– Дык! – пожал плечами Родерик. – Об этом всем уж целый год, как известно. Ее ж и похитили-то буквально за неделю до свадьбы с Маркманом!
– Понятно… – тихо сказал Дэвид. – Теперь понятно, почему он ведет себя так, как будто бы королевский дворец – его собственность… И почему Стевольт ему в рот смотрит.
– А ты как думал!
– Я ничего не думал. Я вообще в Гоимгозаре только третий месяц живу. Откуда я знаю, какие у вас тут порядки?!
– Порядки самые обычные, – ответил Родерик. – Плюй на всех, о себе думай, и, если на тебя сверху кто-нть плевком попадет, на обиду свою не жалуйся.
– Да? – с сомнением переспросил Дэвид. – Логика известная… А ты этой же логикой руководствовался, когда хотел вместе со мной против колдуна, который в сто раз меня сильнее, войной пойти?
– В сто раз? – Родерик смущенно почесал бороду. – Не, врешь ты… Такого колдуна и представить себе невозможно. Эт уж не колдун, а черт знает, кто выходит…
– Так что, не пойдешь?
– Я?! Не пойду?! – возмутился Родерик.
– А говорил же: плюй на всех, под себя греби…
– Да ты пойми, дурья твоя башка, у нас-то по-другому все! Отряд мы! Семья, можно сказать.
– Хорошо, – кивнул Дэвид. – Предположим, мы друзья… Нет, без «предположим». Просто – друзья. Поэтому вы и готовы идти за мной. Ну а герцог ради чего реформировать всю систему управления в королевстве хотел?.. Хотя ты мне и говорил, что это у него пустой треп, вроде как у депутатов перед выборами, но знаешь, посмотрел я поближе на графа Маркмана… И почти уже герцогу Ратхару верить начинаю.
– Да блажной он, герцог твой! – отмахнулся Родерик.
– Почему же блажной? Только потому, что хотел, чтобы это королевство по справедливости управлялось?
– Конечно, – кивнул гном. – Именно потому и блажной! Да ты не отворачивайся и головой не мотай, а меня лучше послушай… Хоть ты и колдун, но тож видно – как будто с облака свалился. А я, слава Хозяину Подгорья, уж шестой десяток размениваю… Я тебе легенду расскажу. Прытчу, так сказать. Вашу, меж прочим, человечью прытчу. Гномы таких глупых сказок не сочиняют. Так вот, как гритца в ентой прытче, когда боги творили мир, все они в него вложили, все, чем располагали. И небеса сделали, и землю, и воздух, и огонь, и молнию, и людей, и гномов, и птиц, и животных, и реки, и моря, и рыбу, и горы, и любовь, и ненависть, и злобу, и сострадание, и дружбу, и жалость в мир ентот запихнули… Как, скажем, хозяйка рачительная в пирог много всякой всячины накладывает, чтобы тот повкуснее получился. Только вот одну-единственную приправу забыли. Даж не забыли, а специально для себя оставили. Одну-единственную вещь в мир не вложили. Знаешь, какую? Справедливость. И вот потому люди, когда богов молят, справедливости у них простят. Надеются, значит, что есть она еще у богов, что не всю еще справедливость употребили те для своих нужд, никому кроме них самих не известных. А в мире самом нет никакой справедливости. Нет и не было никогда!.. И герцог твой – блажной и головой своею наверняка малость простуженный.
– А твой граф, значит… лучше?
– Да почему ж мой-то? – всплеснув руками, обиженно воскликнул Родерик.
– Да потому что выбор-то невелик. Или Ратхар, или Маркман. И с каждым днем у меня крепнет ощущение, что с выбором мы крупно ошиблись…
– Да что ж теперь-то спорить? – пожал плечами Родерик. – Что было – того не исправить. Ты при своем мнении будь, а я при своем останусь. В одном сойдемся: золото забирать надо, ноги в руки брать и поскорее отседова двигать куда подальше.
Дэвид почесал нос и сказал:
– Может быть, так и поступим… Может быть. Знаешь, о чем я подумал?..
– Не, откуда ж мне знать-то?
– Да ты не перебивай, послушай лучше!
– Ну?
– В этом дворце есть один человек, с которым мы так и не пообщались… Поговорить очень бы хотелось… а мы ее даже не видели.
– Эт ты о ком? – насторожился Родерик.
– О принцессе Биацке, о ком же еще.
Родерик поскреб щетину и спросил:
– Думаешь про похищение ейное с ней побеседовать?
– Вот именно.
– Можно, конечно… Хотя чего путного от девки услышать можно? Пусть даже и от прынцессы.
– Вот это мы завтра и узнаем, – сказал Дэвид. – А сейчас – спокойной ночи. Устал я, спать хочу.
– Ну, будь здрав. – И Родерик поднялся, чтобы уйти…
Они не слышали, как человек с тонкими усиками, чем-то напоминавший крысу, очень осторожно отодвинул голову от замочной скважины и буквально на цыпочках побежал по коридору прочь от апартаментов чужеземного колдуна Дэвида Брендома…
* * *
После завтрака, сообщив распорядителю слуг, чтобы с нынешнего дня ужин ему подавали в комнату, Дэвид зашел в ближайший закуток во дворце, убедился, что его никто не видит, и зачитал заклятие невидимости. Расспросы о Биацке могли вызвать у короля – и уж тем более у графа Маркмана – нездоровое любопытство. Даже если их и познакомят официально, наедине с принцессой поговорить не удастся, это было ясно как день.
Найти комнату принцессы оказалось не так-то легко, особенно если учесть, что Дэвид и понятия не имел ни как выглядит Биацка, ни где расположены ее апартаменты. Пришлось отловить слугу и провести сеанс гипноза. Расспрошенный и тут же забывший обо всем слуга побежал по своим делам, а Дэвид поднялся в донжон, миновал один караул, затем второй, вытер ноги о половичок перед дверью и вошел в комнату принцессы.
Принцесса, как и положено приличной девушке, в свободное время занималась вышивкой. Судя по всему, она задумала монументальное полотно – то ли гобелен, то ли знамя – и в данный момент находилась в самом начале работы. К счастью, в комнате она была одна. Оглянулась на скрип открывающейся двери и удивленно подняла брови, никого не увидев.
Дэвид несколько секунда рассматривал ее.
Это была невысокая худенькая девушка лет семнадцати максимум. Она была по-своему красива… конечно, только с точки зрения тех, кому нравятся тощие девицы. С утра не причесывалась, тусклые золотистые волосы были заколоты кое-как на затылке. На лице было несколько веснушек. Не слишком богатое платье – так, удобный домашний наряд. Мягкие тапочки. Вообще, она не была похожа на принцессу. «Впрочем, – подумал Дэвид. – Ее папаша тоже на короля не похож».
Он щелкнул пальцами и сделался видимым. Принцесса, которая уже начала подниматься на ноги, чтобы выяснить, почему дверь в ее комнату так странно себя ведет, ахнула и упала обратно на стул. Она прижала ладони к подбородку и сейчас еще больше стала похожа на обычную тощую девчонку… перепуганную тощую девчонку. Глаза у нее округлились до такой степени, что Дэвид, смутившись, едва удержался от того, чтобы проверить, не расстегнута ли у него ширинка. Впечатление он произвел мощное, что и говорить…
