на бок, примяв пухлой щечкой плоскую подушку. Это была единственная свободная комната, в которой не было других детей, так как они ночевали в общих спальнях. Ею почти не пользовались, но Тао Ю попросил дежурную няню сменить постельное белье. От него пахло дешевым стиральным порошком, что напоминало Лун Аню собственные ночи в детском доме.
– Двигайся, – сказал он и, дождавшись, пока мальчик отползет немного левее, лег рядом поверх покрывала.
Го Юн сразу же прижался к нему, спрятав лицо у него на груди. Лун Ань обнял его. Какое-то время они лежали в тишине, пока мальчик не прошептал:
– Лун-гэгэ будет моим папой?
Лун Ань, гладивший его по спине, замер. Что он должен был ответить на этот вопрос? Го Юн не дышал, ожидая, пока он что-нибудь скажет.
– Если получится.
– А Ван-гэгэ?
Сердце дрогнуло, и в груди разлилось обжигающее тепло. Лун Ань опустил голову, прижимаясь щекой к мягким волосам Го Юна.
– Не знаю, – честно ответил он.
– А Линь-гэгэ?
– Спи! – Лун Ань натянул одеяло почти до уровня своей груди, накрывая Го Юна с головой.
Игрушечные дракончики от этого движения сползли по покрывалу и упали сверху на мальчика. Тот вытащил руку и утянул их к себе, обняв и затолкав под мышку. Лун Ань вздохнул и прикрыл глаза, стараясь думать только о тепле под боком. Спустя некоторое время Го Юн уютно засопел.
Лун Ань не мог уснуть, лишь проваливался на несколько минут, чтобы потом снова открыть глаза. Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем дверь, на которую он смотрел, беззвучно отворилась. На мгновение комнату залил блеклый свет из коридора, в следующую секунду вновь пропавший.
Ему снился сон? Это точно не могло быть реальностью.
Ван Цин сел на край кровати. Лун Ань видел лишь смутные очертания его лица и волос, но узнал бы его и будучи слепым – по шагам и по запаху.
– Лун Ань, – еле слышным шепотом произнес он.
– Что ты здесь делаешь? – решив, что это все-таки сон, спросил Лун Ань.
Ван Цин усмехнулся, стаскивая с себя толстовку и с трудом укладываясь рядом на кровати, которая была слишком узкой для двоих. Или, точнее сказать, троих, но Го Юн так крепко прижимался к Лун Аню даже во сне, что их можно было считать за одного.
– У тебя недоступен телефон. Пришлось беспокоить твоего брата, чтобы узнать адрес. Тао Ю меня впустил, – прошептал Ван Цин, погладив Го Юна по спине. – В детском доме я еще не ночевал.
Лун Ань лег ровнее.
– Ты приехал, – произнес он еле слышно.
Ван Цин усмехнулся.
– Конечно, я приехал. Ты же не думал, что я оставлю вас здесь одних?
Глаза вдруг защипало. Лун Ань опустил голову ниже, хотя Ван Цин и не мог видеть его в темноте. Горло сдавило, и он был не в силах произнести ни слова. От окутавшего тело тепла было почти больно, словно после долгого пребывания на морозе.
– Ван-гэгэ? – сонно пролепетал Го Юн, которого, вероятно, разбудил знакомый голос.
– Это я, – отозвался Ван Цин. – Спи-спи, до утра еще далеко. Устроил ты нам сегодня, конечно, незабываемую ночь.
– Прости.
– Какие вы оба глупые с Лун Анем, – усмехнулся Ван Цин и лег чуть пониже, чтобы поцеловать мальчика в макушку.
Спустя столько лет, вновь оказавшись в месте, оставившем в душе незаживающий шрам, Лун Ань наконец услышал в коридоре шаги, которых ждал.
* * *
Минлэй мертва. И лишь Ван Сяоши был в этом виноват. Он должен был объяснить Фа Шэньхао, насколько высоким был риск раскола ее духовной энергии, что могло привести – и привело – к безумию, должен был отказать ему, пускай ему пришлось бы навсегда расстаться с любимой и наблюдать, как она медленно умирает. Все было бы лучше, чем тот кошмар, что произошел. Он снова навлек беду на своих близких… Снова.
Ван Сяоши сидел у тропы в юго-западном лесу на влажной листве, прижимая к себе маленького сына Минлэй. Девушка, которая помогла им укрыться после нападения, заботилась о Фа Шэньхао, ухаживала за ранеными во время войны и смогла сделать его друга счастливым, погибла от его руки. Дважды. Сначала он повредил ее душу, а потом ему пришлось убить ее собственным мечом. Ему никогда не смыть с рук эту кровь. Возможно, люди, обвинявшие его, были правы, и предатель Го Лицзянь здесь совершенно ни при чем.
Сморгнув слезы, он посмотрел на младенца, укутанного в окровавленные покрывала. Тот выглядел мертвым, когда Ван Сяоши забрал его из дома Фа Шэньхао и сбежал, но потом, благодаря его духовной силе, снова начал дышать. Его личико постепенно розовело, но Ван Сяоши продолжал вливать в него свою ци, чтобы согреть и сберечь его жизнь.
– Хотя бы ты будешь жить, – произнес он, прижимаясь щекой к крошечному лбу ребенка. – Я…
– Ван Сяоши!
Он вскинул голову и увидел Фа Шэньхао. Тот был один и сжимал в руке меч.
– Шэньхао…
– Ты! – взревел тот, не давая договорить. Его лицо было перекошено от злости и горя. В нем едва можно было узнать того юношу, с которым Ван Сяоши когда-то мог переговариваться всю ночь, хотя рано утром предстояло бежать на занятие Учителя. – Ты убил ее! Что ты сделал с моим сыном?!
– Он жив! – попытался возразить Ван Сяоши, прижимая к себе ребенка. – Послушай меня! Я ведь говорил тебе…
– Говорил! – закричал, как раненый, Фа Шэньхао, делая широкие шаги навстречу. Рука, державшая меч, дрожала. – Что ты говорил?! Ты убил мою жену! А теперь изувечил душу моего сына! Все эти слухи, что про тебя ходили, оказались правдой, а я не верил!
– Нет…
– Я до последнего думал, что это какая-то ошибка, но вот почему ты не пришел к Старейшинам и не объяснился! Потому что все это правда! Я верил тебе!
Фа Шэньхао ударил его по лицу наотмашь, хотя у него было оружие. И еще раз. Ван Сяоши не сопротивлялся, лишь закрывал собой ребенка, о котором Фа Шэньхао будто забыл. И примет ли он мальчика теперь, думая, что в него вселился демон, как рассказывали люди, которым он помогал?
– Твой сын, – взмолился Ван Сяоши. – Забери его и делай со мной что хочешь, можешь убить меня!
– Это уже не мой сын! Что ты сделал с ним?! Лучше бы он умер! – закричал Фа Шэньхао, пиная Ван Сяоши ногой в живот.
Он бы так и продолжал избивать его, если бы внезапно удары не прекратились. Ван Сяоши поднял голову и увидел перед собой статную спину в
