некой точки внутри его, вспыхивает свет, тусклый и оранжевый, дрожит по углам.
Тогда они поднимаются из появляющихся на полу прозрачных прямоугольников, поднимаются бездыханными, с немигающими очами, возлежат в паре футов над землей, покоятся на незримых катафалках; и всех цветов их одежды, всех оттенков кожа, всех возрастов тела. И есть у одних из них крылья, у других – хвост, у третьих – рога или же длиннющие когти. Кое у кого найдется и весь этот набор; одним в тело встроены какие-то механизмы, другим – нет.
Разносятся стоны, раздается похрустывание суставов, потом возникает движение.
С шорохом и шуршанием, покряхтывая и растирая свои затекшие члены, они садятся, они встают. Потом все низко склоняются перед ним, и одно слово наполняет воздух:
– Хозяин.
Он обращает свои зеленые глаза на толпу, и откуда-то доносится до его уха отзвук смеха.
Поворачиваясь, поворачиваясь, поворачиваясь, размахивает он своей тростью.
Затем приходит неожиданное движение, и вот уже она стоит рядом с ним.
– Врамин, твои новые подданные приветствуют тебя.
– Как ты попала сюда, госпожа?
Но она опять смеется и не отвечает на его вопрос.
– Я тоже пришла воздать тебе честь: славься, Врамин, Повелитель Дома Мертвых!
– Ты добра, госпожа.
– Я более чем добра. Конец уже недалек, и то, чего я желаю, почти у меня в руках.
– Это ты подняла мертвых?
– Конечно.
– Не знаешь ли ты, где сейчас Анубис?
– Нет, но могу тебе помочь его найти.
– Давай тогда уложим мертвецов отдыхать и дальше, чтобы мог я попросить твоей помощи. А также и спросить тебя о предмете твоего желания.
– А я могла тебе ответить.
И вдруг ложатся мертвые и опускаются обратно в могилы. Свет гаснет.
– Ты знаешь, почему сбежал Анубис? – интересуется он.
– Нет, я здесь совсем недавно.
– Он отбыл, преследуемый твоим сыном Тифоном.
И Красная Ведьма улыбается под своей вуалью.
– Безмерно радует меня, что жив Тифон, – говорит она. – А где он сейчас?
– Сейчас домогается он жизни Озириса. Быть может, он отделался уже и от пса, и от птицы.
И смеется она, и ее наперсник прыгает у нее по плечу, обеими руками держась за живот.
– Как это было бы приятно – сейчас! Надо посмотреть, как все это складывается!
– Отлично.
И Врамин чертит в темном воздухе зеленую раму для картины.
Изида прижимается к нему и обеими руками сжимает его руку.
Вдруг в раме возникает картина – и движение.
Изображение тени черной лошади движется по стене.
– Это нам ни о чем не говорит, – замечает Врамин.
– Нет, но все равно приятно снова взглянуть на моего сына. Сына, который содержит в себе Бездну Скагганаук. А где может быть его брат?
– Вместе со своим отцом, они же еще раз отправились биться с Безымянным.
И стоит Изида, потупив глаза, и пробегают по картине волны.
– Я бы взглянула на это, – говорит она наконец.
– До того я бы разыскал Анубиса и Озириса, если они еще живы, и еще Мадрака.
– Хорошо.
И внутри изумрудной рамы медленно обретает форму изображение.
Стоя там, наблюдает он за Тем-Что-Кричало-В-Ночи.
Больше оно не кричит.
Освобожденное, тянется оно к нему – башня дыма, борода без подбородка…
Подняв звездный жезл, прочерчивает он огненную вязь по самой его середине.
Оно не останавливается.
Огни пробегают всю гамму спектра, исчезают.
Жезл начинает вибрировать, но его руки сами знают, как на это реагировать.
Оно сворачивается вокруг него кольцом, затем отступает.
Стоя там, выше облаков и всего остального, обрушивает он на него ливень молний.
Нарастает гудение.
Звездный жезл вибрирует у него в руке, испускает жалобный звук, разгорается ярче.
Оно падает назад. Продолжая нападать, шагает Сет по небу.
Оно стекает, падает, отступает к поверхности мира.
Преследуя его, Сет встает на вершину горы. Где-то над луною следуют за ними Принц и Генерал.
Смеется Сет, и жар взрывающегося солнца прокатывается по твари.
Но тут оно поворачивается и наносит удары, и Сет отступает через континент, и грибы дыма отмечают его путь.
Ураганы трясут своими кудрявыми головами. Шаровые молнии прокатываются по небосклону. Вечные сумерки просветлели от языков пламени, падающих на его преследователя.
И, однако, оно продвигается вперед, и горы падают на его пути. Далеко внизу содрогается земля, и башмаки на его ногах оставляют громовые отпечатки там, где проходит Сет, сворачивая раз, другой.
Как из ведра льет дождь, сгущаются тучи. Внизу появляются огнедышащие воронки.
Тварь наступает, нанося удары, и путь ее раскален добела, потом сер, потом снова раскален.
Жезл звенит как колокол, и моря выходят из берегов.
Все стихии обрушиваются на тварь, и все равно она наступает.
Рычит Сет, и перемалываются скалы, ветры разрывают посреди шатер небес, плещут обрывками, вновь их соединяют.
Опять кричит оно, и Сет, наступив одной ногой на море, улыбается внутри рукавицы и обрушивает на тварь вихри и подземные толчки.
И, однако, оно продвигается вперед, и стынет воздух.
Из-под руки Сета вылетает смерч, и тут же сыплются молнии. Проломлена земля и рушится сама в себя.
Одновременно наносят удары Сет и тварь, и разрушен континент под ними.
Закипает океан, и все небо покрыто северным сиянием всех цветов радуги.
Потом три иглы белого света насквозь пронизывают тварь, и она отступает к экватору.
Сет не отстает от нее, хаос не отстает от Сета.
Гром над экватором и хлопок, хлопок, хлопок хлыста – звездного жезла – по небу…
Между землей и небом – дым цвета травы. Лакей судьбы, Время, спешно перекрашивает задник.
Разносится крик, и опять слышен перезвон словно бы колоколов, когда разлетаются вдребезги цепи, сдерживавшие моря, и вздымаются воды, качаясь, как колонны Помпеи в тот день, в тот день, когда были они сломаны, затоплены; и жар, жар кипящих океанов поднимается вместе с ними; и не продохнуть теперь, до того густ воздух. Используя фугу времен, распинает Сет тварь на тлеющем небе, и все равно кричит она, замахивается на него, отшатывается. Нет пробоин на доспехах Сета, хоть и от мира сего они, ибо не коснулось его То-Что-Кричит. И вот рвет Сет нить огненного бисера, достойного Гая Фокса. Тварь взрывается в девятнадцати местах, рушится в себя. И приходит могучий рокот, и вновь дождем падают перуны. То-Что-Кричит-В-Ночи становится катящимся шаром, роковым шаром. Оно воет тогда так, что лопаются барабанные перепонки, и Сет хватается за голову, но не перестает поливать его светом своего жезла.
И душераздирающий вопль испускает
