Рэмси Кэмпбелл - Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути (сборник)

– А нельзя устроить по-другому? – спросила она. – Я хочу сказать, если имение такое большое, наверняка же можно…

Анника осеклась, когда Роберт помотал головой. Он нежно взял ее лицо в свои ладони, и Анника услышала, как дрожит его голос, когда он заговорил:

– Нет. Мы ничего не можем изменить. Все должно быть именно так.

Последние слова прозвучали до того решительно и серьезно, что так и остались висеть в воздухе между ними, и больше они не сказали ничего, а молча снова легли на диван, рассеянно лаская друг друга. Украдкой посмотрев на мужа, Аника заметила, как изменилось выражение его лица: казалось, он вот-вот заплачет. Она не понимала этого. Правда, не понимала.

– Интересно, – заговорила она. – это имеет какое-то отношение к тому, о чем хотел поговорить с тобой отец? На нашей свадьбе?

Роберт отвернулся.

– Да, – сказал он, – можно сказать, что имеет.

Через несколько дней они начали паковать вещи. Одних книг Роберта набралось на пятьдесят коробок. Транспортная фирма вывезла мебель и бытовую технику. Кое-что отправилось на склад, кое-что – в Дюрхольм. Анника и Роберт поехали следом, чтобы проследить за разгрузкой, а потом приступили к знакомству с уголком земли, который отныне принадлежал им.

Анника могла испытывать определенные сомнения относительно Эрика, но трудно было бы отрицать, что работник он добросовестный. Стояла середина июля, и сад предстал перед ними во всем своем великолепии. Куда ни посмотри, везде обнаруживались приятные, радующие глаз сюрпризы.

Цветущие кусты были рассажены и по одному, и в обворожительных сочетаниях, а плодовые деревья росли на первый взгляд в случайном порядке, однако сад в целом имел вид чрезвычайно гармоничный. Куртины эффектных однолетников и многолетников чередовались со скромными луговыми цветами в выверенных пропорциях, а вьющиеся растения образовывали причудливые завесы, разграничивающие отдельные участки сада. На земле не было видно ни одного упавшего листа.

– Тебе нравится? – спросил Роберт.

– Не то слово. А тебе?

– Пожалуй.

По-видимому, Роберт уже настолько привык к саду, что перестал обращать на него внимание. Возможно, у него были связаны с этим местом какие-то тяжкие воспоминания, потому что выглядел он мрачно.

– А лошадей посмотрим? – спросила Анника.

– Лошади… – Роберт неопределенно помахал рукой. – Лошади там.

По засыпанной гравием дорожке они прошли сквозь туннель из кустов рододендрона. Дорожка вывела их к небольшому озеру, и Анника заметила всплески и полюбовалась плавными движениями округлых рыбьих спин у самой поверхности воды. Конюшня располагалась за озерцом, а выгул простирался почти до самой воды. До Анники долетели знакомые запахи сена, конского навоза и животных, и она спросила:

– Я тебе рассказывала, что занималась верховой ездой?

Роберт вздохнул и помотал головой:

– Нет, даже не упоминала.

– Я регулярно тренировалась с десяти до тринадцати лет, а потом уже не могла себе этого позволить.

Повисло неловкое молчание, как бывало всякий раз, если дело касалось финансового положения их семей в детстве и юности. Роберт словно не мог решить, как подступиться к этой теме и что сказать. Анника с самого начала решила воспринимать это как симпатичную неловкость, но сейчас ей стало досадно. Подавленное настроение Роберта омрачало этот солнечный день, так что она едко добавила: «После того как отец нас бросил, мама сидела на пособии».

– Понятно, – отозвался Роберт, открывая дверь.

Конюшня, в которую вошла Анника, мало чем походила на тесный сарай из металлоконструкций в Росунда, где она училась верховой езде. Это место больше напоминало собор. В высокий потолок, опирающийся на деревянные своды, были врезаны большие окна. В помещении был небольшой манеж и сеновал. Старые доски пола и стен и балки выглядели превосходно, без намека на плесень или гниль. Упряжь и вожжи сверкали, будто смазанные маслом.

Осмотревшись, Анника покачала головой:

– Неужели за всем этим ухаживает один человек?

– Да. – подтвердил Роберт, – Почему ты спросила?

– И как только он все успевает?

Роберт окинул взглядом конюшню, удивленно поднимая брови, словно ему раньше не приходила в голову эта мысль.

– Наверное, он просто много работает.

Ступая по опилкам, Анника подошла к денникам, жадно втягивая носом воздух. Она так давно не бывала в конюшнях и успела почти забыть, как ей все это нравилось.

Она уже была на полпути к манежу, когда отворилась дверь одного из денников и вышел Эрик, одетый в джинсы и красную клетчатую рубаху. В руке он держал мягкую щетку для чистки лошади. Шаги Анники, до этого момента уверенные и беспечные, вдруг застопорились, превратившись в сложную комбинацию дерганых, плохо скоординированных движений, и она чуть не упала, споткнувшись о какую-то невидимую преграду.

Пытаясь скрыть смущение, она остановилась, притворившись, что рассматривает какую-то архитектурную деталь, и засунула руки глубоко в карманы брюк. Эрик подошел к ней. Если в костюме он казался привлекательным, то сейчас был просто неотразим. Джинсы облегали мускулистые ноги, под тканью рубахи было видно, какая могучая и широкая у него грудь. Анника моргнула и проглотила слюну. Тело ослабело, как будто кто-то превратил его в студень.

Ну-ка, хватит! Не вынимая рук из карманов, она крепко сжала кулаки, когда Эрик подошел ближе. Хватит!

Что за идиотские мысли приходят ей в голову? О том, чтобы покувыркаться в сене, пока хозяин на работе? Мозолистые руки ласкают нежную шелковистую кожу, а потом: «Не угодно ли госпоже покататься сегодня верхом?» Она что, вообразила себя героиней дешевого пошлого романа?

Довольно.

Анника вынула кулаки из карманов и пошла навстречу Эрику, протягивая ладонь. Отложив щетку, он пожал ей руку. Прикосновение было самым обычным. Ничего особенного, вообще. Эрик что-то сказал, но в это время заржала лошадь.

– Простите? – Анника наклонилась к нему.

– Я говорю, добро пожаловать домой.

– Спасибо. – Она освободила руку и попятилась. Ее сильно смутили два момента, и она попыталась скрыть это, оглянувшись на Роберта, который бесцельно слонялся по засыпанному свежими опилками полу.

Во-первых: добро пожаловать домой. Разве не странное приветствие? Во-вторых, если бы она даже и питала бы какие-то фантазии относительно Эрика, запах его дыхания несомненно положил бы им конец. Это было омерзительно: как только она подошла ближе и на нее пахнуло этой смесью гниющего мяса и экскрементов, к горлу подступила тошнота.

Когда они с Робертом вышли из конюшни, Анника заговорила:

– Не знаю, может, дело во мне, но… этот запах у него изо рта…

Роберт злорадно хмыкнул – ее замечание, по крайней мере, немного подняло ему настроение.

– Ты права, – согласился он. – Даже не знаю, как лошади это терпят.

Они вместе посмеялись, и на душе полегчало. Анника взяла Роберта под руку, и они долго гуляли – муж и жена в дарованном им раю. На подходе к дому Роберт вдруг остановился и посмотрел на Аннику.

– Забыл спросить, – сказал он. – Ты не надумала ездить верхом?

– Не знаю. А что?

Роберт сплел ее пальцы со своими, как делал обычно, если его что-то беспокоило или вызывало недовольство.

– Я бы предпочел, чтобы ты не подходила к конюшне, – начал он. – И вообще, если уж говорить начистоту, хотел бы, чтобы ты не проводила время с Эриком.

– Что такое? Неужели ты ревнуешь? Он правда очень красив, но…

– Нет! – отрезал Роберт. – Мне кажется, на это ты едва ли… способна. Но мы можем условиться, что ты будешь держаться от него подальше?

Анника пожала плечами:

– Я и впрямь люблю ездить верхом, так что в конюшню, вероятно, могла бы и зайти. С затычками в носу.

Роберт даже не улыбнулся ее шуточке. Только печально покачал головой:

– Ты вольна распоряжаться своей жизнью. Я только предупредил.

Не взяв ее за руку, он зашагал к дому.

Прошло три месяца, прежде чем Анника снова оказалась поблизости от конюшни. В доме пришлось немало потрудиться, чтобы оживить его после запустения, в которое он пришел за двенадцать лет после смерти матери Роберта. Мебель рассохлась, обивка была обтрепана, ковры протерлись, обои на стенах пропитались сигарным дымом.

Первым делом Аннике пришлось подыскать новую уборщицу. Старая недобросовестно выполняла свою работу, и ее небрежность вносила заметный вклад в общую разруху. Все поверхности, если их не использовали ежедневно, были липкими, а полки и шкафы покрывал толстый слой пыли. Кухня превратилась в рай для бактерий, а унитазы заросли грязью настолько, что проще оказалось их снять и поставить новые.

Анника приняла решение уйти с работы, чтобы иметь возможность всю себя посвятить дому. Ее это не огорчило: ей давно казалось, что на работе в парфюмерном отделе она тупеет, а обустройство дома, наоборот, пробуждало в ней творческие силы и, что ни день, приносило новые и конкретные результаты.