вылетела ночная птица и, едва не задев крылом лицо всадника, исчезла в полях. Испуганный конь шарахнулся в сторону, Робер туже натянул поводья, заставив полумориска перейти с рыси на шаг, и огляделся, пытаясь понять, куда его занесло.
Луна любезно освещала черную стену рощи и поседевшие от инея поля. Вдалеке по правую руку мерцало несколько огоньков, один повыше и побольше. Нерюжский пост! Значит, он почти добрался до тракта. Рвануть напрямик? Почему бы и нет. Лауренсия велела ехать на огонь, это другой огонь и другие места, но в мире нет и не может быть ничего прекрасней и долгожданней огня в ночи. Робер направил Дракко к воде, но жеребец заупрямился. И то сказать, переходить ночью вброд скачущую по камням речку – безумие. Не хватало покалечить коня, а тракт уже близко, от силы четверть часа.
Эпинэ пустил Дракко рысью. Огоньки Нерюжа призывно подмигивали, страх исчез, нахлынули стыд и злость на собственную дурь. Конечно, после скачки наперегонки с осенью рехнуться немудрено, но не до такой же степени!
Впереди замаячили кусты, нет, не кусты – придорожники, от которых летом нет житья. Похожие на вымахавший в полтора человеческих роста укроп чудища стеной стояли вдоль дорог, обдавая неосторожных жгучим соком. К осени придорожники теряли яд, но не наглость, объехать их было невозможно, только проломиться. Счастье, что полые внутри стебли хоть и были толщиной чуть ли не в руку, отличались хрупкостью. Робер с каким-то извращенным удовольствием ломал заиндевевшие зонты, срывая злость и унижение на обнаглевшей траве. Побежденные придорожники с треском падали под копыта Дракко, они не сделали Роберу ничего дурного, просто попались под руку, хотя лучше б на их месте был… Кто? Это было дико, но, продираясь сквозь заросли, Повелитель Молний понял, что своих врагов у него нет. Есть те, с кем он воевал и скорей всего будет воевать, но он их не ненавидит.
Как же он устал от войн и свар, а ему нужно только одно – покой! Пусть его оставят в покое со своими коронами, неоспоримыми правами, священной местью и прочим мусором, от которого толку не больше, чем от сдохших придорожников.
4
Конский топот раздался в тот самый миг, когда Робер выбрался на тракт. Робер торопливо спешился и приник ухом к земле, вслушиваясь в приближающийся стук. Он боялся и ожидал услышать знакомый неровный цокот, но лошадей было много. Не меньше десятка. Погоня! И скорей всего – за ним.
Драться было бессмысленно. Вскочив в седло, Робер заставил Дракко пятиться по своим следам, пока они не укрылись в ломкой трескучей чаще. В темноте отряд промчится мимо, должен промчаться, но как же они быстро! Пусть он потратил часа полтора на объезд, все равно его хватились сразу же. Выходит, Ойген не собирался отпускать пленника? Ничего, пусть скачут к границе, а он повернет на Сэ… Дракко вздрогнул и передернул ушами, он не любил стоять, когда другие бегут. Робер трепанул полумориска по гриве, вслушиваясь в наполненную топотом тьму. Происходило что-то странное. Всадники растянулись, и конь того, кто скакал первым, явно выбивался из сил. Так, если впереди пустая дорога, не преследуют. Так бегут, несутся изо всех сил, спасая свою шкуру.
Эпинэ зачем-то глянул на уходящую к горизонту луну. Выходит, гонятся не за ним? Тогда за кем? Кто и что позабыл на пути к опальному замку? Грабить здесь некого и некому, это не Алати и не Кагета с ее казаронами, нет-нет да и пополнявшими отощавшие кошельки за счет проезжих купчишек.
Выстрелы в стылой ночи показались чудовищно громкими, конский бег оборвался, словно лошадь налетела на невидимую преграду, раздался отчаянный крик, перешедший во всхлипывания, утонувшие в грубых голосах и лошадином топоте. Преследователей было не меньше десятка, и они ничего не опасались.
Робер сам не понял, как оказался на обочине с пистолетом в руке, просто так вышло. На дороге билась оседланная лошадь, рядом двое мужчин трясли третьего, его голова нелепо моталась, будто у тряпичной куклы из балагана. Чуть дальше толпились всадники с закутанными лицами, двое держали в поводу чьих-то коней. Иноходец приметил коренастого человека в шляпе с обвисшими краями и поднял пистолет. Ему бы сейчас таланты Ворона!
– Отпустите его. Иначе стреляю!
Два крика сошлись в один.
– Монсеньор! – голос коренастого показался знакомым. – Закатные твари, Монсеньор!
– Я не хотел! – взвизгнул пленник. – Я… Меня заставили!
Никола?! Во имя Астрапа, что они тут затеяли?! Раненый конь забился сильнее, Робер закусил губы и разрядил пистолет в хрипящую голову. Жеребец перекатился на бок, дрыгнул всеми ногами и ткнулся мордой в землю. Как козел у Барсовых Врат… Эпинэ медленно сунул разряженный пистолет за пояс, стараясь унять дрожь в руках.
– Монсеньор, – предводитель снял шляпу, это таки был Никола Карваль. – Вы целы, слава Создателю…
– Леворукий и все кошки его! – Эпинэ обвел глазами разбойников, один за другим снимавших свои тряпки и превращавшихся в солдат гарнизона. – Что здесь происходит?
– Кузена вашего спросите, – Карваль ткнул пистолетом в сторону притихшего пленника.
Кузена? Этот заяц его кузен? Который? Амалия что-то говорила про Жюстена… А, он должен был вернуться к обеду. Выходит, вернулся?
– Робер, – замяукал родственничек, – я… я не хотел…
Чего не хотел? Лэйе Астрапэ, как же люди мешают друг другу жить!
– Монсеньор, – злым голосом предложил Никола, – пусть господин Жюстен расскажет, что он тут забыл.
– Пусть расскажет, – повторил Иноходец, чувствуя себя внутри таким же пустым, как высохший придорожник.
Двое солдат восприняли слова Робера как руководство к действию и хорошенько встряхнули свою жертву. Надо приказать, чтоб отпустили… Проклятье, он уже ничего не соображает.
– Отпустите его!
– И то, – откликнулся один из солдат, кажется, именно он вчера срубил у чучела «голову», – куда ему деваться.
Руки разжались. Жюстен, шатаясь, сделал несколько шагов, из носа у него шла кровь.
– Сядь и запрокинь голову. Вода у кого-нибудь есть?
– Обойдется!
Правду говорят: все повторяется. И при этом выворачивается наизнанку. У горы Бакра Робер Эпинэ выглядел не лучше кузена. Ворон вытащил его, он вытаскивает Жюстена, только вот Алве никто не перечил.
– Сходите к речонке, – раздельно произнес Робер. – Принесите воды.
Солдат спешился, сунул поводья товарищу, исчез в зарослях. Жюстен судорожно всхлипнул и схватился за горло. Сейчас стошнит. Щенок… На кой он сдался Никола?
– Монсеньор, – капитан Карваль был невозмутим, как бакран, – лучше я расскажу. От крысенка толку, что от рыбы песен.
– Говорите! – Наверняка какая-нибудь гадость. Разве может в наше время случиться что-нибудь хорошее?
– Монсеньор, мы узнали, что на вас будет засада.
Карваль говорил коротко и четко. Он был офицером и не имел обыкновения ходить вокруг да около, подстилая соломку себе и начальству. Хотя при чем тут соломка,
