Ознакомительная версия.
Он мурлыкал ей в волосы веселую мелодию, ту самую, которую вот уже много лет слышал во сне. Эхо пошевелилась, коснувшись волосами его шеи.
– Откуда ты знаешь эту песню? – спросила она. – Это же колыбельная сороки. Я думала, ее сочинили птератусы.
– Да, – проговорил Гай, и его подбородок коснулся лба Эхо, но та, похоже, не возражала. – Мне ее пели давным-давно. Та девушка, о которой я тебе рассказывал.
– Роза… так значит, она была птерянкой? – Эхо снова пошевелилась. Ее волосы щекотали щеку Гая. – А что с ней стало?
Гай замялся. Не так-то просто бередить старые раны. Призрачные клубы теплого дыхания Эхо касались его воротника.
– Случился пожар. – Гай убрал непослушную прядь волос со лба Эхо. – Она погибла.
Всего лишь два предложения, но в них уместилась вся их история. Убийственная краткость. Эхо крепче обхватила Гая за пояс. Самая страшная его тайна, о которой знали лишь он сам да его сестра, раскрылась в сумерках Шварцвальда.
– А этот пожар, – спросила Эхо, поглаживая живот Гая. Должно быть, когда он садился, у него задралась рубашка. Так приятно Гаю не было уже много лет, – он начался случайно?
Гай покачал головой и потерся щекой о волосы Эхо.
– Нет. Его устроила Танит. Сказала, что Роза шпионка.
– Разве она была шпионкой?
Гай пожал плечами и ответил настолько честно, насколько мог:
– Не знаю. Мне хочется в это верить. Если бы она была шпионкой, мне было бы легче смириться с ее смертью.
Гай не видел, как нахмурилась Эхо, но почувствовал, как она напряглась.
– Правда?
Гай вздохнул, обдав макушку Эхо теплым дыханием, и она чуть поежилась, как от щекотки.
– Нет, – признался он. – Наверное, нет. Неправда.
– Мне очень жаль, – прошептала Эхо, касаясь губами шеи Гая, так что он скорее почувствовал, чем услышал ее слова. Гай вздрогнул и крепче обнял Эхо. Ночь опускалась на лес, окрашивая его в фиолетовый цвет.
– Давно это было. – Быть может, от постоянного повторения эта фраза станет правдой, подумал Гай.
– Тебе, наверное, очень больно. – Эхо снова пошевелилась и вытянула ноги. Погладила ключ, который висел у нее на шее. Она надела его утром вместе с медальоном, перед тем как они ушли от Джаспера. – Вспоминать об этом.
Да, воспоминания действительно причиняли ему боль. Но забыть о том, как он обнимал Розу, какими мягкими были ее черно-белые перья, как она тихонько напевала себе под нос, было бы куда больнее.
– Да, – признался Гай. – Но без воспоминаний мы не были бы теми, кто мы есть. Без них мы ничто.
Эхо что-то промычала в ответ. Далекое пение птиц сменилось негромким стрекотом сверчков в темноте да одиноким криком совы. Похолодало. Стояла поздняя весна, но зима упорно не желала уходить, точно любовник, который никак не может попрощаться с возлюбленной. Гай прошептал Эхо в волосы тихое заклинание на дракхарском – самое простое, чтобы согреться. Он произнес его не задумываясь: слишком часто повторял эти слова в холодные длинные ночи после кровавых сражений. Сейчас же в его объятиях лежала Эхо, и это было куда приятнее.
Та часть Гая, которая тосковала по ласке, по теплым прикосновениям, умерла вместе с Розой, сгорела в пламени пожара, устроенного Танит. Но Эхо угнездилась в его душе, умудрилась пробраться туда, несмотря на вековые каменные стены, чтобы найти полупотухшие угли того, кем когда-то был Гай, и потихоньку раздула огонь, который упорно не желал разгораться. Гай гладил мягкие волоски на шее Эхо и дышал в ритм с ней. Ее дыхание убаюкивало, и вскоре он тоже уснул. Впервые за долгое время ему не приснился пожар.
Эхо открыла глаза. Кричали птицы. Весело щебетали жаворонки, славки заливались тихими трелями, приветствуя восход. Эхо устроилась поудобнее на груди у Гая и глубоко вздохнула. От него пахло лесом. И яблоками. Уютный запах. Она впервые услышала дракхарский вчера, когда Гай что-то говорил ей перед сном. Птератусы утверждали, что этот язык изобилует гортанными звуками, гласные и согласные в нем звучат резко, грубо, но когда вчера Гай шептал заклинания, они выходили у него мелодичными, даже лиричными, и очень красивыми.
Эхо впервые проснулась рядом с мужчиной и, надо сказать, в мечтах она представляла себе этот момент совсем иначе. Без острых камней, впивавшихся в ноги; веток, царапавших кожу; затекшей шеи, оттого, что спала практически сидя. Ну и, конечно, рядом с Роуаном.
Эхо подвинулась, чтобы взглянуть Гаю в лицо. Во сне оно выглядело моложе, нежнее. Темные ресницы, длинные, точно кисти, отбрасывали тень на скулы. В свете зари чешуйки были почти незаметны. Эхо скользнула по Гаю глазами, стараясь запомнить его до мельчайших подробностей. Сейчас они вместе, и Эхо хотелось, чтобы это длилось как можно дольше. Девушка закрыла глаза и прижалась виском к плечу Гая. То ли ей это казалось, то ли действительно спускавшиеся на цепочке ей на грудь ключ и медальон вибрировали в такт биению его сердца. Даже кинжал в ботинке грел сквозь джинсы. Но все это не шло ни в какое сравнение с исходившим от Гая теплом. Рядом с ним было даже жарко. Эхо прижалась ухом к его груди. Тук-тук. Тук-тук. Сердце стучало ровно, спокойно. Сердце Эхо замерло, чтобы поймать этот ритм.
Она лежала в объятиях Гая, и ей казалось, что так и должно быть. Прежде Эхо никогда не испытывала подобного ощущения, даже с Роуаном. Как будто они созданы друг для друга. И ее место здесь. Она зажмурилась и потерлась щекой о его грудь. Шерсть свитера легонько царапала кожу. Но ей нельзя забывать, что ее место вовсе не с Гаем. У нее уже есть дом.
«Ой ли?» – язвительно спросил внутренний голос.
«Заткнись», – мысленно ответила ему Эхо.
Она повернулась и огляделась. Начертанные на земле дракхарские руны, перемежаясь с камнями, замыкали круг. Наверное, ночью к ним приходил Дориан и сотворил защитное заклятье. Кровь бросилась Эхо в лицо при мысли о том, что кто-то видел, как они с Гаем спят в обнимку. Но как бы ни было Эхо неловко перед Дорианом, она все-таки радовалась, что их не видела Айви. За долгие годы дружбы Айви пришлось смириться со многими более чем сомнительными решениями Эхо, но у каждого есть предел терпения. И что-то подсказывало Эхо, что Айви едва ли выдержит зрелище того, как ее подруга обнимается с дракхарским наемником.
Эхо отстранилась от Гая, выскользнула из-под куртки, которой он укрыл ее ночью, и ее тут же охватил пронизывающий утренний холод. Эхо устремилась прочь от Гая, не оборачиваясь, хотя ей ужасно хотелось оглянуться, вернуться в его объятия, отогреться его теплом. Она шла по лесу к тому месту, где расположились на ночлег их спутники. Каждый шаг стоил Эхо титанических усилий, но иначе было нельзя. Ведь теперь она ближе к оракулу и жар-птице, к великому и загадочному жребию, который уготовила ей судьба. И все-таки Эхо казалось, что она совершенно запуталась и понятия не имеет, что правильно, а что нет.
Водопад у входа в пещеру оракула выглядел скромно, по крайней мере по сравнению с водопадом Триберг на другом конце Шварцвальда. Здесь в отличие от Триберга не толпились туристы с фотоаппаратами. Об этом водопаде не знали ни люди, ни птератусы, да и большинство дракхаров даже не подозревало о его существовании. Местонахождение водопада считалось секретом, хотя хранили его не сказать чтобы свято. Считалось, что эта тайна передается от одного Повелителя драконов к другому, но большинство придворных знали, где искать водопад. Многие дракхары из любопытства обращались к оракулу, хотя формально прорицательница должна была служить только избранному Повелителю драконов.
Гай попытался представить здесь Танит во всем ее великолепии, в блестящих золотых доспехах на фоне зеленых ив, которые, несмотря на заморозки, были покрыты пышной листвой. И не смог. Здесь не место огню и стали. Он оглядел своих спутников. Очаровательное дитя большого города, Эхо, как ни странно, в лесу смотрелась вполне естественно, как птица в воздухе.
Он проснулся один, и только легкий запах шампуня, исходивший от его рубашки, напоминал об Эхо. Гаю отчаянно хотелось сократить разделявшее их расстояние, но стоило ему сделать шаг к Эхо, как она тут же делала шаг от него. До водопада они добирались дольше, чем предполагал Гай: Дориану в дороге стало хуже (хотя он, разумеется, никогда не признался бы в этом), и от этого они шли медленнее. Солнце село несколько часов назад, и высоко в небе стояла луна. Слова, начертанные на карте, звучали у Гая в голове: «Та птица, чей слышен голос в полуночном хоре скорбей, восстанет из крови и пепла, чтоб оду пропеть заре».
Прекрасные строчки, хотя и зловещие. Однако они ничего не говорили Гаю. Впрочем, он никогда не разбирался в поэзии. Он со вздохом поднялся по заросшей мхом каменной лестнице, ведущей к водопаду. Остальные шли за ним.
– Фу, – скривился Джаспер. – Вода.
– Ну да, в водопадах обычно бывает вода. – Дориан расплылся в ослепительной улыбке.
Ознакомительная версия.
