Сон Шеа был тревожен; его нарушали постоянные кошмары, в которых они с Фликом и Менионом, рискуя жизнью, шли в Кулхейвен, а затем отправлялись в злополучное путешествие в Паранор. Во сне он заново переживал битву с Туманным Призраком, ощущая хватку его холодных слизистых щупалец, вновь испытывая ужас от касания жижи страшного болота, засасывающего его ноги. Его душу охватывало отчаяние, когда они вновь теряли Мениона в Черных Дубах, но только в этот раз Шеа был один в огромном лесу и знал, что не выберется из него. Он будет блуждать здесь, пока не умрет. Он слышал злобный вой окружающих его волков, пытался бежать, бешено метался по бесконечному лабиринту громадных деревьев. В следующий миг все изменилось, и их отряд стоял перед руинами города в глубине гор Вольфсктааг. Они с любопытством глядели на железные каркасы, не зная, что в зарослях за их спинами затаилась опасность. Только Шеа понимал, что произойдет в следующую секунду, но когда он попытался предупредить товарищей, то не смог произнести ни слова. Затем он увидел, как громадное создание выползает из своего укрытия и бросается на его ошеломленных спутников, а он не мог предостеречь их даже жестом. Казалось, они не видят происходящего, и существо, похожее на клубок черной шерсти и клыков, набросилось на них. Затем Шеа оказался в реке; течение бешено крутило и бросало его, и он тщетно стремился поднять голову над бурлящей водой, глотнуть живительный воздух. Но течение затягивало его в глубину, и он задыхался. Он отчаянно боролся с рекой, бешено бил руками и ногами, но его затягивало все глубже и глубже, на самое дно.
Затем он внезапно проснулся и увидел на небе первые слабые отсветы близящейся зари; его руки и ноги, связанные впившимися в тело кожаными ремнями, онемели и не слушались его. Он взволнованно оглядел лужайку, угасающие уголья костра и неподвижных карликов, погруженных в глубокий сон. Холмы окутывала полутьма, и было так тихо, что в этом безмолвии собственное дыхание казалось юноше громким хрипом. На краю лужайки виднелась одинокая фигура часового, казавшаяся отсюда тусклой тенью рядом с густыми зарослями кустарника. В туманном сумраке близящегося рассвета его фигура была видна так смутно, что несколько секунд Шеа никак не мог решить, человек ли это или же причудливый куст. Шеа вновь внимательно оглядел спящий лагерь, приподнявшись на локте и протирая глаза, внимательно осматриваясь. Он попробовал справиться со стягивающими его руки ремнями, слабо надеясь, что сумеет освободиться и убежать на свободу прежде, чем сонные карлики успеют его схватить. Но спустя несколько долгих минут ему пришлось отказаться от мысли о побеге. Он был связан слишком тщательно, чтобы ему удалось развязать узлы, а порвать ремни просто не хватало сил. Какой-то миг он беспомощно смотрел на землю перед собой, убежденный в том, что игра проиграна, что как только карлики доберутся до Паранора, его передадут Носителям Черепа и убьют.
Затем он услышал странный звук. Это был еле слышный шорох, донесшийся из темноты за пределами лужайки. Шеа тут же настороженно поднял глаза, внимательно вслушиваясь. Его эльфийский взгляд быстро скользнул по лагерю, по спящим карликам, но не нашел ничего нового. Несколько секунд он искал взглядом одинокого часового у зарослей кустарника, но и тот стоял на прежнем месте. Затем от кустарника отделилась громадная черная тень, упавшая на часового, и тот мгновенно исчез из вида. Шеа моргнул, опасаясь, что его подвело зрение, но он не ошибся. Там, где секунду назад виднелась фигура часового, теперь не было никого. Медленно ползли минуты, Шеа напряженно ожидал, что произойдет дальше. Близился рассвет. Быстро растаяли последние ночные тени, и над вершинами далеких холмов на востоке сверкнул золотой краешек утреннего солнца.
Слева от него раздался тихий шорох, и юноша резко повернулся на бок. Из небольшой рощицы показался один из самых удивительных людей, какие ему приходилось видеть. Этот человек был одет во все алое, что поразительно отличалось от всех привычек жителей Тенистого Дола. Вначале юноша подумал, что это может быть Менион — ему вспомнился щегольской красный костюм, который горец однажды надевал на охоту. Но в следующий миг стало ясно, что это не Менион, более того, что этот человек ни в коей мере не напоминает Мениона. Рост, осанка, походка — все было совсем иным. В тусклом свете юноше не удавалось различить черты его лица. В одной руке человек держал короткий охотничий нож, а в другой — странный заостренный предмет. Человек в алом медленно приблизился к нему и зашел ему за спину прежде, чем тот сумел разглядеть его лицо. Охотничий нож беззвучно и легко рассек кожаные ремни, освободив связанного юношу. Затем незнакомец поднес к лицу Шеа свою левую руку, и глаза юноши в изумлении расширились. Вместо кисти руки у этого человека был острый железный шип.
— Ни слова, — прошептал ему на ухо хриплый голос. — Не смотри, не думай, просто иди к рощице слева и жди там. Вперед!
Шеа не стал медлить и задавать вопросы, и быстро подчинился. Даже не видя лица своего спасителя, по его грубому голосу и искалеченной руке он догадался, что этому человеку не следует перечить. Он беззвучно выскользнул из лагеря и бежал, пригнувшись, до тех пор, пока не скрылся среди деревьев. Там он остановился и обернулся, ожидая своего загадочного товарища, но к его изумлению, человек в алом бесшумно бродил среди спящих карликов, очевидно, что-то разыскивая. Солнце уже поднялось над восточным горизонтом, и в его лучах незнакомец, склонившийся над командиром карликов, свернувшимся во сне калачиком, казался черным силуэтом. Его затянутая в перчатку рука осторожно скользнула под тунику карлика, на мгновение замерла и вернулась, сжимая кожаный мешочек с бесценными Эльфийскими камнями. Рука с мешочком на мгновение замерла в воздухе, и карлик проснулся, одной рукой пытаясь схватить незнакомца за запястье, а другой потянувшись к своему мечу, чтобы одним ударом прикончить вора. Но спаситель Шеа был слишком быстр для него. Длинный железный шип с резким звоном металла отвел удар меча в сторону и широким взмахом скользнул по обнаженному горлу карлика. Незнакомец поднялся на ноги и поспешил прочь от мертвого тела, но от шума борьбы уже просыпался весь лагерь. Карлики мгновенно повскакивали на ноги, выхватив свои мечи, и бросились на него прежде, чем тот успел покинуть лужайку. Человек в алом был вынужден обернуться и принять бой, держа в одной руке короткий нож, лицом к лицу с дюжиной противников.
Шеа видел, что этот человек обречен, и приготовился покинуть свое убежище в роще, чтобы хоть как-то помочь ему в бою. Но удивительный незнакомец отразил первый натиск охотников с такой легкостью, будто имел дело с мышами, парировал все их беспорядочные удары и оставил на земле два тела, бьющиеся в предсмертных судорогах. Затем, когда нападающие снова двинулись на него, он издал резкий возглас, и из тени на другом конце лагеря выпрыгнула массивная темная фигура с огромной дубиной в руках. Не замедляя бега, черное существо в неописуемой ярости ворвалось в ряды ошеломленных карликов, расшвыривая их чудовищными ударами дубины, словно разметая опавшие листья. Минуту спустя все карлики мертвыми лежали на земле. Шеа, стоя на границе рощи, изумленно смотрел, как великан приближается к его спасителю, чем-то похожий на собаку, стремящуюся порадовать хозяина своим послушанием. Незнакомец что-то тихо сказал гиганту, а затем неторопливо двинулся к Шеа, оставив своего спутника рядом с телами карликов.
— Думаю, здесь больше делать нечего, — проговорил человек в алом, направляясь к Шеа и поигрывая в здоровой руке кожаным мешочком.
Шеа не упустил возможности рассмотреть его лицо, хотя и продолжал теряться в догадках, кто же такой его благодетель. Его развязная походка говорила Шеа, что он имеет дело с высокомерной личностью, столь же невероятно самоуверенной, сколь и умелой в рукопашном бою. Его жесткое загорелое лицо было гладко выбрито, за исключением ровно подстриженных коротких усиков над верхней губой. По этому лицу нельзя было понять его возраст; оно не казалось ни молодым, ни старым. Манеры его были моложавыми, но грубая кожа и задумчивые глаза говорили о том, что он уже отметил свое сорокалетие. В его темных волосах светлели отдельные седые пряди, но, возможно, то была лишь игра тусклого утреннего света. Лицо его было широким, с резкими чертами; на нем особенно выделялся крупный, часто улыбающийся рот. Это лицо привлекало внимание своей обманчивой красотой; что-то подсказывало Шеа, что оно служит лишь маской, скрывающей истинный облик незнакомца. Тот уверенно остановился перед нерешительно переминающимся юношей, улыбаясь и ожидая, пока тот выразит свое отношение к спасителям; очевидно, он не был уверен, чего можно ожидать от юноши.
