порядочном и честном человеке. А мы с Элизабет шлем привет и мечтаем этой осенью съездить в Зальцгиттер.
Готфрид-Иоганн Шнайдер».
Все бы ничего, но из текста выламывалась одна фраза, точнее, часть ее — о впечатлении. Когда оно у Шнайдера сложилось? При знакомстве сделал выволочку по поводу униформы, потом шлялся по борделям… Или он таким образом выслуживается перед хозяином, завоевывает доверие, зная, что тот прочтет письмо?
В ожидании законной жены он обошел весь дом, заглянул в каждую дверь и еще раз вспомнил Кужелева: жить в таких хоромах наверное было приятно…
Барбара вернулась в одиннадцатом часу, поплескалась в ванне и отыскала Хортова в генеральском кабинете, чтобы пожелать спокойной ночи. Наряд был соответствующий…
— Мы так до конца не обсудили вопрос наших отношений, — с тупой настойчивостью сказал он. — Хотел бы еще сегодня услышать твое окончательное решение.
— Как говорят в России — утро вечера мудренее, — заметила Барбара. — Я очень устала и хочу спать.
Хортов окатился из душа и лег с намерением немедленно уснуть, и уж было задремал, однако сознание, отметившее легкую волну чувств в аэропорту, сейчас вдруг обострило их; в голову полезли воспоминания о счастливых, ярких ночах, когда Барбара проникала к нему в офицерское общежитие или он по-воровски, через окно, забирался в молодежный центр, где было назначено свидание.
Андрей понимал, что она не придет, и все равно ждал, прислушивался к звукам в коридоре, но в старом генеральском доме стояла полная тишина и лишь с яблонь за окном, несмотря на старания Шнайдера, с глухим стуком падали яблоки. Он пролежал минут сорок, затем встал и босым пошел в спальню жены. Дверь оказалась не запертой, Хортов осторожно отворил ее и Барбары не обнаружил — даже постель не расстилалась.
