— Да разве? — возмутилась я.
— Все становятся галантными и кокетливыми, если попробуют верхний ярус.
— Что? — не поняла я.
А Бондин потупил взор.
— Флиртовый этаж, — подмигнула мне Орхидея. — Я всегда его любила. Настраивает на определенный лад.
— А ты сказал — на беседу! — накинулась я на Бондина.
— А разве мы не беседовали!
От гнева все желание пококетничать как ветром сдуло.
— Врун, — сказала я, вскакивая.
— Да что такого? — Он тоже поднялся. — Я просто хотел, чтобы мы хоть раз нормально поговорили.
— Нормально? — продолжала возмущаться я. — Значит, я бы здорово смотрелась балериной? И у меня «изящные пальчики»? Смеялся надо мной?
— Мне еще и не такое говорили, — заметила Орхидея.
— Вовсе не смеялся, — сказал Бондин, — я правда так думал. Хотя теперь…
— Что?
— Ничего. Вижу, что ты просто мегера.
— Вы мало поели торта, — сказала Орхидея.
— А ты, — сказала я Бондину, — жалкий тип. Ищейка чертов!
— Слушай, иди-ка ты к своему расчудесному жениху и ему высказывай все, что хочешь! — сказал Бондин.
— И пойду! — крикнула я и бегом вышла из кухни.
Звучало страстное танго. Миша и Мелисса стояли в обнимку у камина и целовались.
Ах ты, свинский сын! Я оглянулась в поисках того, чем бы запустить в изменщика. А зачем ведьме что-то, она может прямо из воздуха сотворить все, чем можно хорошо подраться или просто снести башку. Но от нервов магия не желала слушаться. В руках моих появилась теннисная ракетка, потом бумажный самолетик. Да ну, и без магии разберусь! Раньше я ведь как-то жила без нее. Правда, начищать Мише морду мне еще ни разу не приходилось. Мало я его еще знала!
Я ринулась на кухню, к торту, схватила этот дурацкий «флиртовый» этаж — Орхидея уставилась на меня, не донеся ложку с шоколадным бисквитом до рта — и направилась к выходу в гостиную, но Бондин придержал меня за рукав и забрал из крема безголовую фигурку невесты со словами:
— Глаз вышибешь.
Откуда он знает, что я собираюсь с этим тортом сделать?
Я побежала в гостиную.
Блондинистая пиявка как раз наконец-то оторвалась от Миши, этот подлый изменщик довольно лыбился, и тут налетела я и зафинтилила тортом ему прямо в лицо.
Он зафыркал, стал пальцами скидывать крем с лица. Я захохотала. Он вытер глаза, облизнул инстинктивно губы, посмотрел на меня бешеным взглядом, а потом вдруг скривил измазанную шоколадом морду в ухмылке и заорал, перекрикивая музыку:
— Да ты самая темпераментная пантерочка, какую мне доводилось встречать!
Я захохотала еще громче. Флиртомания на него теперь напала!
Я махнула на колонки. Музыка умолкла.
А Миша вдруг подмигнул Белобрысой Крысе и сказал игриво:
— Чудесно целуешься, малышка.
Малышка?! Ах ты, гад недобитый! У меня в руках возник сам собой… веник? Почему веник? Хотя орудие вполне подходящее! И я стукнула Мишу веником. Попала по плечу. Хотела еще, да этот гад вцепился в веник руками.
— Отдай! — кричу. — А то я тебя какой-нибудь сковородкой отколошматю!
— Ты же сама сказала, что между нами все кончено! — процедил он сквозь зубы, не выпуская веник.
— Я думала, что ты будешь против! — зарычала я, дергая веник к себе.
— Ждала, что умолять буду? — озлился он.
— Так и знала, что я для тебя ничего не значу! — кричала я. — Ты только и ждал повода, чтобы побежать к своей Крысе.
— Кто Крыса? — завопила Мелисса. — Это я Крыса?! Ах ты, простушка!
Я стукнула Мишу локтем, вырвала у него веник и взлохматила им прическу этой нахалке. Она завизжала. Ага! Без магии и драться не умеешь! Боковым зрением я заметила, что из кухни прибежали Бондин и Орхидея.
Миша схватил меня в охапку со спины, прижав мои руки так, что я не могла ими пошевелить:
— Ты обалдела?
— Это ты во всем виноват, — сказала я, отдуваясь.
— Я?
— Да отпусти ты, — проговорила я, — не буду больше.
Мелисса отошла на безопасное расстояние. Я отдала Мише веник, развернулась и пошла прочь из гостиной во дворик.
Я неожиданно почувствовала себя такой усталой от всей этой неразберихи, от сумасшедшего мельтешения чувств и мыслей, что не хотела ни говорить, ни видеть кого бы то ни было.
Свежий ночной воздух струился через раскрытые стеклянные двери. На небе сияли звезды, далеко, у берега, тихо вздыхало море.
Во дворике было темно, и я не сразу заметила, что на шезлонге у стены кто-то отдыхает. И хотя в темноте нельзя было хорошо рассмотреть лица, я сразу поняла, что это не Николай. На шезлонге растянулся здоровенный широкоплечий мужчина, просто атлет, и тоже в гавайской рубашке, как у Николая. На животе у него спал кот — не тот небольшой рыжий котяра, а другой: тоже рыжий, но большой и пушистый, как енот.
Я бегом вернулась в гостиную и шепотом сообщила всем (кроме Миши, которого в гостиной не оказалось — похоже, пошел умываться):
— Там! Там какой-то культурист! Спит на шезлонге!
— Какой культурист? — удивилась Орхидея. — Ты про Николаса?
— Он похож на культуриста, как я на балерину! — сказала я.
— Знаю, знаю, ты предпочитаешь быть пианисткой, — ухмыльнулся Бондин, направляясь к стеклянным дверям.
Он еще будет напоминать об этом глупом дурацком флирте!
У дверей Бондин задержался и щелкнул выключателем на стене. Дворик озарился неярким светом. Бондин вышел наружу, за ним мы все.
Денис засмеялся. Вслух, громко. Просто расхохотался.
Великолепный атлет приподнялся на шезлонге. Лицо его было очень знакомо. Особенно голубо-льдистые глаза. Я поняла, что он очень похож на Николая, будто его сын. Красивый, с гладковыбритым лицом, с могучими плечами.
— Чего вы? — с недоумением пробасил атлет.
А кот, недовольный, что его потревожили, спрыгнул на землю и оказался вдруг… тем самым рыжим котярой, с которым мы подружились сегодня.
— Извини, — сказал Бондин атлету, улыбаясь. — Просто мы никогда не видели такого.
— Какого? — Атлет оглядывался по сторонам. И голос у него Николая. Так и кажется, что вот-вот произнесет «Хо-хо-хо».
— Подумаешь, корректирующий шезлонг, — небрежно пожала плечами Мелисса. — Здесь на островах у всех наших такие есть.
— Лишь бы не на общественных пляжах, — сказал Бондин.
Корректирующий? Ничего не понимаю.
Атлет произнес:
— Похоже, я как-то смешно выгляжу. — Но только он хотел подняться, как к нему метнулась Орхидея, воскликнула:
— Подожди! — И всучила мне телефон.
Орхидея с наглостью уселась атлету на колени и скомандовала мне:
— Сфоткай нас.
