— На.
Сколько ему тогда было? Пять хакима? Шесть? Нет ответа.
Он еще со вчерашнего анимама догадался, что мама собирается продать его. Поэтому он решил сделать ей подарок, чтобы она передумала. Он разорвал свою лучшую — и единственную — рубашку на лоскутки и из самого чистого сделал платок.
— На, — сказал маленький Секст и протянул кусочек ткани. — Чтобы ты не плакала.
Глаза матери были холодными и пустыми. Настойка умулуса давно превратила её мозг в вязкую кашицу, в которой плавали паразиты.
— Пять талантов, — сказала мать.
— Это дорого для такого сопляка, — ответил старик. — Взгляни на него: он худ и грязен.
— Шесть талантов. Грязь можно смыть. А если кормить мальчика жирной пищей в течение семи анимамов, то он станет толстеньким и мягким.
Секст продолжал держать платок. Она назвала его мальчиком! Забыла про имя?
— А хорошо ли он обучается? — спросил старик.
— Тебе не все ли равно? Я же знаю, для каких целей он тебе нужен. Раскорми мальчика, и его попка станет самым сладеньким плодом, что ты, старик, когда-либо вкушал.
— Мне он нужен не для игр с плотью.
Секст попытался оглядеться, но мир сжался до маленького круга, в котором находился он, мать и старик. Непроглядная тьма окутывала их.
— Я предлагаю тебе четыре таланта, женщина.
— Нет. Семь талантов.
— Да ты сошла с ума, глупая! Неужели умулус иссушил твои мозги?
— Испытай мальчика, — сказала мать и растянула губы в лягушачьей улыбке.
Старик бросил взгляд на Секста. Глаза его напоминали мутное бесцветие трясины.
— Повтори имя, мальчик, — приказал он. — Друз Юлий Клавдий Ретус Маенас Эмилий.
Секст повернулся к матери, попытался было вновь протянуть ей платок, но получил кулаком в челюсть.
— Повтори за стариком его имя, маленький выблядок!
Мальчик ощутил соленый привкус во рту, проглотил сгусток собственной крови и произнес:
— Друз Юлий Клавдий Ретус Маенас Эмилий.
Старик кивнул, пожевал губы.
— Шесть талантов, — вынес он вердикт. — И ни монетой больше.
— Хорошо, — как приговор, произнесла мать Секста.
…Это воспоминание он видел миллион раз. Менялась лишь одежда старика да цвет платка. И они никак не влияли на происходящее. Именно поэтому данному осколку прошлого можно было доверять.
Секст открыл глаза.
Его продали старейшинам за шесть талантов. Достаточно крупная сумма для простушки, коей и была его мать. Событийные вероятности закружились в сознании Секста. Он попытался понять причину действий этой женщины, чтобы в дальнейшем построить совершенную и непротиворечивую модель его детства.
Зачем мать продала его? Нужны были монеты на настойку умулуса? Вряд ли. В Юменте алкоголь продавали практически задаром. Витамы с каждого спуска в подземные пещеры приносили с собой целые снопы хмельной травы. Поэтому в Юменте настойку умулуса пробовали многие — и хаяты, и торговцы, и фермеры. Другое дело, что люди часто не пили алкоголь из-за возможности заразиться красной желчью. Один маленький червячок, попавший в бочку с хмельным, мог заразить сотни людей.
Секст огляделся. Возвращаясь из лабиринта воспоминаний, он всегда рассматривал свои покои. Это позволяло ему сосредоточиться и не упустить нечто важное. Его комната была небольшой: всего лишь шестнадцать квадратумов. Хотя несколько крупных прямоугольных зеркал, повешенных на обе стены и потолок, создавали иллюзию простора. Возле единственного окна стояла деревянная кровать, сделанная из радикаса. По левую сторону от неё возвышался шкаф, в котором Секст хранил книги и одежду. Самой ценной вещью был подаренный старейшиной Димиром костяной стол. Как говорил владыка, стол сделали из ребер, позвонков и лопаток первых юментских мятежников. То есть ему было около двухсот семидесяти семи хакима.
Успокоившись, Секст вернулся к размышлениям над причинами своей продажи. Вообще детей в Юменте меняют на золотые монеты только в двух местах — на рынке возле складов и возле храма Тестатема. Продать ребенка старейшинам считалось большой удачей. Ведь это означало, что на всю жизнь дитя обеспечено работой, едой и жильем. Продажа младенцев старейшинам разрешалась законом. На рынке же торговать чужой или своей плотью запрещалось. Рабом можно стать только по велению дагулов. Но многие мужья не могли прокормить своих жен и ораву детей, поэтому предпочитали менять младенцев на серебряные или золотые таланты.
Секст был уверен, что купил его не старейшина. Мать болела красной желчью. Её бы никогда не пропустили в астулу священнослужителей. Тогда появляется новый вопрос: зачем старик покупал его? Ведь, если воспоминание, подаренное настойкой умулуса, не лжет, то ему, Сексту, на момент продажи исполнилось шесть-семь хакима. Очень большой мальчик. Практически взрослый. Таких не покупают ни на черном рынке, ни в астуле старейшин. Да еще и за шесть талантов. За младенца дают не больше одного.
Тупик.
Секст хмыкнул.
Предположения сыпались как из рога изобилия. Может, его купили из-за каких-то природных дарований? Например, из-за отличной памяти. С детства он мог легко запоминать, раз услышав, детские считалочки, сказки и веселые песенки. О его феноменальных способностях мог вызнать один из богатых домов Юменты. Флавий Марциал, когда еще не был так стар, любил нанимать талантливых людей. Ведь они — фундамент будущих успехов.
Все равно не сходится.
В воспоминаниях старик носил тряпье, а под его ногтями чернела грязь. Следовательно, он не мог быть из дома Марциалов.
Секст налил в миску еще настойки умулуса. Нужно больше воспоминаний, чтобы увидеть хоть какую-то связь. Отхлебнув, он закрыл глаза, ожидая новые видения…
Старик постелил две соломенные подстилки, сел на одну из них, сложив руки на коленях. Секст молча стоял в углу, боясь пошевелиться. Страх сковал его. Казалось, каждое движение, каждый случайно брошенный взгляд, каждый звук, исходящий от бородатого, несли в себе скрытую угрозу. Вчера старик избил его до крови. И теперь Секст вел себя как можно тише и осторожно, словно маленький даген, прячущийся от ножей копателей.
— Садись, — приказал старик. Голос у него был бесцветный, усталый.
Секст послушно опустился на циновку.
— Отвечай на мои вопросы.
— Да, учитель.
— Кто создал мир?
— Безымянный Король, учитель. Он обитал в пустыне хаоса миллионы каганамов. До тех пор, пока ему не стало одиноко, и он создал мир, Венерандум и людей, похожих на него.
Старик кивнул, взял в руки палку, лежавшую по правую сторону от него. Секст инстинктивно сжался. Он попробовал оглядеться, чтобы понять где находится, однако его и бородатого окружала шипящая тьма.
