— Да, — протянул Сотник. — Видать Несреча тебе нынче. Хотя, нет! Всё—таки Среча,[64] потому как камни внизу ещё чистые.
— Проваливай! — прохрипел Бутян. — Дальше не твоё дело.
— Упрямый? — вздохнул Извек. — Ну, как знаешь, хотя, понимаю, сам такой: лучше смерть, чем милость. А жаль…
Голова исчезла. Щёлкнул брошенный в ножны меч, затихли быстрые шаги. Скоро от дальней стороны моста донёсся утихающий перестук копыт и наступила тишина, нарушаемая лишь натужным дыханием атамана и посвистыванием ветра в скалах. Руки начинали неметь, особенно правая, отсушенная ударом. Бутян понимал, что если будет продолжать висеть, встреча с камнями — лишь вопрос недолгого времени. Пора выбираться. Он постарался покрепче утвердить не пострадавшую руку. Осторожно отцепил правую, опустил, потряс, восстанавливая кровоток. Когда начал ощущать содранные в кровь пальцы, вернул руку на место, уцепился покрепче и повис, приводя в порядок левую. Глаза тем временем спешно ощупывали камень в поисках удобных зацепов. Как назло, в досягаемости обнаружилось лишь несколько глубоких вертикальных щелей, в которые пролезала вся рука целиком, да дыры брошенных гнездовий, с мусором и трухой, грозящей осыпаться при первом прикосновении.
Подтянув тело вверх, Бутян втиснул предплечье в трещину и заклинил его, покрепче сжав кулак. Перевёл дыхание, зашарил над головой свободной рукой. Тщетно. Голый камень лишь изредка выступал чешуйками не толще пальца, которые отслаивались и ломались, не выдерживая тяжести окольчуженного воина.
Надежда на спасение уже сделала первые шаги прочь, но помедлила и в сомнении оглянулась. Бутян попытался забросить ладонь в дыру гнезда, но едва не потерял единственную опору. Из горла вылетел рык. По внутренностям пополз ледяной змей страха и досады. Мечты, что лелеял в последние годы, растворялись зыбким туманом. Видно не дожить ему ни до старости, ни до внуков. Дыхание вырывалось со стонами. Он посмотрел на оскалившееся камнями дно ущелья, терпеливо поджидающее добычу в голубой дымке. Среди гранитных клыков то ли привиделись, то ли действительно лежали белые, отполированные дождями кости. В голове промелькнула злая мысль: не дожидаться, когда руки ослабнут окончательно и он бессильно полетит вниз. Не лучше ли оттолкнуться и самому сделать рывок в объятия смерти.
Упавший на голову камушек только прибавил злобы, но донёсшийся вслед за этим голос Дрозда заставил вывернуть шею и глянуть вверх. Косой недоумённо хлопал глазами и опускал спасительный ремень.
— Батько! Будя висеть—то! Цапай за пряжку и пойдём наверх!
Перед носом Бутяна раскачивался конец перевязи боевого рога. С другого конца перевязь продолжалась шитым шёлковым поясом, снятым когда то с толстобрюхого ромейского купца. Косоглазый тогда немало повеселил атамана, наматывая алую полосу ткани в три слоя вокруг своих узких бёдер. Теперь же пояса едва хватило, чтобы намотать вокруг запястья и свесить ремень вниз.
Бутян стиснул зубы, чтобы не закричать от полыхнувшей в сердце радости. Медленно, боясь сделать неверное движение, поднял побелённую помётом руку, вытер ладонь о жесткие волосы и бережно поднёс к чеканной пряжке. Прикинув длину перевязи, зажал узорчатую пластину между большим и указательным пальцами и сделал оборот. Рука оказалась в плотной петле. Бутян осторожно подтянулся и, почти с удовольствием, ощутил боль от натянувшегося ремня. Рот открылся в бесшабашном оскале.
— Гожо, воробышек, полезли помаленьку.
Дрозд потянул на себя. Связка заколыхалась струной, приняв на себя дрожь руки. Лицо Дрозда порозовело. Вытянув пояс на два вершка, перехватил пониже и сдвинул батьку ещё на вершок. Бутян зашлёпал свободной ладонью по камням. Нащупав трещинку, уцепился пальцами, выдал слабину. Косоглазый мгновенно подобрал пояс, лицо из розового стало пунцово красным, заблестели бусины пота, и атаман сдвинулся вверх на пядь. Теперь Бутяну удалось найти зацепку поглубже. Утвердившись на ней, он ещё подался вперёд, вывесив пол—локтя спасительной связки. Заметил, как налились кровью косые очи Дрозда, подмигнул, натужно прохрипел:
— Не торопись, орёлик, нам внизу вдвоём делать нечего. Передохни малость, к вечеру всё одно выберемся.
— Ага, — прошипел Дрозд. — Если не замёрзнем по дороге.
Он перекинул провисший пояс через шею, натянул шёлк и перехватил как мог дальше. Пальцы побелели и пояс сдвинулся на локоть. Носки Бутяновых сапог скребнули по камню, рука нашла очередную зацепку. Дрозд, улучив момент, продёрнул пояс по шее. Глаза заблестели радостью: атаман уже мог помогать ногами.
— Сдюжим, батько! Видят боги, сдюжим!
— Сдюжим… — отозвался Бутян и зажмурился.
В глаза упали капли пота, сорвавшиеся с носа Дрозда. Бутян потряс головой, на сухой камень полетели брызги, в глазах щипало. Преодолев ещё полтора локтя, кое—как закрепил ноги на стене, и уже спокойней намотал на запястье пару оборотов. Сверху капало всё чаще, но мутный пот был приятней весеннего дождя. Глаза Дрозда лезли из орбит, но он всё чаще перехватывал пояс и тянул с таким остервенением, что атаман едва успевал цепляться за выбоины.
Наконец, тяжело дыша, повисли нос к носу. Запалившийся Дрозд сипел, раздувал ноздри и таращился в смеющееся лицо Бутяна. Тот медленно отодрал руку от камня и, почти ласково, смахнул с лица подручного крупные капли.
— Ну что, свиристель, отдыхай, дальше я сам.
Дрозд прикрыл глаза и бессильно уронил голову. Атаман же отёр мокрую руку и вцепился в плечо подручного. Придавив его к мосту, приподнялся над краем, сбросил с руки перевязь и, опершись о камни, перевалился на ровную поверхность. Проморгавшись, заметил, что ноги Дрозда сжимают огромный валун, которого раньше не было: видно подручный позаботился о противовесе, чтобы не утянуло тяжестью Атамана.
Бутян перевернулся на спину, закрыл глаза и захохотал, давясь воздухом, кашляя и размазывая по лицу пот. Отдышавшись, поднялся на четвереньки, подполз к лежащему ничком Дрозду, уцепил за мокрую рубаху и потянул от края злополучного моста. Перевернув вверх лицом, заглянул в счастливые глаза, похлопал по вздымающейся груди.
— Выходит погуляем ещё! Ой, погуляем, и к бабке не ходи!
— Не пойду! — выдохнул тот и тоже зашёлся каркающим смехом.
Бутян тяжело поднялся, встряхнул руками, развёл плечи и притопнул, стряхивая усталость. Протянул руку, взгромоздил подручного на ноги и, глубоко вздохнув, снова пустился притоптывать. Дрозд, гакнув во всё горло, затопотал рядом, то и дело, потряхивая головой, приподнимая руки и резко бросая их вниз. Когда бойцовская плясовая вернула телу силы, Бутян оглянулся, отыскивая глазами коней. Жеребцы дожидались у начала моста. Атаман кивнул на терпеливых скакунов.
