Ознакомительная версия.
Кейбелл жил и творил много лет назад, но его непреклонная убежденность в том, что никому не дано по-настоящему постичь волю своих богов и предназначение миров, ими созданных, усмиряет мое самомнение и помогает вкладывать во все мои грандиозные идеи понимающую, ироническую улыбку.
Чарльз Весс«Земляные фигуры»
Сначала мы были богами
Рик Янси
Много жизней назад, поднимаясь на борт последнего парома на Титан, Бенефиций Пейдж вспоминал тот первый и единственный раз, когда ему довелось влюбиться.
Он был тогда женат на женщине по имени Куртуаза Спул, из Ново-Нью-Йоркских Спулов, семейства выдающегося и бесконечно могущественного. Его патриарх, Омнином Спул, председательствовал в Комитете по надзору за поведением, то есть занимал самый влиятельный пост во всей Североамериканской республике – влиятельнее даже самого президента, ибо именно этот комитет занимался подведением итогов жизни, нарушениями закона и заявлениями на Перенос. Если Омнином поворачивался к кому-то темной стороной – пиши пропало, можешь прощаться с жизнью.
Немудрено, что брак этот, по крайней мере с точки зрения семейства Пейдж, выглядел превосходной партией. Куртуаза считалась любимейшей – потому что была самой младшей из семидесяти шести Омниномовых дочерей.
Для Бенефиция это был шестнадцатый брак, но для Куртуазы-то – первый. О, ей и раньше случалось влюбляться, бесчисленное множество раз. Она даже несколько раз планировала свадьбу, но лишь затем, чтобы все отменить за несколько дней (а бывало, что и минут) до церемонии. У Великих и Изначальных Семейств это даже стало своего рода шуткой. «Ну-с, за кого Куртуаза собирается замуж в этом году?» – плотоядно спрашивали друг друга их блистательные представители. И будь Куртуаза чьей-то еще дочкой, очередное приглашение на свадьбу удостоилось бы разве что циничного смешка и тут же оказалось бы в папке «Удаленные».
– Куртуаза что, действительно собирается сказать «да»? Ну-ну.
Но Куртуаза Спул была не чьей-то там дочкой. Она была дочерью – и любимейшей притом! – председателя Комитета по надзору за поведением. Поэтому когда в ментбоксы избранных упало по приглашению, путешествия и вечеринки тут же сами собой стали отменяться, рабочие расписания – перетряхиваться, Переносы – откладываться (или ускоряться, если кто-то мог себе такое позволить), роды – стимулироваться, а беременности – прерываться. А все потому, что, хоть вероятность финального «да» и выглядела донельзя чахлой, вряд ли кто-то в здравом уме захочет пропустить свадьбу трех столетий из-за такой тривиальной вещи, как роды.
Событие обещало быть роскошным, даже по меркам Спулов. Омнином явно задался целью устроить нечто настолько вопиющее, чтобы на дочери живого места не осталось, и сбегать из-под венца стало уже некому: семьсот гостей, больше сотни артистов и среди них – знаменитые на весь мир Гладиаторы Амарильо из Вако, показывавшие бои до смертельного исхода с применением всяких необычных и архаических видов оружия. Особенно запомнились зрителям саквояж с кирпичами против кнута из бычьей кожи, щедро усаженного швейными иголками (саквояж победил). Величайшие повара мира готовили самые экзотические кушанья. Призом в лотерее служило разрешение на Перенос при любом досье о Поведении (в просторечии носившее шутливое прозвание «подарок от Деда-Всеведа: на свободу забесплатно»). И все это в самом шикарном и эксклюзивном месте на свете – в садах при мемориале Джингрича на Лунной Базе-Альфа. В те дни лунной колонии едва сравнялось несколько десятилетий, и большинство Семейств считало ее ужасно модной. Идеальное место для отпуска, куда чудесно съездить, но где вряд ли станешь жить.
За три дня до Большой Даты Куртуаза отправилась по магазинам в компании матушки и самой старшей из сестер, Верифики. Это был уже третий визит в любимый Перенос-бутик за неделю – и, по мнению матушки, плохой знак. Перфекционизм в век бессмертия – билет в один конец, жди беды, а Куртуаза была перфекционисткой. Ее внешность на церемонии должна быть безупречна, и сама церемония должна быть безупречна, не говоря уже о претенденте на божественную руку – разумеется, безупречном. В итоге все всегда оказывается небезупречно, и тот факт, что человек победил смерть, уже никого не волнует.
– Что думаете вот об этом? – она притормозила возле витрины.
– Пять футов, девять с половиной дюймов, – сказала Верифика, глянув на монитор рядом с подвешенным в контейнере нагим телом. – И на десять фунтов тяжелее. Платье не подойдет.
– Закажем новое, – парировала Куртуаза. – Не очень-то оно мне и нравится.
– Куртуаза, – мягко возразила мать, – ты обожала это платье. Это же Тиффанутти!
– Слишком старомодное. Полупрозрачные платья давно уже никто не носит.
– Я носила, в прошлом году, – ввернула Верифика.
– Вот именно, – ядовито улыбнулась Куртуаза.
– Свадьба уже через три дня, – заметила мать. – Слишком поздно заказывать новое платье.
– Тогда отложим ее еще на недельку, – буднично пожала плечами дочь.
Миссис Спул с Верификой обменялись многозначительными взглядами. Это они уже проходили, раз двенадцать как минимум: Большая Дата все ближе, оправданий все больше, пока… Какая еще Большая Дата, вы о чем?
Они двинулись дальше вдоль ряда витрин.
– Может быть, это? – Верифика остановилась у прелестной семнадцатилетней неодушевленки-инаниматы. – Смотрите, какие тонкие черты. Да за один этот носик умереть можно!
– И она как раз нужного роста, – подхватила мать. – И веса! Тиффанутти сядет просто безупречно.
– Ну да, если сядет, – сказала Куртуаза. – А если не сядет, мы так-таки все отложим.
– Есть только один способ гарантировать, что сядет, – сердито отрезала Верифика. – Никаких Переносов до свадьбы. Да кому вообще такое в голову придет!
Она повернулась к матери, ища поддержки.
– Ну какой нормальный человек станет переноситься за три дня до свадьбы?
– Уж точно не я. За все мои двадцать шесть браков ни разу такого не было.
– Мама дело говорит, Куртуаза, – сказала Верифика. – Может, ты вечно застреваешь на этапе помолвки, потому что думаешь, будто первая свадьба станет и последней?
– Может быть, и так. – Куртуаза как следует навела орудия и выпалила из всех стволов. – Может, если я на этот раз все сделаю безупречно, мне не придется заново проходить эти мытарства.
– Надеюсь, что не придется, – не осталась в долгу сестра, – потому что я уже семнадцать раз это с тобой проходила и больше этой бодяги не выдержу.
Осмотрев еще шесть рядов разных вариантов и обсудив параметры десятков тел (у этого «лицо слишком вытянутое, я хочу что-нибудь в форме сердечка и такое, немного лукавое»; у того пропорции никуда не годятся, «корпус слишком длинный, а ноги короткие» или наоборот), Куртуаза вернулась к самому первому, высокому, с изумительными зелеными глазами. Зеленый, объяснила она, был любимый цвет Бенефиция.
– Кстати о Бенефиции… – вставила мать, которая решила, что пора уже начинать нервничать.
Что, интересно, скажет дамский портной у Тиффанутти при известии, что платье нужно полностью перешить меньше чем за двадцать четыре часа?
– Бенефицию нравится это, – она указала на теперешнее тело дочери, – а не то.
Высокая, зеленоглазая неодушевленка мирно плыла за прозрачным стеклом.
– Что если оно ему не понравится?
– Это моя свадьба! – запальчиво воскликнула Куртуаза. – И я имею право надеть любую внешность, какую захочу. Если Бенефицию она не понравится, я всегда смогу переодеться в то, что ему больше по душе – потом. Но я никогда не стану выбирать себе облик, только чтобы сделать приятное мужчине!
Мать тяжело вздохнула: стратегия категорически провалилась. Решение Куртуазы было твердо: вместо тела ростом в пять футов шесть дюймов ей нужно на четыре дюйма выше и на десять фунтов тяжелее. Пока Куртуаза оформляла заказ и агент по Переносу готовил ее новое обличье, мать связалась с дизайнером. Когда Куртуазу увели в примерочную для окончательной загрузки данных в базовый файл, она все еще висела на линии. Ругательства дизайнера и угрозы немедленно, сию же минуту уволиться грохотали у нее в голове (слава богу, их никто больше не слышал!), когда Куртуаза протянула агенту свою карту-психею. Да, миссис Спул вообще бы все интересное пропустила, если бы Верифика не нашла ее в последнюю секунду: леди-мать пряталась в углу бутика, зажимая ладонями уши в тщетной попытке заглушить разгневанный рев кутюрье.
– Мне пора, – попыталась прервать беседу миссис Спул, – Куртуаза вот-вот перенесется.
– Никуда она не перенесется, – завизжал дизайнер у нее в голове уже совершенно благим матом, но, вовремя вспомнив, с чьей женой имеет счастье телеверсировать, добавил:
Ознакомительная версия.
