Никто даже не пытался им помочь. Их уцелевшие собратья отступили назад и просто смотрели, как товарищей пожирает огонь. Я вспомнил пожар в поместье. Вздрогнул, отгоняя воспоминания.
Босой умудрился закинуть вторую в самый центр, где ошивались в непонятках три брата-акробата, и одного из них — того здорового, который своей рожей всех куриц пугал — тут же зацепило. Ну, этого можно вычеркнуть из списка.
Я подошел ближе.
Путь мне попытался преградить солдат. Упал, так и не сказав ни слова. Действительно, скажешь тут что-то, когда в башке торчит приличный клинок.
Я перешел на бег.
Оттолкнул еще одного стражника, увернулся от удара пикой и влетел в поредевший строй конвоя, нанося короткие и точные удары — со стилетами особо не повоюешь.
Минус двое.
Братья оставили свои попытки помочь третьему и только заметили меня. Они переглянулись, о чем-то перешептываясь, и приказали меня схватить.
Я оглянулся в поисках Босого, но старикана уже след простыл. Пришлось справляться самому.
Я отступил.
Еще одного удалось уложить метательным ножом. Остался один, не включая тех, кто корчился в агонии на земле, отдавшись в волю пламени.
Сволочь тащила на спине молот.
Солдат молниеносно сделал выпад, нанося удар с плеча, и я едва успел отпрыгнуть в сторону.
Не сбавляя скорости, он провернул кисть и продолжил удар по диагонали снизу-вверх, и на этот раз самый краешек молота цапнул меня за плечо.
Левую руку охватило пламя. Я не мог ее сломать. Но было больно.
Вскрикнув, я развернулся и ринулся вперед.
Метнув нож целой рукой, я резко остановился и скакнул влево.
Как и ожидалось, солдат легко отбил клинок, но слишком сильно отвел руки вправо, открывая голову — для тяжелого молота не лучший выбор.
Я оттолкнулся ногами от земли и прыгнул вперед.
Самодовольству моему не было предела, когда лезвие стилета мягко скользнуло меж разрезов шлема и вошло в глазницу. Я повалил здоровяка на лопатки.
Я поднял голову.
— Черт!
Эти двое уже смотались, пока я тут валял баклуши с этими идиотами. Все боги мира, на что же я такой дурак? Все у меня через жопу…
Есть!
Я схватил с земли маленький круглый щит, упавший у одного из калек, и бросился в погоню, одновременно прокручивая варианты, куда мог деться третий.
— Идите на хрен! Прочь!
Я принялся расталкивать визжащую как стадо свиней толпу, которая упорна не хотела дать мне пройти вперед.
Одному мужику я отвесил тумака. Толстую бабу, преградившую путь и обрызгавшую меня рвотой, вырубил ударом щита и пробежался по ее пузу, работая локтями как сумасшедший.
Мы выбежали на перекресток.
Ворон свернул налево, и я мысленно усмехнулся: он сам себя загнал в тупик.
По лестнице, приставленной к большой новостройке, я взлетел наверх и двинулся дальше по крышам.
Сапоги предательски соскальзывали с черепицы.
Я уже видел его шевелюру, мелькающую среди редеющей толпы, начавшей понемногу успокаиваться. Догадались-таки, что это до них не война дошла.
Я перепрыгнул на крышу сарая. Хлопнулся на зад, стремительно скатываясь вниз.
Когда ноги коснулись мостовой, резко махнул щитом, сбивая с ног очередное «препятствие» в виде щуплого мужичка, и решил свернуть на Межкварталье, где находилась одна из лучших таверн города. Несомненно, бежал он туда.
Я ускорился.
Взлетев на помост, где устанавливали обычно виселицу, я размахнулся и пустил легкий диск щита в полет, примерившись к ветру.
Хрясь!
Ворон рухнул рожей прямо на камни и прикатился так еще метра три. К черному ходу шел, ублюдок, на этом и попался. Неужели они действительно такие тупые, или просто я много умный?
Я схватил его за волосы. Он застонал.
— Жив еще, гаденыш.
Понимаю, называть так взрослых неприлично, но я уже достаточно натерпелся.
— Расслабились вы, други, разжирели. Вот и сдохли.
Спрашивать, где третий, не имело смысла: все они до ужаса предсказуемы.
Перерезав ему горло от уха до уха, я пошарил по карманам мертвеца. Прихватил, конечно, немного золотишка — оно-то никогда не лишнее — и отыскал то, что мне было нужно. Напоследок плюнув ему в харю, я оттащил его в сторону и прикрыл каким-то куском обугленной ткани.
Я подошел к таверне. Натянув потуже шляпу, чтобы прикрыть лицо, постучал в заднюю дверь. Окошко открылось, из нее высунулась чья-та толстая волосатая лапа.
Вздохнув, я положил на протянутую ладонь большую золотую монету с отличительным знаком вороновых приближенных, и дверь отворилась. Вышибала с подозрением оглядел меня с ног до головы, но впустить впустил.
Как я и ожидал, народу тут было просто уйма. Меня бы не пустили, если бы я не предъявил пропуск.
— Где он? — навскидку задал я вопрос вышибале.
— Наверху. Вторая дверь слева.
Я едва сдержал смех.
Конечно, если бы мой план разрабатывал отец, все бы прошло гладко и с железной логикой. Знаний тактики я, к сожалению, от него перенять забыл, зато любил повеселиться. Особенно сейчас, когда раж охоты доставлял такое удовольствие.
Я медленно поднялся по лестнице.
Остался только один — от этого засранца меня дрожь пробирала по коже. Я с упоением представлял, как режу ему глотку, и руки задрожали от возбуждения.
Я сглотнул. Со мной определенно творится что-то не то.
Стучать в дверь я не стал — в конце концов, я ж никакой не гость, а потенциальный убийца.
Сунув тонкое лезвие стилета меж замком и дверью, я толкнул последнюю плечом.
Та предательски заскрипела, и я едва успел отскочить в сторону, прежде чем тяжелый арбалетный болт застрял бы в моей груди.
— Прыткий пацан, — прошипел выживший. — Где мои братья?
— Мертвы, раз я здесь, — пожал я плечами. — И прежде чем ты сдохнешь, я хочу знать, на кой хер я вам понадобился.
Его смуглое мальчишеское лицо исказилось в непонятной гримасе — это он радовался или страдал? А рожа действительно как у подростка, Холхост его дери…
— Я обязан тебе это говорить?
— По сюжету да, а вот по идее — не знаю, тебе решать.
Тренькнула тетива еще одного арбалета. К счастью, жаждущее и дальше жить тело среагировало раньше, чем я почуял угрозу, и резко провернулось на каблуке, взмахивая полами плаща — в них застрял маленький ядовитый дротик.
— Ты его что, в задницу себе спрятал?
Прежде чем второй (двухзарядная, падла) прилетел мне в голову, я метнул нож, и клинок глубоко погрузился в его правое плечо.
Засранец вскрикнул и хлопнулся задницей на пол.
Я подошел к нему и приставил стилет к горлу. Его лицо горело. Одна рука была повреждена огнем, и правый глаз заплыл, едва ли различая меня в полумраке.
