Олег прошел мимо к шатру, но входить не стал, с порога осмотрел, что там внутри.
— Убого… — произнес он невесело. — Но если таких не останавливать как можно раньше… в конце концов могут стать и царями.
— Да ну, — сказала она недоверчиво.
— Точно-точно, — заверил он. — Случаев много. Даже не случаи, а… нормальный рост неглупого разбойника.
Барвинок сказала нервно:
— Ты как будто оправдываешься!
— Оправдываюсь, — согласился Олег. — Хоть и без пролития крови, но жизней лишил… Хотя ладно, их еще много по земле бегает. Пойдем, нечего из-за каждой ерунды останавливаться.
— Ты хотел похоронить, — напомнила она язвительно.
Он отмахнулся.
— Он же не сказал, что написать на могиле?
— А ты бы написал?
— Ну… вряд ли.
Он сразу же вышел на дорогу и зашагал уверенно и размашисто, а она семенила за ним, иногда переходя на бег, то и дело оглядывалась на оставленные пустяки. Или ерунду, как он сказал. Без пролития крови, ага. Как будто пару оплеух раздал, совесть чиста. Лицемер поганый… Все мужчины идеализируют себя, приукрашивают, даже себе не признаются, что свиньи поганые и гады полосатые.
— Я даже не знаю, — сказала она нервно, — кто так умеет драться. Ну ладно, они не воины, но их вожак… он точно не вчерашний крестьянин!
— Недостаточно, — ответил он коротко.
— Разве?
— Для этого края, — согласился он, — неплохо. Но я видел и другие земли.
Она забежала сбоку, чтобы лучше видеть его суровое лицо.
— Ты много странствовал? А почему без меча?
— Не люблю оружия, — ответил он кротко.
— Почему?
Он скорбно вздохнул.
— Я мирный мыслитель, разве по мне не видно? Я же весь из себя думающий, а не дерущийся. Потому не беру в руки… такое. Не выношу даже вида крови… Мне становится так грустно, так грустно.
Она не верила своим ушам.
— Не выносишь крови?
Он кивнул.
— Я же сказал.
— Но… кто залил кровью там весь берег?
Он поморщился.
— Разве весь? Ты преувеличиваешь. И вообще… было бы больше, если бы взял меч. А так… гм… зуботычины, пинки, кого-то отпихнул, кого-то толкнул… Все по мелочи. Это, можно сказать, не в счет. Вся жизнь у нас толкательная и пихательная. А еще и зуботычная. У нас, у людей. Это муравьи помогают друг другу, потому так люблю на них смотреть…
— А людей не любишь?
— Не люблю, — признался он. — Но других нет, потому приходится работать с тем матерьялом, что есть.
Он умолк, впереди на лесной тропе белеет человеческий череп. Олег замедлил шаг. Смотрел он, как обратила внимание Барвинок, не на череп, а по сторонам, особенно всматривался в заросли кустов в двух десятках шагов.
— Что, — спросила она задиристо, — страшно?.. Но это всего лишь кости.
— Да, — согласился он, — только где остальные? Кто-то принес и положил здесь. Какой-то знак. Возможно, дальше идти запрещено? Как думаешь?
Она запнулась, как-то о таком и не подумала, просто лежит череп и лежит, и только сейчас понятно, что мог бы лежать в сторонке, но не на тропке, где всякий отшвырнул бы пинком.
Барвинок присела и осторожно взяла череп в руки.
— Ладно, — сказала она решительно, пора постепенно брать инициативу в свои руки, — пойдем, а то и ночевать придется в лесу…
Она сделала несколько шагов, смотрела не столько под ноги, сколько прислушивалась, идет ли он следом, мужчинами нужно руководить умело, подошва соскользнула по влажной глине, она взмахнула руками, удерживая равновесие, но не поймала и обрушилась в скопище прелых листьев…
…брызги затхлой воды взлетели вместе с этими листьями, как ей показалось, выше вершин деревьев. Зловоние ударило в ноздри и отозвалось болью в черепе. Она отчаянно забарахталась, эти прошлогодние листья покрывают не твердую землю, как ожидала, а поверхность мелкого лесного болотца. Лягушки прыгали уже и с дальних коряг, руки облепила тина, что прячется под опавшими листьями, ряска попала в рот.
Отплевываясь, она принялась вопить, голос казался ей слабеньким, однако кусты затрещали, Олег появился, могучий и великолепный, как буй-тур.
— Ты чего, — охнул он в патетическом изумлении, — туда полезла?
Она сразу ощутила себя спасенной, ответила раздраженно:
— Как это чего? Не понимаешь? Живу я здесь, живу!
Он остановился, почесал затылок.
— В смысле… это ты домой, значитца, пришла?
Она снова выплюнула ряску, вонючая темная вода уже поднялась до ее губ, приходится закидывать лицо.
— Да-да! — крикнула она сердито. — Но я здесь не хочу… дай же наконец руку!.. Или что-нибудь…
Он пробормотал:
— Руку не дам… а то еще укусишь, но вот что-нибудь… чего не жалко, стало быть…
— Да поскорее же!
Он нагнулся, она видела, как напряглись его могучие мышцы, когда ухватился за выпирающий над землей толстый корень. Затрещало, земля начала вздыбливаться, корень полез наверх, обрывая мелкие белесые волоски.
Она из последних сил держалась на поверхности, раскинув руки и упираясь ладонями. Заплечный мешок тащит вниз, но сбросить его нет возможности. Наконец он взмахнул, как плетью, длинным корнем, гибкое корневище ударило по макушке, заставив погрузиться и хлебнуть от неожиданности отвратительной жижи. Плача от ненависти к этому чурбану, она поймала липкими от грязи пальцами и без того скользкий от подземной влаги корень. Олег тут же потянул на себя, сперва легонько, проверяя крепость, потом сильнее.
Барвинок ощутила, как липкая топь медленно и очень неохотно отпускает ее, всхлипнула в облегчении, однако из-за кустов с шумом и криками выметнулись мохнатые фигуры, то ли такие люди, то ли двуногие звери.
Олег сперва отбивался от них одной рукой, не выпуская корень, но его ударили сзади дубиной по голове, свалили целой толпой, Барвинок видела, как на него навалились в азарте схватки большой кучей.
Он исчез под горой тел, она в ужасе снова раскинула руки, чувствуя, как погружается опять в эту отвратительную смердящую топь. На поляне усиливался шум, крики, доносились звуки ударов дерева по живой плоти, затем вдруг всех расшвырнуло, словно медведь разбросал набросившихся на него мелких собачонок.
Олег поднялся, нападавшие еще были в воздухе, когда он в прыжке ухватил уползающий корень. Барвинок сразу цапнула его обеими руками и вцепилась бы даже зубами, если бы не страшилась снова зачерпнуть ртом жидкой грязи и так поползти, черпая ее нижней губой еще и еще, до края ямы, а тот еще так далеко.
Олег дотащил ее почти до берега, но на него сзади бросились сразу трое. Он как чувствовал, резко присел, один с криком перелетел через его голову и едва не обрушился на перепуганную Барвинок, но разбег был слишком велик, нападавший перелетел через нее. Болото всколыхнулось, будто в него обрушилось дерево, и нападавший сразу же ушел камнем в глубину под тяжестью усеянных металлическими вставками кожаных доспехов.
