Мне даже показалось, что со стороны качелей в саду рядом раздался детский смех, и мне захотелось обойти дом, чтобы посмотреть, был ли там кто-нибудь.
Но прежде чем я поняла, что со мной происходит, в воздухе появилось что-то новое. Мне жгло глаза, было душно и тяжело, и…
Это был дым.
Где-то был пожар, дым струился сквозь травинки, словно жидкий азот. Он вился по стенам и балкам крыши, пока дом не занялся ярким пламенем.
Я закрыла глаза, сжала зубы и позволила вселенной, словно волне, накрыть меня с головой. Как будто все галактики разом промелькнули мимо меня, слишком быстро, чтобы успеть сосчитать их.
Крик разорвал тишину и вырвался наружу. Это был крик моей мамы. Я знала, что монстр с красными глазами собирался гнать ее к скалам за нашим домом. Я уже тысячу раз в самых разных вариантах наблюдала за тем, как она, гонимая страхом, бросалась в море, прямо на острые скалы, торчавшие из воды.
Внутри меня зарождалась надежда. Возможно, в этот раз у меня получится догнать ее. В этот единственный раз! Если бы мои маленькие ноги могли бежать быстрее, я, может быть, смогла бы спасти ее, может быть…
Я вздрогнула. Мое тело покрылось холодным потом, и это состояние, когда я пыталась освободиться от сна и привести в порядок свои мысли, длилось дольше обычного.
Это всего лишь сон, снова и снова повторяла я про себя. Глупый сон, который снился мне каждую ночь. Сон, который каждый раз возвращал меня в тот день, когда она умерла. День, в который группа цюндеров подожгла наш дом, а затем погнала мою маму до утеса. Последнее, что я запомнила, – мамин крик. Потом все вокруг стало белым. Как белое пятно на карте. Там, где однажды была страна, больше не было ничего. Это было стерто из моей памяти.
Дрожащими пальцами я ощупала свое тело сверху донизу и открыла бутылочку с мятой, которую пару часов назад тайком пронесла с собой в реабилитационную палату. Я три раза вдохнула знакомый аромат, после чего осмотрела выпуклую поверхность капсулы, в которой лежала. Я слышала только гудение струй, направляющих на меня сверху свой влажный воздух, и отсчитывала минуты до того момента, когда смогу наконец выйти отсюда.
От остальных кандидатов я уже слышала, насколько ужасным был период реабилитации. Когда бы ты не поранился, тебя засовывали в эту капсулу, в которой тебя не только сканировали на всевозможные повреждения с головы до ног, но еще и оставляли наедине со своими мыслями. Я была рада, что никогда прежде не оказывалась здесь, но после гонки нам назначили три часа на восстановление – невзирая на то, какие были получены повреждения, – и эта тишина медленно, но верно погружала меня в состояние безумия.
Отдых для тела и духа, как же!
Если бы мне хоть на какое-то время удалось поговорить с тетей…
Я вздохнула и снова закрыла глаза. На этот раз я не усну, каким бы сонным ни было воздействие пара. Между тем я была совершенно уверена в том, что они подмешивали в него какие-то успокоительные средства, чтобы пациенты лежали неподвижно.
Пытаясь отвлечься, я нащупала цепочку на своей шее и вытащила наружу медальон. В нем находилась фотография, но не моя или моей мамы. Этот медальон когда-то принадлежал моей маме.
Он был вычурным, вся его серебряная поверхность была покрыта цветочными орнаментами. Он выглядел довольно старым, и все это давало мне основание вообразить, что моя мама, вероятно, получила этот медальон в подарок от своей мамы, а та, в свою очередь, от своей бабушки.
Запах мяты в носу сразу же напомнил мне о лукавой маминой улыбке, в то время как лицо в целом постепенно забывалось. Даже удивительно, как сильно мне ее не хватало, хотя с момента ее смерти прошло уже более семи лет.
После того как меня тогда привели к тете Лис – сестре моей мамы и моей единственной родственнице, внесенной в систему, – мне было очень тяжело привыкать к жизни с ней. В микрорайоне с высотными домами, где тогда еще проживала Лис, было полно… людей. Миллионы людей; большая часть мегаполиса проживала на окраине, где простые небоскребы выстраивались друг за другом в ряд.
Я еще помнила, как сильно это меня тогда угнетало. Топот ног, сирены. Там никогда не было спокойно! Все было совсем иначе, не так, как в доме с желтой, словно солнце, дверью.
Но Лис все сделала для того, чтобы я чувствовала себя у нее хорошо. И хотя отношения между Лис и моей мамой были практически равны нулю, потому что их еще маленькими детьми после развода поделили родители, Лис нисколько не колебалась и никогда не жаловалась, что ей вдруг пришлось отвечать за травмированную десятилетнюю дочь своей ставшей чужой сестры.
И я вспомнила бесчисленные ночи, когда она ложилась ко мне в постель и натягивала одеяло поверх наших голов.
Если ты закроешь глаза, то сможешь представить, что вернулась обратно в лес. Представь, что мы в дупле дерева. А шум снаружи… Это всего лишь шелест листьев.
На какое-то мгновение я провалилась в свой сон. Но затем мне наконец удалось прогнать его из головы. И тут же его место заняли воспоминания о событиях сегодняшнего утра.
Вихревая гонка! Я действительно выиграла ее, пусть до сих пор и не понимала, что же там такое произошло. Насколько высока была вероятность, что вихрь, в который я запрыгнула на Аляске, катапультировал меня прямо на финишную черту?
Конечно, я знала ответ на этот вопрос. Точно так же, как знали его все в кураториуме: этот шанс был равен нулю.
Штурманы вели меня от финиша обратно в здание, а я находилась в абсолютно шоковом состоянии и едва замечала, что за нами следовали остальные девять победителей. Я мысленно пробежалась по именам, показанным на экране. Кому удалось попасть в число победителей? Однозначно это Хольден и Лука и, к сожалению, Мия. Она пришла третьей, опередив Луку. Изящная девушка с пучком волос попала, вероятно, только на двенадцатое место. А юноша из Шотландии? Этого я не знала.
Во всей этой суете Лука устремился ко мне, обнял меня и стал что-то торопливо говорить, спрашивать о том, что же произошло. Но штурманы недвусмысленно дали нам понять, что вечером у нас еще будет много времени, чтобы обо всем поболтать.
На празднике победителей.
Но до него нам необходимо было пройти кучу процедур. По ходу гонки штурманы отмечали каждый наш шаг. С
