Ринслер злобно сжал челюсти. Если бы не такая публика, он бы врезал своему бывшему другу за слишком длинный язык. Но Хозяин лишь восхищенно зацокал:
— С огнем играешь, дружочек.
— В штанах у тебя дружочек.
На этот раз Ринслер злобно прошипел:
— Твою мать, Лекс, закрой рот! — Он знал, что это ничем хорошим не кончится. Они оба знали.
Хозяин надменно прищурился. Медленно подошел к камере.
— А что это наш Лекстер все сидит? — обратился он к оставшимся позади него зрителям. — Вытащите-ка его.
Олиф со страхом и ужасом, смешавшимися внутри нее в густую кашу, наблюдала, как двое Песчаников выволакивают еле стоящегося на ногах парня. Его пришлось поддерживать, так как ноги отказывались терпеть на себе такую ношу. Удивительным образом в опьяненное сознание девушки закрылась одна здравая мысль: «Только повязку не заденьте. Не заденьте повязку. Не заденьте, пожалуйста, не заденьте». Лекс держался молодцом: сжал зубы и не подавал ни звука. Даже когда кулак Хозяина врезался ему в живот. Раз, два. Три. Олиф зажмурила глаза. Невыносимо было на это смотреть.
Главарь наблюдал за сплевывающим кровь мужчиной с непередаваемым злорадством. Ему хотелось заставить выть от боли этого мерзавца. Песчаник обошел его стороной, зачем-то заглянул в камеру и тут заметил девчонку. Ту самую, что попала сюда вместе с бедненьким Лекстером.
Больше не слыша звука ударов, Олиф потихоньку начала открывать глаза. Лекс, полусогнувшись, стоял рядом с камерой. Она почувствовала, как сердце внутри сжимается то ли от боли, то ли от отчаяния. Девушка разобрать не успела — прямо перед ней возникло мерзкое лицо Хозяина. Или даже не лицо — морда.
Все чувства затмило лишь одно — страх.
— Дорогой Лекс, — начал Хозяин, — знаешь, почему я не выделяю для себя никого из вас, или них? — Он кивнул на столпившихся возле входа Песчаников. Медленно подошел к еле живому мужчине. — Потому что это слабость. Я как-то встретил тут одного воина, хорошего такого, я бы сказал качественного. Он был сильным, сильнее, чем любой из вас. Храбрым. Жестоким. Ну и так далее. Но вот незадача… была у него, знаешь, слабость. Хорошенькая такая слабость. И вот как-то раз, когда я прокручивал нож в его груди, он признался мне, что с этой слабостью у него… как бы это сказать… связь. Да-да, связь. Когда я выдернул его сердце наружу, она выла так, словно я заживо приложил к ней раскаленный металл. Я не слышал такого звука давно… вернее, никогда. До того момента. И знаешь, я тут подумал, может проверить это, а?
Олиф не успела даже моргнуть, как из легких выбило весь воздух, голова мотнулась в сторону, и врезалась в стену. Щеку пронзило такой острой болью, что девушка невольно издала полу стон, полу вой.
Лекс резко дернулся в ее сторону, успел заметить победную ухмылку Хозяина, и тут вдруг почувствовал, как кто-то скрутил ему руки сзади.
— Не смей даже думать об этом, — прошипел ему на ухо Ринслер. — Это игра, идиот. Он проверяет тебя. Успокойся. Успокойся, дьявол тебя побери! Ничего с ней не случится. Живая, живая она, видишь?!
Лекс и так это прекрасно знал. А еще он знал, что двое Песчаников, которые держат его по бокам, и бывший друг просто не дадут ему даже пискнуть. Но расслабиться он просто физически не мог.
— Вообще-то у меня принципы, — с сожалением вздохнул Хозяин, — я девушек не бью, но тут я был просто вынужден! — патетически воскликнул он. — Надеюсь, мои извинения приняты.
Олиф с трудом поднялась на ноги. С ненавистью взглянула на песочного главаря, но не произнесла ни звука. Удар удивительным образом привел ее в чувство, мысли наконец-то перестали напоминать протухший фарш.
— Мне нравится твоя повязка, Лекстер, — восхищенно воскликнул Хозяин, словно только сейчас ее заметил. — Твоя работа, а? — обратился он к Олиф, потрогав белые бинты. — Если бы нам нужен был лекарь, я бы тебя взял, — подмигнул он девушке.
— Держись, — тихо сказал Лексу Ринслер и отпустил его.
— Ну, ладненько, — хлопнул в ладоши предводитель Песчаников, — думаю, пора заканчивать этот спектакль. Этих двоих ко мне в кабинет. И, пожалуйста, не навредите им по дороге, хорошо? Особенно вот ей. Я хочу, чтобы перед игрой, они были свеженькими.
— Игрой? — непроизвольно вырвалось у Олиф.
— Игрой, — кровожадно подтвердил Хозяин.
Их обоих схватили под локти и вывели из душных, пропитанных жутким зловонием, нижних камер. Ноги у девушки словно налились свинцом, каждый шаг давался ей с таким трудом, будто она шагала по болоту, увязая в трясине. Хорошо, что её было кому держать.
Почему-то ей вспомнился день Народного собрания. Тогда ее так же, как и сейчас, вели под локти стражники, а ей казалось, что во всех людях, что встречались на том пути, сидели маленькие чертики, жаждущие зрелища. Девушка с иронией подумала, что история с каким-то злорадным извращением повторяется. В тот момент Олиф поняла, что привычной жизни конец — ведь её судили Кровавым законом. Сейчас она где-то в глубине души так же понимала — возможно, не совсем ясно и отчетливо, но осознавала, — все кончено. Только вот теперь по-настоящему. Потому что если Кровавый закон еще давал шанс выжить, то предводитель Песчаников… нет.
Девушка подняла взгляд на темные гниющие стены. Те тут же раздвоились и поплыли перед глазами. Возможно, причиной тому было не до конца протрезвевшее сознание, а возможно — страх, который огромным комом встал поперек горла, мешая дышать.
Олиф вели первой, сразу после Хозяина. С какой-то слабой надеждой она обернулась, чтобы увидеть Лекса и убедиться, что он знает, что делать… как с этим справиться. Но в этот же момент та самая надежда с треском развалилась на кусочки, когда в глазах еле переставляющего ноги мужчины девушка заметила ту же обреченность, что пропитала ее насквозь.
— Улыбнись что ли, — сказал своему бывшему другу Ринслер, который шел рядом.
— Зачем? — не понял тот.
— Пусть думает, что не все еще потерянно.
Лекс проследил за взглядом бывшего товарища. Он посмотрел на Олиф, и улыбнулся одними уголками губ, а затем задорно подмигнул, словно хотел сказать ей: «Все будет хорошо».
Но девушка лишь поджала губы и отвернулась. Она знала, что ничего уже не будет хорошо. Никогда.
— Неплохо сработано, — невесело усмехнулся Лекс спустя несколько мгновений, обращаясь к Ринслеру.
— Ты о чем?
— Долго же ты выжидал. Я уж было поверил, что ты не выдашь нас.
— Думаешь, это я?
— Нет, что ты, я сам решил с Хозяином поделиться.
— Я этого не делал, — холодно отозвался Ринслер.
— И я должен тебе поверить?
