Она открыла глаза, глядя перед собой с вполне понятным недоумением, потом перевела взгляд на эльфа — он сидел рядом с кроватью, держал ее за руку и, похоже, не сразу понял, что она проснулась.
— Где я?
— Амариллис? Ты проснулась… — он провел свободной рукой по лицу, стирая усталость и страх, попытался улыбнуться. — Ты в доме моего друга, Сыча. Его жена вылечит тебя… нет, прошу тебя, лежи спокойно.
— А у тебя глаза действительно в темноте светятся, или мне показалось? — от этого неожиданого вопроса, заданного к тому же с неподдельным любопытством, эльф опешил.
— Что? Глаза?… нет, не всегда, все зависит от темноты. Прошу тебя, не двигайся, — и он придержал привставшую было Амариллис за плечо. Она послушно опустила голову на подушку и, протянув тонкую руку, несмело прикоснулась к плечу эльфа.
— Надо же… ты все-таки поквитался со мной… — и, видя его недоумение, девушка пояснила — ну как же, тогда ты в воду свалился, а я над этим и посмеялась… над чем, спрашивается?.. А вот пришел и мой черед свалиться, и надо мной потешились… а ты опять подставил плечо.
В эту минуту в комнату вошла Сова. Увидев разговаривающую Амариллис, она растерянно остановилась, потом немедленно прогнала Хэлдара, чтобы осмотреть и обо всем расспросить девушку. В эту ночь обитатели дома впервые уснули спокойно, ибо Сова с удивлением и радостью убедилась, что хотя за жизнь ее подопечной еще придется поспорить с незваной гостьей, но теперь в этом споре будет звучать голос самой Амариллис.
Спор продлился еще четыре долгих недели. Трижды к девушке возвращалась лихорадка, трепля ее тело своими сухими, обжигающе горячими пальцами, щипая ее за щеки и оставляя на них воспаленные красные пятна; Сове долго не удавалось остановить ставшее опасным кровотечение — в конце концов, на свой страх и риск она отважилась использовать сильное кровоостанавливающее средство, созданное эльфийскими медикусами, и, как оказалось, вполне успешно; иногда давали о себе знать последствия отравления: Амариллис засыпала более чем на сутки, а во сне плакала, кричала, разговаривала с кем-то… разбудить ее мог только Хэлдар. Однако незваная гостья всегда с уважением относилась к достойным противникам и поэтому на исходе июня она покинула дом Сыча.
День, когда Сова впервые разрешила своей подопечной покинуть постель и выйти в сад, был безветрен и тих; начавшийся июль спешил наверстать упущенное холодной весной и скупым июнем, работал, не покладая рук и не отвлекаясь на развлечения. Амариллис, уже одевшись — пока не без помощи брауни — попросила у жены Сыча зеркало, она долго смотрела на себя, потом усмехнулась и сказала:
— Надо же… как с гуся вода. Я-то думала, что по крайней мере поседею, или в лице что-нибудь этакое появится. А тут на тебе — все та же бесстыжая девчонка… хоть завтра снова в пляс пускайся.
Она опустила лицо в ладони и заплакала. Сова молча присела рядом, обняла ее вздрагивающие плечи и, дав слезам выплакаться, попыталась утешить девушку:
— Не надо, Ами, не укоряй себя. В произошедшем твоей вины нет… за что ты казнишь себя? за то, что чудом осталась жива?
— За что? Я скажу тебе, за что. Сова, мой ребенок умер. — Губы Амариллис искривились, она с трудом подавила рыдание. — Он был… так долго был во мне… я знала, какие он любит песни, и что жареную рыбу терпеть не может, и он ворочался, и толкался… А теперь я ничего не чувствую, Сова… ничего. Мой ребенок мертв, а я так и не поняла, чего же мне жаль — его ли? или умершей во мне матери? — Амариллис прижала ладонь к груди. — Так пусто здесь… так пусто. Даже не больно.
— Послушай меня, — Сова говорила медленно, обдумывая каждое слово, — я не знаю, правильно ли делаю, что рассказываю тебе от этом… но и смолчать не могу. Твой ребенок жив. Выслушай сперва. Я такими словами не бросаюсь. Довольно и того, что мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы перехитрить твое тело; твоя грудь знала, что ребенок жив, и голоден — и старалась вовсю. И еще. Сыч неделю назад вернулся из Эригона, помнишь, он привез тебе илори и целую гроздь зирэ — ума не приложу, где он ухитрился их добыть, после тихого-то ветра… Так вот, в городе только и разговоров о счастье дома Миравалей — говорят, жена ратманова сына благополучно переждала отраву у манорской родни, там и разрешилась от бремени долгожданным сыном. Эригон всегда отличался вольными нравами, но не настолько же, чтобы второй женой обзаводиться — при беременной первой; все-таки не Шаммах.
Амариллис выслушала Сову молча, покусывая губы; потом она рассеянно потянула тесемку, стягивающую ворот легкого платья, распустила ее и подошла к кровати, уже застеленной хлопотливой брауни. Все так же молча девушка улеглась поверх покрывала, отвернувшись от окна; она поджала колени к животу и сказала глухим, как будто не своим голосом:
— Я не пойду гулять. Можно, я побуду одна? — и, когда Сова уже выходила из ее комнаты, Амариллис прибавила:
— И я никого не хочу видеть, кроме тебя. Никого. Никого. Никого… — и потянула на голову покрывало.
Она не выходила из комнаты еще неделю. И ни с кем, кроме Совы, не встречалась. Когда же та упомянула имя эльфа, откладывавшего свой отъезд, не решающегося уехать, не повидавшись с Амариллис, то она отчаянно замотала головой, отвернулась от Совы и беззвучно заплакала.
— Да что с ней такое?! — в сердцах спросил Сыч, видя растроенное лицо жены, спускавшейся из комнаты Амариллис. — Что, передумала жить?!
— Не горячись. — Хэлдар подошел к другу; оседланный Искрень уже ждал эльфа у крыльца. — Совушка, что скажешь?
— Скажу, что она почти здорова… телесно. Еще месяц, и хоть снова на сцену. Но что у нее в душе творится… ох, и подумать страшно. Ты прав, Сыч, жить она не хочет. Но вовсе не из-за того, что неблагодарна. Она не может простить — ни себя, ни тех… ни нас. Хэлдар, мне жаль, но пока ты здесь, она не поправится. Она боится тебя.
Хэлдар ничего не ответил, только согласно кивнул головой; на прощание он расцеловал Сову, крепко стиснул руку Сыча… тот, в свой черед, сжал друга в своих медвежьих объятиях; и они расстались.
Глава семнадцатая. Линьяж
— Господин Арчеш, право, не стоит так волноваться… — вдова умильно улыбалась, заглядывая в глаза всерьез обеспокоенного старика. — Девочка она сильная, выносливая. Другие криком кричат, слезами заливаются, а она знай ходит себе да пританцовывает. Она справится… а если вы будете так переживать, я заставлю вас выпить успокоительного! — и она шутливо погрозила пальцем. Шутка ее, впрочем, не имела даже тени успеха; Арчеш мрачно посмотрел на нее и продолжил мерять шагами гостиную.
