— Назад?! — Бутян громко расхохотался. — Вперёд, жеребчики! Только вперёд!
Могучая рука выдернула из—за пояса отполированную годами рукоять. Опёршись на тяжёлый боевой топор, вожак поднялся, расправил плечи, хлопнул по спине вскочившего косого.
— Дуди, соколик! Кучкуемся! Раненых — на коней и навстречу обозу. Пусть встают лагерем и ждут. Остальных от обоза — вперёд. Под сотню наскребём.
Бутян окинул взором каменную пустошь. Кивнул на туши покалеченных коней, чтобы позаботились дать быструю смерть. Кто—то тут же бросился исполнять, а над горами уже катился рёв боевого рога, заставляя вздрагивать всё живое за много полётов стрелы.
Услышав далёкий надсадный стон, охрана обоза вскинула головы и, набирая скорость, бросилась на зов. Скоро доскакали до выжженного склона, усеянного обугленными трупами. Резко остановились, будто ударились в стену запаха горелого мяса, но из—за ближайшей горы вновь коротко рявкнул рог Дрозда. Вбивая копытами пепел, кони рванули с места. Миновав плато, увидали остатки войска, пристроились в хвосте. Из коротких злых фраз узнали о случившемся тянули шеи, с опасением поглядывая в голову колонны. Скоро атаман придержал коня, подождал когда подтянутся задние. Окинув взглядом невеликое войско, зло сплюнул. Ругнул и чародеев, и Кощея с его поручением, и горы с пригорками.
Впереди, в расщелине скал, показался обрыв и начало древнего моста. Источенный дождями и ветром камень пронизывала сеть трещин. Чёрными норами, зияли дыры от высыпавшихся камней. Кое—где торчали прутья и пучки выцветшей травы. Под ними белели потёки птичьего помёта, но птах видно не было, то ли давно вымерли, то ли, завидев людей, попрятались.
Всадники угрюмо зыркали по сторонам. Настороженно объезжали скалу, загораживающую большую часть моста. Едва показалась середина, Бутян остановился. Ноздри вздулись, пальцы крепче стиснули топор. За спиной заскрежетало вынимаемое молодчиками оружие, но взмах руки атамана приковал отряд к месту. Дрозд таращил косые глаза то на атамана, то на знакомую фигуру, маячащую посреди моста. За мостом, на другой стороне ущелья, врос в камень чёрный, как безлунная ночь, конь.
Бутян медленно вдохнул, прищурился, рассматривая противника, доставившего столько хлопот. Тот спокойно прохаживался поперёк моста, руки упёр в бока и, будто бы, интересовался лишь бездонной пропастью по обе стороны каменного перешейка. На подъехавших глянул мельком, как бы между делом опустил ладонь на рукоять меча.
Бутян оценил выдержку одиночки. Другой бы на его месте храбрился, сыпал ругательствами и насмешками, раззадоривая боевой дух. Этот же прохаживался как на торжище и, будь под ногами ромашки — давно бы сорвал и нюхал. Но ромашек на мосту не было, как и у Бутяна не было желания бросать своих молодцов в атаку. На таком мосту конный пешему не товарищ. А пеших, при определённом навыке, можно десятками отправлять с моста на острые камни, усеивающие дно ущелья.
— Вот те, бабушка, и юркни в дверь, — пробормотал Бутян, потряхивая топором.
Дрозд пробежал по лицу атамана быстрым взглядом. От непонимания взгляд косых глаз на миг выровнялся.
— Батько, ты куда? Ежели на мост, то надо бы сперва хлопцев запустить. Либо…
— Да я вас уже два раза запущал! Остались от орликов вошки, да блошки… да вонища окрест! — проворчал Бутян.
Подручный хлопнул себя по лбу, еле сдерживая восторг от придумки, выпалил:
— Так давай его каменьями забросаем, пока пеший. И дело сделаем, и забот меньше, метателей с десяток осталось.
Бутян посмотрел на подручного, как корова на протухшую рыбу.
— Уймись, камнемёт, такое нам не к лицу.
— Эт почёму? — не понял Дрозд.
— Потому, что оскорбительно для воя, быть закиданным каменьями. Тем более такой шайкой.
Дрозд едва не подпрыгнул от возмущения.
— Шайкой? Ну, батько, ты и сказал! Это наше—то войско шайка?!
— По сравнению с ним, шайка! — отрезал Бутян утвердительно.
— Ну и пусть он тогда катится к Ящеру! — обиделся косоглазый. — А мы пойдём обратно. В этих краях ни обозов, ни путников с кошелями, одни камни, а я это не ем!
— Нет, сокол мой певчий, и отпускать его не можно! — вздохнул атаман. — Потому как не смогу я спокойно ступать к своему заветному маленькому княжеству, пока знаю, что может встретиться такой вот человечек. Пойду—ка, пожалуй, потолкую. А вам всем надлежит возвращаться к обозу. Ждать до вечера. Будешь за главного. К вечеру не вернусь — сами думайте как быть. Двигай!
Он спешился и не оглядываясь направился к мосту. За спиной защёлкали бросаемые в ножны мечи, зазвенела упряжь — ватага молча повернула коней вспять. Удаляясь прогрохотали копыта и, Бутян ещё раз порадовался установленной в отряде дисциплине. Мост приближался. Сотник перестал прохаживаться, ждал чуть расставив ноги и склонив голову на бок. Атаман крутнул топором, разминая плечо, но едва занёс ногу над первым камнем моста, как в голове знакомо бумкнуло и зашумело.
— Ох, не к месту! — сморщился Бутян. — Только Чахлыка сейчас не хватало.
Он остановился, в нетерпении постукивая топором по ноге. Издалека донёсся вкрадчивый голос Кощея.
— Будь здрав, доблестный Бутян! Где обретаешься, велики ли успехи?
— Велики, Бессмертный, велики гораздо. — процедил Бутян. — Две сотни уже свою награду получили. А обретаюсь в двух днях от того места где ждали. Тут трещинка такая в земле, а через неё мосточек переброшен, каменный и узкий, как задница степняка…
— А, припоминаю, — неторопливо продолжал Кощей. — А человечек мой как? Встретились надо думать?
— Да вон он! На самой серёдке стоит.
— Живой!? — в невозмутимом голосе Бессмертного послышалась нотка удивления.
— Да, пожалуй, поживее тебя будет.
Кощей помолчал. Когда заговорил, в змеином шипении звучала издёвка пополам с разочарованием.
— Не узнаю тебя, доблестный Бутян! Неужто не совладал?
Атаман промолчал, встретившись взглядом с дружинником. Тот всё так же стоял, спокойный и уверенный, только чуть удивлённый заминкой преследователей. Бутян, не отводя глаз, переступал с ноги на ногу. Понимал, что может показаться смешным, остановившись у начала моста и что—то бормоча себе под нос, в то время как враг ухмыляется в двадцати шагах. В голове снова зашелестело:
— Значит не совладал! — заключил Бессмертный утвердительно. — Выходит не по твоим лошадиным зубам оказался!
— А пошёл ты, почтеннейший! — прошипел Бутян, зверея.
Кощей задохнулся от гнева, но быстро взял себя в руки. Голос вновь зазвучал тихо и умиротворённо:
