"Значит, в сказках людей есть доля правды… — мелькнуло у него в голове. — Странно, — он никогда бы не поверил, что Губитель способен что-то чувствовать, а не играть в чувства… Если Лаль и предполагать, что ему ведомы эмоции, то скорее уж ненависть. Он бы сам возненавидел ее — ту, которая любит, любила и всей своей сущностью верна извечному врагу Нергала — Шамашу.
— Тебя это удивляет? — болезненно усмехнулся Эрра, прочтя мысли названного брата.
— Нет, — качнул головой Лаль. — Вернее, удивляет. Но не это. Другое. Как, зная все это, чувствуя, ты можешь советовать мне забыть? Ты же помнишь Айю…
— Она богиня, равная мне и наделенная вечностью, которая, внося перемены во все, дает надежду. А эта маленькая караванщица куда более смертна, чем тебе кажется.
— Мой сон подарит ей…!
— Забудь о вечности. И о девчонке тоже.
— Ну сколько можно! Я не могу больше слушать этого! Ты просто… перевернул все вверх дном! Я… Дело совсем в другом! То чувство, которое я испытываю к малышке… Ты перечислил множество разновидностей заботы, но не назвал еще одно: опека богом своей посвященной!
— Ты хочешь сказать… — Нергал взглянул на него с удивлением, весь вид которого говорил: "Я многое мог себе представить, но только не это!"
— Я хочу, чтобы она была моей посвященной! — не выдержав, выпалил Лаль.
— Ты в своем уме? — округлив от удивления глаза, воскликнул Губитель.
— Ты… — повелитель сновидений сжал кулаки, его глаза сверкнули такой яростью, которая, казалось, еще мгновение — и воспламенит своим огнем одежды Нергала.
— Да успокойся ты! — прикрикнул на него тот. — Очнись! Открой глаза! Неужели ты не видишь, не чувствуешь, что она — посвященная твоей сестры?
Бог сна глядел на собеседника широко раскрытыми глазами, не зная, что сказать.
— Это… Это невозможно! — наконец, сумел выдавить он из себя.
— Вот, — он вытащил из-за пояса талисман, который взял у Мати. — Взгляни. Что ты видишь?
— Снег… — он взял талисман в руки, поднес к глазам, стремясь разглядеть что-то еще. — Снежную пустыню, — пожал плечами Лаль, который все равно не понимал, к чему ведет Нергал, как белая тень пустыни в талисмане девочки связана с ее судьбой.
— Вот именно! Чтобы камень, призванный нести тепло, хранил в себе память не о зное города, а о холоде белой пустыни? — Нергал фыркнул.
— Вот значит как… А я-то думал, что меня к ней тянет… Ты прав — от любви до ненависти один шаг… — покрутив в руке талисман Лаль вернул его собеседнику. — Айе следовало бы беречь от меня своих посвященных… — пробормотал он ни с того ни с сего.
— Кто знает? Может, сестренка не берет тебя в расчет, понимая, что ты ей не ровня. Или же ей просто не до того. Не люблю гадать. Да и к чему? Важно не это, другое — нити, связывающие смертного с покровителем куда крепче, чем думают даже они сами. Их не порвать, от такой судьбы не отказаться, ее не изменить. И что бы ты ни делал, твоя маленькая смертная не отвергнет служение Айе, для которого была рождена, и очень скоро отправится к ней. И ты тут ничего не сможешь поделать…
— Можно было бы попытаться… — задумчиво начал Лаль.
— Отомстить Айе, отняв у нее посвященную? Даже мне не приходило в голову одновременно вызывать на бой двух богов, — качнул головой Губитель, однако, в его глазах был не упрек, а скорее одобрение, и, возможно, еще доля удивления, когда он не предполагал, что маленький бог зайдет так далеко в своей жажде мести.
Губитель скосил взгляд на Лаля. А что, это не плохо… Месть — сильное чувство. Оно может оказаться очень кстати…
Нергалу было необходимо, чтобы кто-то из богов был постоянно рядом с ним, подпитывая своими силами, страстями. Вот Инанна… Да, она была прекрасным союзником. Сколько горения, настойчивости, да вообще чувственности! Жаль, что теперь она слишком занята заботами о своем жалком супруге, чтобы ее хватало на что-то еще!
Бог сна представлялся ему идеальной заменой. Их планы во многом совпадали. И вообще, остальные боги как будто сами толкали их на союз друг с другом, отвергая, окружая стеной отчужденности.
Нергал вновь цокнул языком. Осуществление его замыслов приближалось к своему апогею. И не важно, что до сих пор этот план представлял собой не четкую картину, а как всегда лишь туманные наброски, не имевшие стройных очертаний. Так было даже интереснее. И безопаснее — никто не станет помехой, проведав об его дороге и встав на ней, ведь и дороге-то как таковой и нет вовсе, так, пустыня — к цели ведет, а какой тропой — решать лишь ему…Но в этом плане, сколь неопределенном он ни был, было несколько непреложных деталей, без которого все рушилось, так ни во что и не сложившись. Всего каких-то три пункта: Шамаш — враг, Лаль — союзник и смертные — приманка. И прочнейшая связь между ними, наипрочнейшая! Ибо если исчезнет одно, то развалится все остальное…
— Значит, Айя хочет отнять у меня и эту девочку… — прервал его размышления шепот Лаля. — Ты говорил, что малышка посвященная Айи…
— Да, да, верно, — вообще-то Губитель совсем не был уверен в этом. Конечно, походило, что все так и есть, но… А, какая разница? Главное, чтобы ничто не нарушало его план. Раз малышу хочется в это верить — он готов укрепить его в этой вере, а, если нужно, может и сам поверить в обман.
— Месть! — сощурив глаза, прошептал Лаль. — Я отомщу ей за все! И за это тоже!
— Да, пусть будет месть. Очень хорошо. А теперь забудь обо всем остальном. Об иных чувствах. О том, что испытывал к кому-то привязанность, хотел о ком-то заботиться… Если будешь в одно и то же мгновение любить и ненавидеть…
— Но… — ему не хотелось терять ни частицы себя. — Когда я отомщу… Мне захочется чего-то еще…
— Хорошо, хорошо! Отдай эти чувства мне. На время. Я сохраню их в целостности и сохранности.
— Но как же ты…
— Э, не думай обо мне! — Губитель пренебрежительно махнул рукой. — Во мне столько ярости и злости, что даже рядом с богиней любви я не стал иным. А ты… Ты такой же злодей, как и я… Ну, разве что, чуть поменьше…
— А я смогу… — он все еще сомневался.
— Конечно! Это ведь сон, а ты — его повелитель! Не сомневайся!
— Да! Я повелитель сновидений! — он расправил плечи. Его глаза блеснули.
"Ты хочешь, а, значит, так оно и есть, — Нергал чуть наклонил голову, глядя на своего собеседника, лицо которого стало меняться, каменея, лишаясь не только эмоций, но и душевности, превращаясь в ледяную маску. — Вот и все, — его губ коснулась усмешка. — Повелитель сновидений оказался слабее своего творения, сам того не замечая, попав во власть закона этого мира…"
