– кара за грехи, не все ли равно, в каком огне гореть?!
Впереди что-то замаячило. Башня! Та самая, из снов. Охота повернула прямо к ней. Значит, все-таки Закат, ну и пусть! Он не свернет, не отступится, не предаст своих спутников, они приняли его к себе, и теперь он их до последнего вздоха, до последней мысли.
Над острыми зубцами кружат черные птицы. Скоро он поднимется на верхнюю площадку, но кого он там встретит? Эгмонта? Адгемара? Рамиро-Предателя? Древних демонов? Самого Леворукого?
Дракко не выдержал гонки и начал отставать. Сначала незаметно, потом сильнее и сильнее. Страх грядущей потери вынудил Робера пришпорить коня. Дракко безропотно бросился вперед, это было преступлением: он и так бежал всю ночь; пусть это четырежды сон, подлость и во сне остается подлостью. А всадники мчались к башне, не замечая, что один из них отстает. Тогда Эпинэ закричал, но его не услышали, а если услышали, то не оглянулись.
Рассветный ветер взъерошил волосы предводителя, с его плеча сорвался и взмыл ввысь ловчий ястреб, смешавшись с кружащей в небе стаей. Теперь охота мчалась не по дороге, а по воздуху, поднимаясь выше и выше. Дальше гнаться за мечтой не имело смысла, Робер осадил жеребца, и в тот же миг люди и лошади рассыпались рыжими искрами… Нет, не искрами – стихающий на глазах ветер кружил пронизанные солнцем листья, заметая дорогу золотом и багрянцем, а впереди на пологом холме виднелся замок.
Светлые стены, шестнадцать башенок, разлапистый каштан у моста, каштан, на котором он так часто сидел в детстве… Старая Эпинэ! Лэйе Астрапэ, как?!
Робер опустил глаза и увидел измученного Дракко. Полумориск с трудом держался на ногах, у него не было сил даже застонать. Даже окажись все бредом, пусть даже предсмертным, издеваться над лошадью он не станет. Робер соскочил на землю и принялся торопливо обтирать взмокшего жеребца сухой травой, а перед глазами все еще мчались Осенние Всадники.
Дракко благодарно фыркнул, Робер обнял коня, вдыхая запах увядающей гербы [49]. Дальше он поведет Дракко в поводу. Пока они дойдут до ворот, конь остынет, его можно будет как следует обиходить… Обиходить коня и поднять на башне флаг. Наследник Повелителей Молний вернулся домой. Или умер, а за коваными воротами его ждут то ли Рассветные Сады, то ли закатное пламя. Дом… Он ведь может быть и наградой, и казнью…
Глава 8
Талиг. Старая Эпинэ
Алат. Сакаци
399 год К.С. 1-й день Осенних Скал
1
Заявись он в родимый замок ночью, решил бы, что его приняли за выходца. Во всяком случае, физиономия у старика Роже была, мягко говоря, странной.
– Роже, – Робер постарался не обращать внимания на побледневшее лицо, – не узнаешь?
– Сударь! – выдохнул бедняга. – Живой!
– Пока, – уточнил Иноходец. – Возьми Дракко.
– Хорош, – старик расплылся в восхищенной улыбке.
– Не то слово. Я успел?
– Сударь? – Роже выпучил и без того рачьи глаза.
– Как дед?
– Ой, – брови привратника подскочили до середины лба, – да ведь его почитай два месяца как схоронили.
Два месяца? Сколько же шло письмо?! И когда бы он добрался, если б не Золотая Ночь?
– Мать здорова?
– Маркиза-то? Как всегда… Сердце у нее слабое, а так ничего… С покойным герцогом они, уж вы простите, не ладили.
Раньше мать с дедом не ссорилась, Жозина вообще ни с кем не ссорилась.
– Сударь, – Роже выглядел смущенным, – просим прощения, вас видали? Ну, как вы в замок заезжали…
– Я сквозь стены ходить не обучен.
– Да я про Маранов этих, чтоб им лопнуть! Лучше б ехали вы, а? Я Демона заседлаю, ваш-то с ног валится. Этьен вас в надежное место проводит, а то как бы беды не вышло.
– Надоело мне бегать, – махнул рукой Робер.
Старик хотел возразить, но Иноходец быстро спросил о Демоне. Просто так, чтоб перебить разговор. Конь Мишеля, даже если жив, седьмой год таскает какого-нибудь «навозника», но в Эпине всегда были жеребец по кличке Демон и кобыла, которую звали Молния.
– Где, говорите? – переспросил старый плут. – Да вон он!
Робер ожидал увидеть какого-нибудь двухлетку, но Демон оказался тем самым! У Робера подкосились ноги, когда к нему потянулся игреневый красавец, вбирая ноздрями позабытый запах.
– Он молодец, – Роже с гордостью потрепал жеребца по холке. – А уж сынок у него – закачаешься!
Демон коротко заржал, изогнул шею колесом, и время повернуло назад. Сейчас скрипнет дверь, вбежит Мишель, засмеется, сунет любимцу лакомство…
– Как его нашли? – выдавил из себя Робер.
– Сынок барышни Арлетты привел. Тот, который генералом стал. Он и коней привел, и шпаги привез… Ворон велел. Он, хоть и тварь закатная, обычай понимает, не то что эти!
«Этими» могли быть только дядюшка Альбин с тетушкой Амалией, ну и пошли они к кошкам! Значит, Ворон вернул оружие погибших не только Окделлам. Агарисские сидельцы углядели бы в этом издевательство, но Роберу так не казалось. Иноходец вспомнил адуанскую палатку, синие прищуренные глаза, серебряную фляжку в длинных пальцах. «Если кто-то воображает себя барсом, а других – скотиной, рано или поздно он нарвется на охотника…» Дед вообразил и нарвался, погубив и сыновей, и внуков. Восстание было несусветной глупостью, теперь это ясно даже Клементу, верней, было бы ясно, не останься его крысейшество в Алатских горах…
– Робер, какая радость! – тетушка Амалия в ядовито-розовом плаще стояла у денника Дракко и улыбалась во весь рот, но радости в глазах у нее было не больше, чем у Матильды при виде Хогберда. – Мы так давно, так давно не виделись.
– Вы рано встали, тетя. – Робер отступил за спину Роже, дабы избежать родственного поцелуя. Надо же, а он забыл, как ненавидит Амалию. Стерва. Стерва, тля и зуда. Заела Альбина до полного отупения.
– Ты похудел, – сообщила тетка, – и очень, очень повзрослел. Создатель, у тебя седина. Откуда?
Седая прядка надо лбом осталась в память о суде Бакры, но говорить правду Иноходец не собирался. Та, впрочем, уже вовсю разглядывала Дракко.
– Какая чудесная лошадь. Это не линарец?
– Мориск.
Полумориск, но Колиньяры в лошадях понимают, как бакраны в арфах.
– Понимаю…
И про «понимаю» он тоже забыл. Рыцарский кодекс запрещает убивать женщин. Неужели, когда его принимали, в мире не было амалий? Жаль, Клемент далеко, самое бы время его выпустить.
– Какое странное клеймо, – палец с рубиновым кольцом почти ткнулся в плечо Дракко. Конь, хоть и был измотан до предела, мотнул головой и клацнул зубами. Умница! Но на золотистой шерсти и впрямь выделялся какой-то знак. Еще вчера его не было. Робер вгляделся и едва не грохнулся на пол. Во имя Астрапа, молния! Сестра той, что вместе с браслетом осталась у истинников.
– Ничего особенного, – Эпинэ старательно пожал плечами, – личное клеймо торговца.
– Понимаю… Но тебе надо отдохнуть, переодеться…
