смотреть, как в женские комнаты вламываются чужие мужчины, простукивают пол и стены, выдвигают ящики с бельем, выворачивают наизнанку сорочки, было омерзительно. Чем тщательней люди Манриков искали, тем больше Луизе хотелось, чтобы они остались с носом.
Катарину Ариго загнали в угол, впереди ее ждали позор и скорее всего смерть, но она боролась. Каждым жестом, словом, взглядом, улыбкой. Королева оставалась такой, как и раньше, не изменив ни единой своей привычке, разве что запрещенные именем короля поездки в аббатства заменили ежедневные чтения.
Разумеется, читали Книгу Ожидания. Женщины в придворных платьях бубнили о кознях Леворукого, возвращении Создателя, справедливости, наказании виновных и оправдании невинных, а Луизе казалось, что она сидит в материнском доме и ждет, когда у погромщиков дойдут до них руки.
«Тяжело устоять пред искусителем, умело он расставляет сети, обещая каждому то, чего жаждет неразумная душа. Обещает дать здесь и сейчас и дает, ибо, пока Создатель далеко, Враг близко…»
Если бы! Будь все так просто, Леворукому пришлось бы побегать, исполняя людские капризы. Смерть, она когда еще придет, а желания – вот они. Девица Луиза Кредон первая бы сунулась менять душонку на красоту, а вдова Арамона? Во время бунта она бы отдала все за спасение детей, но Арнольд хотел заполучить именно их. Куда он, кстати, делся и где Цилла?
Сумей она заплакать о дочке, это был бы знак: та упокоилась с миром, но живые не могут оплакивать выходцев. У нее нет слез, значит, Цилла где-то бродит… Она всегда была злой, ее девочка, почему?
«…чтобы унизить Создателя, он расставляет ловушки, обещая спасение и защиту. Ниспосланные Создателем испытания Враг превращает в силки и капканы, в кои ловит слабых и усомнившихся».
Слабых и усомнившихся… Умирающий с голоду, да просто умирающий примет любую помощь. Или почти любую… Мать у постели больного ребенка будет слабой и усомнившейся. Приговоренный к казни будет слабым и усомнившимся. Да появись здесь Повелитель Кошек, Катарина повисла бы у него на шее не хуже, чем у Алвы, и Луиза Арамона ее бы не осудила.
В прихожей послышались стук и шаги, но королева и не подумала оглянуться. Ее величество сидела у стола, подпирая рукой подбородок, и казалось, была полностью поглощена откровениями блаженного Леонида. Она не повернула головы даже тогда, когда в комнату ввалились мужчины в черно-белом. Леонард Манрик, собственной персоной, с ним двое секретарей, четверо хуриев и несколько гвардейцев во главе с офицером.
Чтица вздрогнула и замолчала, испуганно глядя на рыжего теперь уже маршала. Тот поклонился:
– Добрый вечер, ваше величество. Простите, что отрываю от столь благочестивого занятия.
Катарина Ариго чуть шевельнула рукой, прерывая дурацкие излияния.
– Я слабая женщина, сударь, и не могу помешать вам и вашим спутникам войти.
– Ваше величество, я буду краток. Мне известно, что вы ночью написали четыре письма. Я доподлинно знаю, что эти письма при вас, и прошу их показать.
– Вы делаете успехи, маршал. Из вас получился отменный тюремщик.
– Благодарю, ваше величество. Покажите письма. Если они не несут в себе ничего предосудительного, я распоряжусь незамедлительно доставить их адресатам.
Закатные твари, какие у всех рожи, в гробу и то веселее.
– Благодарю за заботу, но я не писала никаких писем.
– Ваше величество, не следует скрывать то, что скрыть невозможно. Ночью вы зажигали свечи, а в вашем бюваре недостает четырех листов.
– Вот как? – приподняла бровь королева. – После того как вы пересчитали мои сорочки и чулки, вы взялись за листы бумаги. Если бы вы не были тюремщиком, маршал Манрик, вам следовало бы стать лавочником или ростовщиком. Подсчеты у вас в крови, так же как у Алва и Савиньяков – война.
– Я исполняю свой долг перед моим государем, – лицо Манрика начало багроветь. – И я не уйду, пока не получу то, за чем пришел. Отдайте мне письма, или я буду вынужден прибегнуть к обыску.
– Вы намерены превратиться в уборщика? – пожала плечами Катарина Ариго. – Что ж, приступайте. Не сомневаюсь, что вы не забудете получить плату за поденную работу. Селина, дитя мое, смени графиню Рокслей.
В спальне, гостиной, приемной шуршало, звякало, шелестело, но королева Талига не отрывала взгляда от золотистой головки, склоненной над Книгой Ожидания. Сэль читала об откровениях блаженного Леонида, видениях святого Адриана, Иоанновых декреталиях, читала, пока капитан личной королевской охраны не захлопнул последнюю шкатулку и не навис над столом.
– Мы осмотрели комнаты, – Леонард Манрик изо всех сил старался казаться спокойным, но веко у него подергивалось, а лицо пылало, – и не нашли никаких писем. Теперь я должен подвергнуть личному досмотру сначала ваших дам, а потом и вас.
– Должны? – Катарина говорила очень тихо и очень спокойно. – Знает ли об этом долге наш супруг?
– Его величество снабдил меня чрезвычайными полномочиями, – Манрик слегка поклонился. – В Эпинэ зреет бунт, сударыня, а связи вашего величества с мятежной провинцией общеизвестны.
– Зреет бунт? – переспросила королева. – Этого следовало ожидать, и это только начало…
– Вы угрожаете? – рыжий маршал подобрался, словно охотничья собака.
– Кому я могу угрожать? – покачала головой Катарина. – Тем более в моем нынешнем положении. Но вы правы, я родилась в Эпинэ, и я ее знаю. Провинцию взбунтовали вы с Колиньярами, вернее, ваша глупость. Эпинэ – породистая лошадь, она не потерпит дурного седока и не позволит возить на себе бочки с нечистотами.
– Эпинэ будет возить то, что следует, а мне нужны письма! Даю на размышление пять минут, нет, минуту!
Сорвался, сейчас ногами затопает, как покойный супруг. Закатные твари, да он мокрый, как утка! Чего доброго, удар хватит. И поделом, но обыск… Ладно, Катарина не помрет, а она тем более – задерут юбку, им же хуже, но девочки!.. Рыжий мерзавец положил глаз на обеих. А может, обыск – повод? Нет, Манрикам не до женщин, им главное – не подавиться Талигом. Голову они проглотили, но до хвоста далеко…
Рыжий маршал громко щелкнул часами.
– Время истекло, ваше величество. Я последний раз предлагаю отдать письма.
Королева резко вскинула голову, она смотрела не на Манрика, а на пришедших с ним офицера и чиновников, и те один за другим краснели и опускали глаза. Леонард дернул щекой, он был красней свеклы. Если б не Селина с Айрис, это было бы хоть и мерзко, но смешно. Луиза поймала взгляд графини Рафиано. Толстуха едва заметно подмигнула, и Луиза опустила глаза. Личный досмотр так личный досмотр! Графиня Рафиано – жена экстерриора, а язычок у нее не хуже, чем у отсутствующего супруга.
Капитан личной королевской охраны поклонился:
– Ваше величество, соблаговолите проследовать в будуар.
Обошлось. Решил начать с королевы. Может, ею же и закончат? Письма наверняка за корсажем.
– Королева Талига не может уединиться с мужчиной, – равнодушно произнесла Катарина Ариго.
– В таком случае… в таком случае…
Графиня Рафиано с
