парой, а вдоль уплощенного сверху телища. И несколько гибких хвостов!
Тэк-с. Не надо паники. Может, у нее была вертикальная сезонная кочевка… А что? Может, не нас пугал человек, не имел такой изуверской цели — напугать до бессознания, а просто жил нормальной жизнью: откочевывал с предгорной речной долины, где уже все склевал, в горы? Подержался у бурного ручья, сколько смог. Похлопал цельной прозрачной оболочкой на обоих глазах, вроде часового стеклышка. Обождал для приличия, когда эти горе-путешественники уже свалят наконец… Ну мы и свалили со скоростью два сантиметра в минуту. Но он же про это не знал. Про наши спортивные достижения и больные колени. Тоже тронулся следом. А тропа-то одна!
Опираясь на мою руку, Дуаре перегнулась через край уступа.
При виде животного она чуть не задохнулась от ужаса.
— По-моему, это вэри, — пролепетала она. — Если это действительно вэри, мы погибли. Правда, только читала о них, но эта зверюга действительно похожа на тех, что я видела на картинках. Если у нее, когда она рассердится, отвалится хвост…
— Сколько хвостов у нее должно отвалиться, чтобы ты убедилась наверняка? Их тут штук семь, думаю.
— Кто-о-о это-о? — выпалила Дуаре, лишь сейчас разглядев живность внимательно. — У вэри один хвост.
— Думаю, необязательно. Хвост имеет тенденцию отламываться от резкого мускульного усилия. И это нормально. Как у земных ящериц. Но разлом совершается не среди сильных соединений позвонков, не вдоль, а поперек, по особому месту, неокостеневшему кусочку между слоями. Потом хвост должен расти, все растет. Он отрастает заново, но позвонки уже не работают, заменяются хрящом. То есть если он решит еще раз оторваться, то произойдет это выше места предыдущего слома. А на сломе может вырасти какой-нибудь другой хвост… Чего от них можно ожидать, от этих зверей? — спросил я, окидывая взглядом Дуаре, которая так мучительно вспоминала, что даже про коленку забыла.
— Их укус ядовит.
— Если укусит, — уточнил я, сделав лицо. Такое, знаете, лицо большого побивателя рептилий.
— Нет, с вэри нам нипочем не совладать…
— А я не собираюсь с нею разговаривать. Еще не хватало — разговаривать с каждой! Какая-то вэри. Поднимись повыше и постарайся куда-нибудь спрятаться, а я попытаюсь ее задержать.
Я смотрел, как ящерица из обычного отряда чешуйчатых медленно карабкается вверх по обрыву.
Ее уплощенное книзу тело было покрыто рожками разноцветной чешуи в виде причудливого европейского орнамента красных, белых и желтых оттенков. Узор отличался своеобразной красотой, но все остальное казалось омерзительным.
Формой головы эта зверица походила на крокодила, но целый частокол столбчатых косточек соединял крышку черепа с его основанием. Придавал основательности, уверенности в завтрашнем дне, не всякий эту башку снесет, если на то пошло. С обеих сторон из ее верхней челюсти торчало несколько белых рогов, а на лбу, под сросшимися веками, красовался один-единственный гигантский фасеточный глаз.
Уступ пока скрывал нас от нее, но еще немного — и она нас заметит. Неизвестно, как зверица вообще видела этой своей фасеткой. Может, была она увеличительной линзой и вместо нас с Дуаре, бесподобно красивых даже в том состоянии страха, который нами владел, эта угробина передавала изображение войлочных верблюдов, тарбанов или других монстров? Я схватил огромный валун и изо всех сил запустил его вниз, не особо желая припугнуть эту тварь, просто проверяя реакцию.
Да, это я зря сделал, винюсь. Пропали, пропали мы!
Камень угодил прямо ей в рыло, и она подняла голову.
Ну а потом… Жизнь на такой природе была явно штукой не из простых. Реакция у этой стервы оказалась похлеще моей. Из пасти вдруг вылетел длинный-предлинный язык с раздвоенным острием и как шваркнет по мне!
Мгновенно обвился вокруг тела, поднял в воздух молодого, здорового мужчину, как хворостинку, и через секунду я очутился перед мордой зверищи, издававшей шипящий свист. Что-то хотела сказать. Непременно как-то засвидетельствовать, что ли, свое восхищение моей агрессивностью.
Зная законы физики, я предположил, что буду тотчас же отправлен прямо в глотку, но забыл о здешнем законе неравновесности масс. Оказался несколько великоват для этого. Всего в три раза больше, чем глотка.
Как бы то ни было, она старалась затянуть меня в свое алчное чрево, но я отчаянно сопротивлялся, распяливая руки и раскидывая ноги, то есть увеличивая объем своего технологического среза при прохождении еще в полтора раза. Простая математика. Но эта дурища не умела считать.
У нее оказался роскошно оснащен голосовой аппарат: вначале от неудовольствия она только фыркала, как сильно простуженный человек. Фыркала, фыркала, но таких чудес еще не бывало, чтобы ершик для молочной бутылки целиком погрузился в игольное ушко. Обнаружив непорядок, она запищала, защелкала, даже пару раз чирикнула, как колоратура! Тщетно. Карсон Нейпир по-прежнему торчал из нее на девять десятых своей величины и добровольно усаживаться, как складной метр, намерен не был.
Мне удалось заметить, что в ее раскрытой пасти не было зубов. Наверное, она глотала свою добычу живьем, а рога, обрамлявшие верхнюю челюсть, служили для защиты от врагов. Из глотки ее исходил такой смрад, что я чуть было не потерял сознание. По-видимому, таким образом вэри одурманивала свою жертву перед тем, как ее употребить, чтобы жертве было покомфортнее помирать в сточной яме. Сама она аромата не чуяла, как мне показалось. У этих ящериц на Земле есть такое образование, как лицевые ямки. Осязательную я нашел. Нюхла — нет. В обонятельной ямке, если дать по ней изо всех сил, должна была треснуть заглушка, специальная перепонка, и дурища могла запросто помереть от собственной вони.
Но, во-первых, ни ямки таковой я на ней не нашел, ни ноздрей. Во-вторых же, такие наши сердечные друзья, как нобарганы, перепонок в носу не имели, а от собственных испарений даже не морщились. Так что шансов воздействия на страшилище у меня не нашлось.
Она меня вскинула, перехватив за верхнюю часть бедер.
Даже, точнее сказать, за самую интересную в этой области зону. Я возопил, что не брал номерочка к сексопатологу и не желаю таких опасных воздействий!
А в глазах уже темнело, я чувствовал, как силы покидают меня. Уже толчки какие-то пошли по мне, волнами. Очевидно, конвульсии. И приветствуя мою гибель, уродка опять завизжала! Я вспомнил, как умирал басто, и тоже открыл глаза, чтобы выразить чувство врагу. Батюшки… То, что я принял за конвульсивные толчки моего организма, на самом деле являлось результатом механического воздействия на дуру в панцире.
С собой рядом сквозь пелену туманов в глазах я увидел Дуаре! Моя культуристка крепко сжимала копье и молотила чудовище, как только могла. Какой
