Рука Леона прижималась к поясу. С натугой Леон поднимал меч, причём делал это несколько странно: меч был расположен острием вниз, чуть кося назад, а намертво сжатые пальцы тяжело и неуклюже меняли своё расположение на рукояти. Уходя за Романом, док Никита помнил, что Леон держал оружие как обычно. Если не считать излишнего напряжения. Сейчас же ладонь Леона чуть ли не щепотью притиснула меч к бедру. Пальцы продолжали натужно шевелиться.
— Кажется, Роман взял на себя половину ловушки, — хрипло сказал Брис. — Я думал, он не сможет рассчитать… Пойду, ещё раз посмотрю. Может, найду, на что его поймали.
— Подожди, — окликнул его Володька, и оба ушли.
Кошка, сидевшая у ног Леона, наклонилась вперёд, будто что‑то увидела, длинно шагнула раза два и снова села.
— Он хочет шагнуть, — негромко сказал док Никита.
С сухим шарканьем Леон протащил левую ногу и поставил её рядом с Туськой. Кошка даже не оглянулась. Лёгкий скрежещущий звук — вторая нога остановилась рядом с первой.
Рукоять меча уже на уровне груди Леона. Его ладонь уже полностью сжимала её. Острие смотрело вперёд и дрожало от напряжения.
— Он держит меч как нож, — сообразил Рашид, промакивая рукавом взмокший от пота лоб.
Незаметно для себя он находился в том же напряжении, что и Леон. Машинально, как‑то стороной, он время от времени чувствовал это и машинально же пытался расслабиться. Тренированное, его тело всегда послушно откликалось на требования хозяина, но сейчас расслабиться отказывалось наотрез. И Рашид не сводил глаз с Леона и снова и снова напрягался в бессознательной попытке то ли помочь командиру, то ли просто поддаваясь его напряжению.
Кошка снова поднялась и снова сделала пару шагов. Вновь села.
Ш–шарк — одна нога Леона проехалась по камням, ш–шарк — вторая.
Лёгкое движение из темноты. Вернулись Брис и Володька.
— Слишком далеко побоялись отходить. Чувствуете влажность? Кажется, в пещеру поступает туман. Свет от фонариков густой, на расстоянии — быстро глохнет.
— Что он собирается делать с мечом? Метнуть его? — озадаченно спросил Володька.
— На траектории броска — Роман! — Игнатий сорвался с места.
Ладонь Леона с зажатой в ней рукоятью оружия приподнялась выше плеча. Невольно следовавшие за нею лучи фонариков высветили мокрое лицо Леона — точнее, застывшую мокрую маску из вздутых лицевых мышц. Глаза по–прежнему — безучастно–спокойные.
Лезвие меча медленно поднималось.
— Он не сможет его бросить, — прошептал Рашид, — не сможет…
Остальные молчали.
Рубаха Леона выпятилась на груди и опала. Прихлопывая крыльями, выбрался в полумрак взъерошенный Вик и полез по рубахе к плечу хозяина.
Кошка встала, шагнула вперед и замерла.
Плохо видящий в темноте, сокол лез ощупью, цепляясь за кожу Леона, всё выше, и кое‑кто из парней болезненно морщился, слыша потрескивание живой плоти… Вик скользнул разок на волосах Леона и, едва не разорвав ему ухо, вскарабкался на голову.
Кошка зашипела.
Сокол заверещал.
Движения никто не видел. Блеснуло в темноте что‑то тускло–металлическое. Не сразу даже поверили глазам. Но меч и в самом деле исчез, а рука Леона так и осталась вытянутой вперёд.
И даже туман не смог приглушить гулкого стекольного обвала. С грохотом и лязгом, торопливо звеня и раскатываясь, стекло рушилось, рушилось, рушилось…
А когда наступила охающая тишина, изрезанная осколочным эхом, звякнуло ещё одно стёклышко…
Как будто услышав сигнал, Леон начал медленно оседать.
Лучи фонариков были обращены мимо него, но смутную падающую тень успел заметить Брис. В миг, когда Леон согнулся, Брис перехватил его за пояс, а подоспевший Володька закинул себе на плечо Вика и помог уложить его хозяина.
Едва тело падающего навалилось на его руку, Брис почувствовал: это не обморок, это не реакция после страшного напряжения. Оставалось впечатление, что он придерживает не человеческое тело, а тяжеленное, хотя и невероятно пластичное (казалось — стекает с рук) тело громадной змеи. Брис насторожился. В общем гуле беспокойных расспросов он бесцеремонно потребовал: — Свет ему в лицо! Быстро!
Сквозь стиснутые зубы Леон еле слышно стонал. Глаза он закрыл, но веки шевелились — он будто видел сон. Или кошмар. И то, что он видел, лепило из его лица маски. Они возникали мгновенно и мгновенно же пропадали. С тремя, самыми отчётливыми, Брис определился: умиротворённое, спокойное принадлежало Леону, к которому команда начала привыкать; властное, высокомерное узнавалось тоже легко — это прежний Леон. А вот третьей маски команда никогда не видела, хотя знала о таковой. И Брис предполагал, что ребята предпочли бы вообще не видеть на лице Леона выражения звериного оскала, вызывающего у них глухое, инстинктивное опасение.
Движение кожи на лице лежащего утихало, и Брис понял, что с тревогой ждёт, которая маска останется.
«Ловушка устроена на того Леона, о котором мы только слышали. Выбрался из неё наш прежний командир — вон как воинственно кричал Вик. Неужели нынешний Леон уйдёт навсегда? Кто из предыдущих двоих останется?»
Но, задаваясь вопросом, Брис уже с облегчением следил, как всё реже и реже обозначаются на лице человека звериные черты… Исподлобья бросил взгляд на парней: выступающие из сумрака лица отражали то же ожидание.
Внезапно Брис встал и шагнул назад. Кто‑то оглянулся на него, но промолчал, не окликнул. Он шагнул ещё дальше, вол тьму, чтобы никто не видел, как он прижимает руку к расходившемуся от ужаса сердцу… Немного успокоившись, Брис оглянулся сам. В нём теплилась надежда: парни не сообразили, что он едва не натворил. Чисто машинально. Из лучших побуждений, как говорится. Только для кого они лучшие?.. Вопрос.
В любом случае, он нарушил главное правило — пусть и негласное — всех обучавшихся в университете: нельзя воздействовать на личность изнутри. А Брис только что машинально воздействовал на личность, одну из трёх, пытающихся удержаться на поверхности сознания и с полным правом овладеть пока беспомощным телом.
А машинальное воздействие заключалось в том, что Брис с большой надеждой всматривался в доброжелательные черты того Леона, который был с командой последние дни. Вглядывался, ждал их появления и невольно торопил другие две маски побыстрее пропасть.
То есть он не оставлял Леону выбора.
Это нечестно. Леон должен решать сам.
И всё‑таки…
— Ну что ты прямо как маленький! — сердито проворчал Игнатий и отобрал у Леона зеркальный обломок. — Тебе что было сказано? Держаться за нами и ничего не трогать!
— Но это всего лишь осколок!
