— Почему? — спросил Илар, судорожно тиская в руках тряпку, которой стряхивали со стола.
— У них почти не рождается детей. Рождение ребенка — событие, праздник! А живут люди Древней расы долго, очень долго. Дольше, даже чем колдуны. А потом умирают… быстро, мгновенно — вот сейчас шел, и упал. Мертвым. И Анара всегда будет прекрасной — они ведь не стареют. Ты будешь стареть, дряхлеть, покрываясь морщинами, а ей всегда будет семнадцать лет. Всегда. Это особенность Древней расы. Дурак рабовладелец, если бы он сумел ее вылечить… или попросил бы меня ее вылечить. Я ведь не знала, что она умирает в том шатре. Иначе предложила бы… Удивительно, что она заболела. Может ее кто‑то проклял? Но я не заметила следа магии. Впрочем — это мог быть и яд. Не бери это все в голову, просто рассуждения вслух. Итак — я знаю, что Анара тебя любит, с того момента, как увидела в том шатре. Помнишь, она тянула к тебе руки? Вот. Кроме того, оказалось, что она видела тебя в своих снах, в своих пророческих снах. Древняя раса обладает знанием провидцев. Она видела тебя своим мужем. Понял? Я слышала ее горячечный бред, она звала тебя и называла любимым. Только вот что — я тебе ничего не говорила. Это ее тайны, ее жизнь. Захочет — сама расскажет. А что с тобой делается — я вижу. Ты и работать как следует не можешь. Тебе нужно поскорее найти заклятия для амулетов — приворота, защиты. Они самые ходовые. Скоро к нам пойдут клиенты. А ты ленишься, валяешься в постели, хоть времени у нас не очень много. Возьми себя в руки, и…
— Что — и?! Ты так и не сказала — что мне делать? Что?! Как жить?! — Илар почти кричал, поднявшись над столом.
Из дверей вышла встревоженная Анара — Илар повернулся на шорох, увидел девушку, сделал несколько быстрых шагов, схватил ее за плечи — та казалась такой маленькой, такой хрупкой — ниже его, хотя он не отличался великим ростом и мощным телосложением. Илар посмотрел в девушке глаза, утонув в них, как в чистой воде осеннего озера, чуть нагнулся и впился в ее губы, чувствуя запах трав, идущий от серебристых волос.
Анара стояла неподвижно, потом ее губы дрогнули, отвечая, прижимаясь к губам Илара, руки поднялись, сомкнувшись на шее… Сколько они так стояли — неизвестно. Только когда очнулись — в столовой никого не было. Ни Леганы, ни вездесущего Дарана, ни Устамы, вечно громыхающей своими плошками. Влюбленные были одни — во всем мире. И тогда Илар сказал главные слова, которые мужчина может сказать своей женщине:
— Я тебя люблю. Выходи за меня замуж?!
Она ничего не сказала Илару. Слегка кивнула, и потянувшись к его затылку, обхватила обеими руками, сцепленными в замок, наклонила, и уперевшись своим высоким чистым лбом в лоб Илара, прищурилась и тихо сказала:
— Я думала, ты никогда не решишься. Конечно, я выйду за тебя замуж. Я ведь искала тебя, я шла к тебе… и нашла. И чуть не умерла в этих поисках. Теперь все будет хорошо. Наверное…
— … навечно, пока смерть не разлучит вас!
— Хрен дождется их Смерть! Они семьсот лет проживут! Вот ей разочарование, мать ее… заждется, сучка…
— Я тебе щас по заднице дам! — Илар кусал губы, чтобы не расхохотаться, а Легана молча показала кулак. Даран фыркнул, замолчал — на полминуты.
— Дети, обнимите друг друга, и пусть ваша семейная жизнь будет счастливой! Объявляю вас мужем и женой!
— Жалко, что я еще маленький! Я бы точно такую …. девку не упустил! Повезло тебе, хозяин! Анарчик, у тебя сестренки нету?
Илар забыл обо всем, утонув в глазах жены. Они будто мерцали — глубокие, синие, с золотистыми искорками вокруг зрачка. Или ему казалось, что он видит искры? Теплые, упругие губы, горячая грудь, упруго выпирающая из‑под тонкой тканм… пришлось отдать немалые деньги за терогский шелк, но платье получилось великолепным. Полупрозрачное, воздушное, переливающееся всеми цветами радуги — оно подчеркивало слегка холодную, совершенную красоту Анары.
У Илара сердце останавливалось, когда он глядел на суженую — ну не может, не может женщина быть настолько прекрасной! Не может какой‑то мальчишка из провинциального городка заполучить эту красоту! Так не бывает! Это чудо!
С трудом оторвавшись от жены (после тычка в бок сухим темным кулаком), Илар подвел Анару к жрецу Создателя. Муж и жена поставили отпечатки пальцев на книге регистрации брака, жрец проверил — образы новобрачных поднялись над книгой, повиснув в воздухе — все прошло нормально. У дверей ждал экипаж — Илар нанял карету, а позади нее приткнулся старый знакомый — извозчик, который возил Илара с Дараном из трактира.
— Домой нас вези! — бросил Илар кучеру кареты, открыл дверцу и пропустил внутрь Анару, вспорхнувшую по ступенькам. Кучер дождался, когда пассажиры усядутся, взмахнул здоровенным кнутом, и огромные колеса повозки начали вращаться, увозя новобрачных в семейное гнездо.
Даран пытался проскользнуть внутрь кареты, но был пойман за шкирку и отправлен к извозчику, под жалобные крики о том, что он всегда мечтал прокатиться в карете. А если хозяин что‑то там в карете и делает со своей женой, то он закроет глаза и подсматривать не будет — это ему совершенно не интересно. Однако Легана была непреклонна, и мальчишка так и не смог выбраться из ее рук, невероятно сильных для такого возраста.
Праздничный обед мало чем отличался от обычного — обитатели дома колдуна привыкли хорошо питаться и вкусная еда у них на столе была обычным делом. Отличался же он тем, что в этот раз на столе было вино — для Леганы, для Устамы, и чисто символически — для новобрачных. Они не имели права пить — по обычаю. И это правильно — Легана пояснила, что как лекарке, ей понятен такой запрет — вдруг сегодня на брачном ложе будет зачат ребенок? Так вот — лучше всего его делать на трезвую голову. Давно уже выведена закономерность, что в пьяном виде существует опасность зачать неполноценного ребенка. Это знает любой лекарь. Вино — зло.
Они сидели, болтали, смеялись, а потом Илар и Анара удалились в свою спальню — как положено новобрачным.
Даран хихикал вслед и пообещал постучать в окно в самый важный момент — очень хочется ему посмотреть, что будет, когда парочка напугается. Говорят, были случаи… — договорить Даран не успел, прилетела плюха от Леганы, и он начал переругиваться с шаманкой, пообещавшей выдрать его кожаным ремнем, чтобы знал — когда надо смеяться, и когда нужно все‑таки остановиться. А еще — она врежет ему за матерную брань в храме, а еще…
Остальных прегрешений несчастного Дарана Илар не расслышал — в ушах у него звенело, он не видел перед собой ничего, кроме прекрасной девушки, открывающей дверь в спальню.