Но Песчанику было плевать. Он наклонился к девушке и отчетливо произнес:
— Вам все равно не выжить.
Олиф дернулась — ноги зажало слишком сильно, вырваться было невозможно. Она не оставляла попыток: билась и билась, словно муха, угодившая в паутину, пока паук с наслаждением подносил к ее горлу острое лезвие.
— Олиф, — голос Лекса отдавал хрипцой, и все равно она смогла различить его в этой гамме абсолютно невыносимых звуков. — Посмотри на меня. — Сумела повернуть голову. Он лежал в луже крови на большой плите. — Смотри на меня. Не отводи взгляд. — Он не мог встать. Не мог помочь ей. — Обещай, что не поднимешь взгляд. Обещай, ладно?
Девушка не могла кивнуть, но она медленно моргнула, выражая согласие, и сама не заметила, как из глаз случайно выкатилось несколько слезинок. Просто пыль попала в глаза.
Вы когда-нибудь чувствовали холодные объятия смерти? Их невозможно увидеть, их можно лишь почувствовать. Чувства — это все, что способна отнять смерть. Для кого-то это никчемный пустяк, но для Олиф это было самое дорогое, что могла подарить ей жизнь. Это все, что у нее было, и все, что у нее осталось.
Одними губами она успела сказать лишь одно слово:
— Прощай. — И закрыла глаза. Она обещала не смотреть — она сдержала свое обещание.
Боли не было. Секунды все растягивались и растягивались, как будто кто-то специально хотел помучить ее в ожидании. А затем она услышала страшный вопль, и ей в лицо посыпался песок. Много песка. Он засыпал ей глаза, нос, рот, не давал вздохнуть, не давал даже пошевелиться. С невероятным трудом она повернула голову, и сумела сделать вдох прежде, чем маленькие песчинки смогли бы засыпать ей горло. Зубы хрустнули, раздавив то, что все-таки попало в рот.
Наконец, этот поток песка кончился. Олиф все еще была жива. А может, истекала кровью, проверить это было нельзя: песок засыпал глаза, а стряхнуть его просто не позволяли зажатые конечности.
Олиф буквально чувствовала, как уплывает каждая секунда драгоценного времени. Она умерла? Или еще умирает? Куда делся Хозяин? Что случилось с Лексом? Вопросов было так много, а ответов — ни одного. Земля под ней все еще тряслась, но почему-то больше ничего не падало с потолка, не разделяло землю на несколько кусочков. Время шло, а шкаф так и не сдвинулся с места, и никакая глыба не размозжила ей череп.
Вдруг чьи-то руки коснулись ее лица. Сперва Олиф показалось, что вернулся Песчаник. Она вскрикнула и затрясла головой.
— Эй-эй-эй, тихо-тихо! — заговорил Лекс. — Плебейка, посмотри на меня.
— Песок, — еле выговорила она, стараясь практически не шевелить губами. — Лицо… песок…
Кажется, мужчина понял, в чем дело. Он резкими движения провел руками по ее лицу, стараясь стереть весь песок. Наконец, Олиф смогла открыть глаза. Лекс выглядел ужасно: как будто по нему пробежался целый табун лошадей. Особенно сильно пострадало лицо, все опухло, в некоторых местах уже начали наливаться кровавые синяки.
— Давай, выбирайся отсюда. Я приподниму, а ты карабкайся.
Девушка судорожно кивнула, не сводя с мужчины ошарашенного взгляда.
Лекс подпер руками края чудовищного шкафа, напрягся так сильно, что на шее проступили сосуды, и с мученическим стоном приподнял громоскую мебель. Олиф тут же начала выбираться, цепляясь руками за выступы камней. Нога, еще недавно казавшаяся полностью зажатой, удивительным образом оказалась свободна. Девушка выбралась так быстро, как только смогла. Лекс облегченно опустил шкаф обратно, и сел, облокотившись об него.
— А где Хозяин? — срывающимся голосом спросила Олиф.
— Мертв. Вроде.
— Это ты его? — удивилась девушка.
— Нет, — покачал головой мужчина и вздрогнул, словно вспомнил что-то неприятное. — Он сам.
— В смысле?
— Без всякого смысла. Он стоял над тобой, а потом… кхм… рассыпался.
— Рассыпался?
— Угу, — угрюмо отозвался Лекс. — Раз — и все, один песок.
— Вот откуда он взялся, — вздрогнула Олиф. На нее рассыпался весь Песчаник. Сама мысль казалась полнейшим абсурдом. Думать об этом было до невозможности противно.
— Вставай, надо выбираться отсюда, — поторопил Лекс.
— Одну минуту, — взмолилась девушка.
— У нас нет одной минуты. Вставай.
Олиф с трудом поднялась на ноги. В этот момент в входную дверь врезалось что-то очень мощное, по силе удара напоминающее таран. И девушка и мужчина одновременно вздрогнули, подняли взгляд на дверь и в этот момент почувствовали, как земля уходит у них из-под ног. Тот кусок пола, на котором они стояли, полностью провалился вниз. Олиф не удержалась на ногах. Лекс, кажется, тоже. Девушка почувствовала, как ее тело чуть приподнялось, а затем вновь ударилось об эту плиту с такой силой, что из легких буквально выбило весь воздух.
Вокруг поднялась беспросветная пыль. Прошло немало времени, прежде, чем она начала оседать. Зато уже спустя несколько минут стало ясно — землетрясение прекратилось. Олиф не двигалась, дышала очень тихо, боясь произнести лишний звук. На каменной плите образовалась небольшая лужица крови, стекающая с ее лба. Рану нужно было перевязать, но это было последнее, что заботило девушку. Наконец, когда картинка вокруг более менее прояснилась, Олиф села. Огляделась.
— Лекс? — позвала она. Никто не ответил. — Лекс?!
— Я здесь. Сиди там.
— Где ты? Ты в порядке?
— Да. Оставайся там.
Девушка тут же вскочила на ноги, и, покачиваясь, побрела в сторону, откуда доносился голос. Пыль еще витала в воздухе, и пару раз девушка не удержалась и чихнула. Наконец, впереди она заметила темный силуэт.
— Лекс?
Мужчина сидел, привалившись к концу упавшей плиты, и что-то рассматривал на противоположной стене. Увидев Олиф, он устало закатил глаза.
— Я же просил остаться там.
— Я подумала, что-то случилось.
Лекс удивленно поднял брови, пытаясь проследить за логической цепочкой, но голова тут же отозвалась мучительной болью, отказываясь проворачивать такие операции.
— Что это? — удивленно воскликнула девушка, когда увидела, что привлекло внимание мужчины.
— Это я и пытаюсь понять.
Олиф огляделась. Пол провалился полностью, вместе со шкафами, сервантами и прочей мебелью. Даже кровать, расколотая надвое, со сломленными ножками, валялась в углу. Но провалились они в совершенно невообразимое место. Если бы Олиф не знала, что такого быть не может, она бы сказала, что это храм.
— Где мы?
— Ни малейшего понятия. Не знал бы, где мы — сказал бы, что это какой-то храм.
При других обстоятельствах Олиф усмехнулась бы, но не в этот раз.
