Он недоуменно поднял брови.
На зрение ему жаловать не приходилось, но девушку с длинными рыжими волосами он точно не знал. Хотя она явно была убеждена в обратном.
— О Берегини, как я могла забыть?! Ты ведь из-за Дика тут! — Она оглушительно расхохоталась.
Лекс резко поднялся, и хотя это стоило ему огромных усилий и новой порции жуткой боли, он схватил чертовку за плечи и резко прижал к решетке.
— Откуда ты про это знаешь?!
Девка перестала смеяться, и, стоя лицом к нему, нагло ухмыльнулась.
— Лекс, дорогой, неужели ты не помнишь меня?
Мужчина на секунду замешкался, а затем с силой встряхнул ее.
— Кто ты, черт возьми?!
Рыжая, уже давно привыкшая к такому обращению, обиженно надула губки.
— Я знала, что вы не запоминаете имен, но что б настолько…
Лекс медленно отпустил ее, не переставая вглядываться ей в лицо. Наконец, память услужливо представила ему обрывок воспоминания, когда Шина нагрянула к нему домой, и застала его не в самом лучшем виде.
— Рэй, — вспомнил он.
— Ну слава Берегиням. Я уж думала и впрямь не узнаёшь! Да-а, выглядишь не очень, — она придирчиво оглядела его фигуру, — а повязочка-то новая.
— Тут неплохие лекари, — и глазом не повел мужчина. — И лекарши, кстати, тоже.
Рэй вновь рассмеялась чисто женским обаятельным смехом, который давно уже заучила наизусть.
— А ты так и не изменился.
— Зато о тебе так не скажешь. Зачем ты здесь, Рэй?
— Скажи мне, — ее тон резко стал серьезным, черты лица ожесточились. Она провела кончиком указательного пальца по череде железных прутьев. — Зачем такому, как ты, такая, как она?
— Как кто? — спокойно спросил Лекс, хотя прекрасно понял, о ком речь. Да, эта рыжая мегера всегда была той еще крысой.
— Как наш Пушок. Но тебе она, скорее всего, известна под другой кличкой.
— Пушок? Нет, не слышал о такой.
— Ее зовут Олиф, дорогой.
— Малышка, я не запоминаю имена всех, кто встречается мне на пути.
Рэй резко одернула руку, подняла на него злой взгляд. В одну секунду она метнулась к камере, обхватив прутья руками, и прошипела:
— Не смей играть со мной, Лекс! Я сдам вас, сдам вас обоих, если не скажешь мне то, что я хочу знать!!!
Мужчина чуть наклонил голову в бок, сделал несколько шагов вперед, оказавшись прямо напротив нее. Двумя пальцами приподнял ее миниатюрный подбородок.
— Ты опоздала, красотка. И я тебе искреннее советую, — он наклонился к ней поближе и прошептал: — беги. Беги как можно скорее. Сейчас тут начнется такое, о чем тебе, дорогая моя, лучше не знать.
Рэй неловко сделала несколько шагов назад. Ее взгляд стал отстраненным.
— Я уйду. И не вернусь сюда, никогда. Но только ответь мне, Лекс, зачем?
— Что зачем?
— Зачем он тебе? Зачем она вам обоим?!
— Нам обоим? — резко посерьезнел мужчина. — Дорогая, я тут один.
— А я и не про тебя, — прошипела «лапочка». Ее пальцы сжимали решетки все сильнее. — Ринслер, так же, как и ты, сюсюкается с этой дурой! Зачем она вам?! В ней нет ни каплю того, что есть во мне, ясно? Ясно?!
Мужчина удивлено посмотрел на нее. Ему не требовалась заглядывать ей в глаза, и так все было ясно.
— Убирайся, Рэй. Тебе здесь делать больше нечего.
Рыжая медленно убрала руки с решеток.
— Я это так не оставлю, — покачала она головой. — Только не ей. Я не отдам ей всё, что у меня есть!
— Проваливай, — отрезал Лекс.
«Лапочка» гаденько ухмыльнулась, развернулась и нетвердой походкой вышла, приговаривая себе поднос: «Я ей не отдам».
* * *
Олиф вернулась в камеру с неожиданно подскочившим настроением. Ни Ринслера, ни охранников она не встретила. Первое девушка списала на чистое везение, второе — на случайность. Конечно, пора бы уже усвоить, что тут случайностей не бывает.
Лекс не менял своей позы: все так же сидел полу возле решеток.
На секунду девушка вдруг представила, что ничего этого нет. Ни темных, безжизненных стен, которые были похожи скорее на большое, гниющее существо; ни Песчаников, которых радовала только смерть — злая, жестокая и такая… бессмысленная; ни чокнутых «лапочек», пустивших свое тело в чужое пользование, лишь бы выжить; ни Фриды, которая потеряла здесь все: жизнь, свободу, любовь. Олиф представила, что нет даже этих железных прутьев, которые разделяли их с Лексом, словно девушка и мужчина теперь находились в разных мирах. Ничего этого для нее не стало. Остались лишь только два человека. Он и она. Наверное, это было бы прекрасно, но жестокая реальность с треском разбила все ее мечты.
— Ты чего там застыла? — вырвал ее из своих мыслей мужской голос.
— Ничего.
Олиф подошла к камере, присела рядом и принялась менять повязку. Прежняя уже почти насквозь пропиталась кровью. Девушке не хотелось думать о том, что кровь должна была остановиться, что она захватила с собой лишь одну запасную повязку, потому что больше их вообще не было… что это его последний шанс выжить, и если кровь не остановится, он умрет.
— Я смотрю, ты уже приноровилась, — усмехнулся мужчина.
Девушка улыбнулась, чуть прикрыв глаза.
— У меня теперь большой опыт.
— Ты уверена, что за тобой никто не следил? — на всякий случай спросил Лекс.
— Нет, не уверена, — покачала головой девушка и посмотрела на его спину. — Как думаешь, скоро они придут?
— Не знаю, — честно ответил мужчина. — Наверное, несколько часов у нас есть.
— Это ужасное слово — часы.
— Да, — согласился он. — В бутылке еще осталось виски?
— Наверное. — Олиф пошарила руками по полу, наткнулась на холодное стекло и, встряхнув бутылку, убедилась, что виски там еще полно.
— Хочешь? — предложил Лекс.
— Нет, спасибо, — закрутила головой девушка. Она к этой гадости больше не притронется.
— Да ладно, ты резала человека живьем, после такого оно тебе просто необходимо.
— Я лучше воды попью, — нахмурилась Олиф.
Лекс усмехнулся.
— Мой отец всегда говорил, что виски — отрава для нашего организма, но все равно нет лекарства лучше.
— Нет, все равно нет. — Для пущей убедительности девушка скрестила руки на груди.
— А знаешь, как помогает от душевной боли? И все неприятности разом проходят. — Лекс щелкнул двумя пальцами, словно был волшебником.
— Правда?
— Конечно, я не стал бы тебе врать.
— Нет, — упрямо закрутила головой Олиф. — Я все равно к этой гадости не притронусь, будь она хоть даром самих Берегинь!
* * *
Первым, что услышал Ринслер, открыв дверь в нижние камеры, был смех. Дикий, задорный смех. Звучание высоких нот и веселых голосов настолько поразили его, что он на секунду застыл на месте. Такого он не слышал давно, очень давно. Даже не видя обладателей таких мощных голосовых связок, мужчина понял, эти люди или безмерно счастливы, или в глубоком отчаянии, потому что так громко могут смеяться только чокнутые.
