— Хозяин, а надо потребовать от Ордена — пусть вернут деньги! — раздался тонкий голос от двери — они тебе отдадут, я знаю!
— Все ты знаешь, негодный! — усмехнулся Илар — а что, хуже‑то не будет! Спрошу, да. Как там Анара и Быстроногий?
— Носятся по двору — недовольно фыркнул Даран — подметать мешают! Этот демонов рогач два раза меня с ног сбил! И я поклянусь — нарочно, чтобы эта молочная девица посмеялась! Такой негодный этот однорог, просто сил нет! Само подлое — я не могу его стукнуть метлой — эта гадина уворачивается, как будто я еле двигаюсь! А я ведь быстрый, очень быстрый! Вот смотри — штанину мне разорвал! А штаны новые! Скажи им, чтобы больше так не делали! Иначе я доберусь до этого неблагодарного поганца, когда он уснет в конюшне!
— Ну — ну, чего ты так развоевался? — звонко рассмеялась Анара, заходя в дом — ну, пошалили, и что? Штаны я тебе заштопаю. Этим штанам сто лет было сегодня утром, а ты тут на несчастного Быстрика кляузничаешь!
— Несчастный?! — задохнулся Даран — он меня рогом поддел как счастливый! Я другой раз ему так врежу лопатой, что мало не будет!
— Он просил передать, что тебя любит, помнит, что тебе обязан жизнью, и он тебя в обиду не даст! — подмигнула девушка, усаживаясь за стол.
— Ну… вообще‑то это хозяин его спас… всех волков перебил, а потом его выкупил и привез, а ты вылечила. От меня прока мало было… только что я его в яме заметил, да господина привел. Вот и все.
— И все? Ах ты Даранчик, Даранчик — Анара протянула руку и ласково потрепала мальчишку за вихры. Задумчиво посмотрела ему на голову, и тихо пробормотала:
— Постричь тебя надо. Куплю ножницы, устроим преображение. Из дикого, необученного жеребенка будем делать красавца — мужчину!
— Я что ли, жеребенок?! Да я жеребец! Глянь, нет — ты глянь какие мышцы! — Даран согнул руку в локте и потыкал пальцем в мускулы — ты посмотри только — да я… да я…
— Он сильный мальчик — поддержала Легана, пряча улыбку — сегодня такую бадью с водой поднял — я просто ахнула. Даран, ты больше так не делай — спину сорвешь. Не будешь, ладно? Не надо доказывать, что ты сильный — мы и так верим.
— А чего она?! — шмыгнул носом Даран, и вдруг затих. На его лице появилась задумчивая улыбка. Подмигнул Легане и покосился на Илара, сидевшего, как статуя Создателя во время размышлений — куда кинуть эти булыжники, чтобы получилась твердь, и куда полить водой, чтобы появилось море, и самое главное — откуда взять эту воду, соленую и противную!
Илар и правда впал в прострацию — он сидел, глядя на Анару, держащую в руке небольшую кружку из настоящего фарфора, раскрашенную красками древнего художника — кружка была очень, очень старой. А вот Анара — очень, очень молодой, и красивой. Ее нежная, белая рука обнимала эту кружку, как если бы та была драгоценностью. Матовая кожа без единого пятнышка, розовые губы, пухлые, и такие родные, такие желанные… так бы и впился в них поцелуем!
У Илара внезапно прилила кровь — куда и положено, он встрепенулся, очнувшись от грез и непроизвольно наклонился к столу, будто прикрывая от нескромных глаз результат своих мечтаний. Он покраснел, закусил губу и покосился на широко улыбающегося Дарана:
— Чего вытаращился! Я вот думал о том, как нам жить дальше! И что делать, если ты опять устроишь очередное безобразие.
— Не о том ты думал, господин. Женись на Анаре, вы же любите друг друга!
— Опять свое! — фыркнул Илар, невольно покосившись на девушку, задумчиво перебирающую тонкими пальцами крошки на столе — а может она не хочет замуж за меня! Может я не достоин!
— Достоен, хозяин, достоен! Анара, выйдешь за него замуж? Анарчик, ну?! Выйдешь?
— Он не предлагает — улыбнулась Анара, вздохнув, встала со стула — пойду‑ка я штаны твои зашью. Кстати — ты сам виноват, скажешь не так? Кто подкрался к Быстрику и протащил его за хвост до забора, а? А потом спрятался в сарае и оттуда показывал ему язык и бебекал? Вот он тебя и поймал! Пошли, пакостник!
Анара взяла мальчишку за руку и повела из комнаты, не обращая внимания на Илара. В комнате стало тихо, и с улицы слышался голос Устамы, распекающей однорога за какие‑то прегрешения. Но ругалась женщина больше для порядка — несмотря на устрашающую внешность — большой рост, потрясающую некрасивость, у нее было доброе сердце. Быстроног Устаму слушался, а когда она его ругала, делал умильную морду, улыбаясь, как счастливая собака.
— Я что не так делаю, Легана? — с досадой сказал Илар — почему она меня сторонится? Бежит от меня? Я при ней постоянно чувствую себя идиотом! Что мне делать? Может не судьба? Она снится мне каждую ночь — я бегу за ней, бегу, она зовет меня, машет рукой, а ноги не бегут! Я будто попадаю в густое варенье, ноги прилипают, не двигаются, и она все дальше т меня, и дальше! Просыпаюсь в поту, разбитый, потом плохое настроение, голова не работает как надо. Может ты мне какое‑нибудь снадобье дашь? Ну — чтобы я спал хорошо, не просыпался, чтобы я избавился от этих снов?!
— Нет снадобья от любви — кроме яда, конечно — усмехнулась шаманка — любовь закладывается в человека богами. Это они, сидят себе на небе, и дергают за ниточки всех людей, как кукольник дергает своих кукол, устраивая представления на базарной площади. В детстве видала — красивые такие игрушки, раскрашенные, а кукольник говорит за них, водит их, дергает нитки… и они живут, живут, живут… И верят, что поступают по своей воле.
— Ты любила когда‑нибудь, Легана? — внезапно спросил Илар — я читал в книгах о любви. Там все такие благородные, все говорят красиво… и дамы, и кавалеры. Все так возвышенно, а тут… мятые простыни, пот, мечты (Илар слегка покраснел). Что делать?
— Спрашиваешь, любила ли я? — серьезно прошептала шаманка — любила, да. У меня было много мужчин. Я долго жила, очень долго. И любила мужчин — как и они меня. Любовь — это как болезнь, как наваждение, как ливень, который падает на тебя средь ясного дня! А иногда — это тихий, ласковый, теплый дождик, омывающий усталое тело… Я похоронила пять мужей. И всех любила. Потом я не стала привязываться, уходя задолго до того, как мой мужчина начинал стареть. Ты думаешь долгая жизнь это счастье? Глупенький… это проклятие! Тяжко смотреть, как стареют и умирают твои близкие — дети, внуки, правнуки. Твои мужья, твои возлюбленные… а ты живешь, живешь, живешь… изнемогая от воспоминаний и горя. И остаются только воспоминания. Хорошие воспоминания. Плохое куда‑то улетучивается, помнишь только хорошее — ласковые руки, улыбку, упругие губы… Ты поймешь — когда‑нибудь. Что касается вас с Анарой — почему и нет? Древняя раса — такие же люди, как и мы с тобой. Все у них как у обычных людей, если тебя это интересует. Они могут зачать от людей, но… Знаешь, почему их так мало?
