Ток положил руку на перила лестницы. Массивный кованый пролёт неудержимо потащил его за собой, продолжая вращаться, так что малазанец чуть не упал. Поморщившись, он запрыгнул на первую ступеньку. Этот ублюдок – наверху небось, в качающейся комнате. Да у меня сердце разорвётся на полпути туда. А он будет сидеть и ждать аудиенции, которая не состоится. Да уж, вот так шуточка, сам Худ ей ухмыляется. Ток начал подниматься.
Сорок две ступени спустя он оказался на втором этаже. Малазанец осел на холодную бронзу лестничной площадки. Руки и ноги горели огнём, мир болезненно покачивался перед единственным глазом. Он положил мокрые от пота руки на неровную, изрытую поверхность металлического листа, моргая и пытаясь сосредоточиться.
Света в комнате не было, но единственный глаз Тока мог различить все детали: открытые подставки с пыточными инструментами, низкие койки из грязных, толстых досок, кучу тёмных, задубевших тряпок под одной из стен и – на каждой стене, будто искусно вышитые гобелены – человеческие кожи. Полные, вплоть до кончиков пальцев и ногтей, растянутые в жуткие, огромные подобия людей, плоские лица, лишь камень стены подсказывал, где раньше были глаза. Ноздри и рты были зашиты, волосы сбиты набок и свободно подвязаны.
По телу Тока побежали волны невыносимого отвращения, страшные, обессиливающие судороги. Он хотел закричать, выпустить ужас наружу, но мог лишь хватать ртом воздух. Дрожа, малазанец заставил себя встать, посмотрел на уходившие вверх ступени и вновь начал подниматься.
Комнаты сменялись комнатами, обстановка тонула в серых тенях, а он продолжал карабкаться вверх по бесконечной лестнице. Время для него исчезло. Башня, которая теперь стонала и скрипела со всех сторон, покачиваясь на ветру, стала восхождением всей его жизни, тем, ради чего он родился, единственной жизненной целью смертного. Холодный металл, камень, слабо освещённые комнаты, сперва встающие перед глазами, затем уходящие вниз, словно восходы и закаты тусклого солнца. Шли эоны, цивилизации рождались и умирали, и всё это ради иллюзии славы.
Его лихорадочный разум терял связи, одну за другой, скатывался всё глубже в колодец безумия, но тело продолжало из последних сил карабкаться, ступень за ступенью. О, милый Худ, найди меня. Умоляю. Забери от ног этого больного бога, положи конец этому позорному разложению – когда я предстану перед ним наконец, я превращусь в ничто…
– Лестница кончилась, – сказал ему старческий, дрожащий и высокий, голос. – Подними голову, я хочу взглянуть в твоё пугающее лицо. У тебя нет сил? Позволь мне.
Чужая воля просочилась в тело Тока, энергия незнакомца наполнила здоровьем и силой каждый мускул. Однако вкус у неё был отвратительно-водянистый. Ток застонал, попытался бороться, но воля подвела его. Дыхание выровнялось, сердцебиение замедлилось, и малазанец поднял голову. Он стоял на коленях на последней площадке кованой бронзовой лестницы.
В деревянном кресле сидел – сгорбленный и неестественно изогнутый – труп старика. Его глаза светились, будто были лишь тонкой бумагой, прикрывавшей свет фонаря, – грязной, изорванной. Паннионский Провидец был мёртв, но внутри безжизненного тела обитало существо, приводившее его в движение, существо, которое Ток воспринимал как похожую на человека ауру силы.
– Ах, теперь я вижу, – проговорил голос, хотя губы трупа не шевелились. – Действительно, это не человеческий глаз. Воистину волчий. Примечательно. Мне сказали, ты не разговариваешь. А теперь заговоришь?
– Если хочешь, – ответил Ток, и его голос прозвучал с непривычки так хрипло, что он сам его не узнал.
– Прекрасно. Я так устал слушать лишь самого себя. Твой акцент мне незнаком. Ты наверняка не житель Бастиона.
– Малазанец.
Суставы трупа заскрипели, когда тело наклонилось вперёд, глаза загорелись ярче.
– Действительно. Дитя этой далёкой, могущественной империи. Но ты явился с юга, хотя мои шпионы сообщают, что армия твоих соотечественников идёт от Крепи. Как же ты так потерялся?
– Я ничего не знаю об этой армии, Провидец, – сказал Ток. – Теперь я – тенескаури, лишь это важно.
– Смелое заявление. Как тебя зовут?
– Ток Младший.
– Давай пока забудем о малазанской армии, хорошо? До недавнего времени с юга моему государству ничего не угрожало. Но всё изменилось. Меня раздражает новый, упрямый враг. Эти… сегулехи… и их вызывающие беспокойство, пусть и счастливо немногочисленные союзники. Они – твои друзья, Ток Младший?
– У меня нет друзей, Провидец.
– Даже среди других тенескаури? А как же Анастер, Первый Ребёнок, который однажды поведёт в бой целую армию Чад Мёртвого Семени? Он сказал, что ты… уникален. А как же я? Разве я не твой повелитель? Разве не я распахнул тебе объятья?
– Я не знаю наверняка, – глухо сказал Ток, – кто из вас распахнул мне объятья.
Сущность и труп одновременно отшатнулись при этих словах Тока, марево образов резануло глаз. Два существа, живое прячется за мёртвым. Сила прибывала, нарастала так, что Току начало казаться, будто мёртвое тело вот-вот рассыплется в прах. Руки и ноги спазматически подёргивались. Вскоре яростная волна схлынула, и тело вновь замерло.
– Не только волчий глаз, раз ты видишь столь ясно то, что никто другой пока не сумел различить. О, чародеи смотрели на меня, переполненные до краёв своими прославленными Путями, и не заметили ничего подозрительного. Мой обман был непроницаем. Но ты…
Ток пожал плечами.
– Я вижу то, что вижу.
– Которым глазом?
Он вновь пожал плечами. На этот вопрос ответа у него не было.
– Но мы говорили о друзьях, Ток Младший. В моих святых объятьях смертный никогда не будет одинок. Анастер, я вижу, обманулся.
– Я не сказал, что мне одиноко, Провидец. Я сказал, что у меня нет друзей. Среди тенескаури я – единое целое с твоей святой волей. Но что мне женщина, которая идёт рядом, усталый ребёнок, которого я несу, мужчины вокруг… если они умрут, я съем их. Не бывает друзей в такой компании, Провидец. Только будущая еда.
– Однако ты отказываешься есть.
Ток молчал.
Провидец вновь наклонился вперёд.
– Но теперь ведь не откажешься, верно?
И вот безумие накрывает меня тёплым одеялом.
– Если хочу жить.
– А жизнь важна для тебя, Ток Младший?
– Не знаю, Провидец.
– Так давай проверим, ладно? – Иссохшая рука взметнулась вверх. Перед током затрещал разряд чар. Маленький столик появился перед малазанцем, на нём – дымящиеся куски варёного мяса.
– Вот пища, которая тебе нужна, – провозгласил Провидец. – Сладкая плоть. Приобретённый вкус, так мне сказали, во всяком случае. Ага, вижу, голод вспыхнул в твоём волчьем глазу! Действительно внутри тебя зверь – какое ему дело до происхождения этого мяса? Тем не менее советую тебе есть медленно, иначе сжавшийся желудок может отвергнуть всё, что ты ему предложишь.
С тихим стоном Ток повалился на колени подле столика, протянул руки. Зубы заболели, когда он начал жевать, к соку мяса примешивался вкус собственной крови. Ток проглотил кусочек, почувствовал, как желудок сжался вокруг него. Усилием воли малазанец заставил себя остановиться, подождать.
Провидец поднялся с кресла, неуклюже подошёл к окну.
– Я выяснил, – проговорило древнее существо, – что смертные армии не способны справиться с угрозой, которая приближается с юга. И вот я отвёл войска и займусь этим врагом собственноручно. – Провидец обернулся и внимательно осмотрел Тока. – Говорят, волки избегают человеческой плоти, если у них есть выбор. Не думай, что я лишён милосердия, Ток Младший. Мясо, что лежит перед тобой, – оленье.
Я знаю, ублюдок. Похоже, у меня не только глаз волчий, но и чутьё тоже. Малазанец взял ещё кусочек.
– Это уже не важно, Провидец.
– Прекрасно. Чувствуешь, как сила возвращается в твоё тело? Я позволил себе исцелить тебя – медленно, чтобы уменьшить травму для духа. Ты мне нравишься, Ток Младший. Хотя мало кто это знает, я могу быть добрейшим господином. – Старик вновь посмотрел в окно.
Ток продолжал есть, чувствуя, как жизнь возвращается к нему, и не сводил взгляда единственного глаза с Провидца. Он прищурился, заметив силу, которая начала собираться в одержимом трупе старика. Холодное оно, это чародейство. Запах льда на ветру – это память, древняя память, но чья?
Комната вдруг поплыла, растворилась перед глазами. Баальджагг… Размашисто бежит вперёд, косится одним глазом налево, туда, где в дюжине шагов идёт госпожа Зависть. Позади трусит огромный Гарат, бока его покрыты шрамами, из которых ещё сочится кипучая, ядовитая кровь – кровь хаоса. Слева от Гарата шагает Тлен. Мечи вычертили новую карту на теле т’лан имасса, расщепили кости, рассекли сухую кожу и мускулы – Ток никогда не видел настолько сильно повреждённого т’лан имасса. Казалось невозможным, что тлен способен стоять, не то что ходить.
