чересчур далеко от нас и мне не удавалось разглядеть их, как следовало бы. Хотя, с другой стороны, можно предположить, что среди них находились и небезопасные для нас твари. Как любые животные, если они не голодны и не хищны, звери не обращали на нас никакого внимания до тех пор, пока мы не подходили к ним слишком близко.
— Сколько пищи! — воскликнула Дуаре.
— Будем надеяться, что те маленькие зверьки хороши на вкус, — засмеялся я.
— Или вот эта зверюга, что лежит под деревом и наблюдает за нами, — указала Дуаре на мохнатого гигантского зверя величиной со слона. — Наверное, она хороша под ореховым соусом.
— Да, эта прелесть, наверное, думает о нас то же самое, — ответил я. — Сейчас мы это выясним — она как раз направляется к нам.
Зверь в самом деле встал и не спеша двинулся в нашу сторону. До леса еще оставалось больше ста ярдов.
— Бежим? — предложила Дуаре, не ожидавшая такой мобильности от этой горы.
— Подожди немного. Смотри по сторонам, будто местностью любуешься. Знаешь, некоторые звери начинают инстинктивно преследовать всех, кто стремится от них убежать. Если он не прибавит шагу, мы спокойно успеем добраться до опушки раньше его. Если побежим, то для него не составит труда настичь нас — человек из всех животных, пожалуй, самый нерасторопный вид.
Мы продолжали идти, то и дело оглядываясь на нашего косматого преследователя. Чтобы он ощущал себя неспокойно. Под угрозой санкций. Но тип хотя и казался неповоротливым, все же шел бодро.
Дистанция между нами быстро сокращалась. Стало ясно, что при особом желании он догонит нас, прежде чем мы доберемся до леса. А с нашим жалким оружием мы были абсолютно беззащитны перед этакой тушей.
— Прибавь-ка шагу, Дуаре, — сказал я.
Она послушалась, но вскоре оглянулась.
— Почему ты отстал? — спросила она.
— Не задавай лишних вопросов, — бросил я резко. — Делай, как я сказал!
Дуаре встала как вкопанная.
— Я сама разберусь, что мне делать, — заявила она. — Не хватало еще, чтобы Карсон Нейпир принес себя в жертву ради меня. Если ты погибнешь, то и меня рано или поздно ожидает тот же самый конец. И потом, не забывай, кто перед тобой. Дочь джонга не привыкла, чтобы ей приказывали.
— Если бы я сейчас не был так занят, то обязательно оттузил тебя по… — недовольно сказал я, скосив шаловливый взгляд на нее — ниже пояса сзади.
Дочь джонга взглянула на меня с негодованием, потом нелогично залилась слезами.
— Ты пользуешься тем, что меня некому защитить от тебя! Мне жаль, что я не знала вашу маму! — говорила она, всхлипывая и поднимая, как я ее научил, тонкий палец из кулака. — Не пошли бы вы, сэр, за редькой? А?
Я почему-то развеселился.
И уже мне самому было жаль, что Дуаре не была знакома с моей мамой. Маме бы она очень понравилась. Смелая, немного сумасбродная… так дочь джонга же!
— За редькой! А ты хоть знаешь, что это такое? Я пытаюсь тебя защитить, детка, а ты капризничаешь.
— Морская пехота! Не нужна мне такая защита. Королевской дочери лучше погибнуть, чем терпеть такое позорище.
— Ты не устала это повторять? — поинтересовался я холодно.
— Хрена не слаще!
С этим чудесным ругательством, смысла которого она, как приличная барышня, не понимала, Дуаре рванула вперед, не оглядываясь. Эх, пропащая! Пошла, как ходила всегда, с гордо поднятой головой. Вся ее чудесная фигурка выражала оскорбленное достоинство и негодование.
Тут я и обернулся.
За интересной беседой мы как-то незатейливо отвлеклись от главной темы. А зверь был уже в двадцати ярдах от меня. До опушки оставалось примерно столько же. Я остановился и повернулся к нему лицом, приготовившись к встрече. За то время, которое ему понадобится для расправы со мной, Дуаре обычным уже для нас манером успеет спрятаться на ветках ближайшего дерева.
В руке я держал только лук, стрелы оставались в самодельном колчане за спиной. Одного взгляда на эту гигантскую тушу было достаточно, чтобы уразуметь: мои жалкие стрелы не смогут принести зверю никакого вреда, а только раззадорят его. Он тоже заметил, что я остановился. В движениях его появилась настороженность. Зверь пристально разглядывал меня своими крохотными, широко распяленными глазочками, навострив огромные уши, по форме напоминавшие ослиные. Его ноздри трепетали, словно в предчувствии добычи. А я до сих пор не знал, понимаете, ни как его зовут, ни кто он был. Может, только траву ел с цветами, за нами ж пошел познакомиться!
Наконец он пошел на меня, и очень решительно.
Прямо из носа его, приподнявшись в толчочке, стал вдруг подыматься огромный рожище, точно у носорога. Он вырастал под углом в сорок пять градусов и все увеличивался в размерах, пока не достиг самого лба. Я стоял на месте. Пригвожденный, как уже не знаю что и не знаю куда. Жизненный опыт подсказывал, что такие большие звери очень редко нападают без повода. Я надеялся, что и на этой планете дело обстоит подобным образом. Интересно, что за повод мы ему дали?
Но ведь звери не всегда набрасываются на вас из-за гнева со страхом. Иногда вообще никакого повода не требуется. Бывает, они нападают просто из-за того, что им немножко хочется кушать. И все равно что, можно — вас.
Я почему-то сразу решил, что эта громадина непременно должна оказаться милым травоядным существом, отличником по этому делу — кто-то же обобрал до самой подстилки всю траву вокруг дерева. И что она совершенно случайно похожа на американского бизона. Который, так сказать, немножко всеядный.
Между тем эта ходячая гора мяса по-прежнему надвигалась на меня, но очень осторожно — будто преодолевая сомнения. Вот она нависла надо мной, и я почувствовал на себе ее теплое дыхание. Не было той горючей вони от разложившегося мяса, которая убивает рецепторы. Запах окончательно убедил меня в том, что передо мной — травояд. Мне показалось, что все не так уж и страшно.
Только зверь почему-то наклонил ко мне голову и настороженно рыкнул. Я ощутил, как его жуткий рог коснулся меня. А холодная мокрая морда была уже совсем близко — он явно принюхивался ко мне. Понюхал, не понравилось. Ни как питание, ни вообще. Я ж этой… ящерицей был ароматизирован до самого паха! Потому его страшный рог стал уходить обратно и вскоре исчез вовсе.
Громко фыркая, зверь повернулся и припустил прочь, взбрыкивая всеми лапульками, как молодой бычок. Выглядело ужасно смешно — будто большой паровоз вдруг решил попрыгать через скакалку. Я не смог удержаться от смеха, хоть в смехе моем
