Колиньяры для него «навозники», сиречь мерзавцы. Честный капитан еще не понял, что дерьмо найдется в любой конюшне, старой ли, новой ли. Хотя в старой, пожалуй, дерьма побольше.
– Драгун привел он, – Никола явно брезговал называть Жюстена Марана по имени, – за ними и ездил. Только барон этот рыбоглазый сказал, что вас могут помиловать, вот Амалия и решила устроить вам побег и послать засаду. Роща-то вон она, мимо не проедешь. Мы, как узнали, чуть не рехнулись… Думали, конец вам…
– Я поехал в обход, – бросил Робер, – мне не нравилось это место.
Его спасли пегая кляча и вчерашний страх. Если б он не струсил, лежал бы на дороге, и не все ли равно, спустили бы Райнштайнер с Никола за это с кого-нибудь шкуру или нет. Иноходец устало вздохнул и обернулся к кузену:
– Это правда?
Тот только голову опустил. Значит, правда. Ну и что прикажете с ним делать?
– Что с засадой?
– В Закате, – зло бросил капитан. – Этот в сторонке был, чуть не удрал, да Создатель не попустил.
Создатель? Или Леворукий? А скорей всего дурной случай, что играет нашими судьбами и никак не наиграется.
– Монсеньор, возвращаться пора. Светает уже. Пока доедем…
Возвращаться? Куда? В объятия к драгунам? Ойген ему зла не желает, но раз уж он вырвался, то будет решать за себя сам…
– В Эпинэ все в порядке, – капитан понял его молчание или решил, что понял, – черно-белые хорошо уснули – не проснутся!
– Что?!
– А то, – вмешался какой-то сержант, – что порезали мы эту сволочь. Давно пора было! Хватит, погуляли!
– Всех? – Робер не узнал своего голоса.
– Надеюсь, – Никола поправил плащ. – Мы, как узнали, за вами кинулись, ну да в Эпинэ, слава Создателю, солдат не два десятка. И у слуг руки тем концом вставлены.
Так обычно и начинается. Перерезанные драгуны, повешенные сборщики, сожженные склады. А потом приходят королевские войска и, в свою очередь, вешают, жгут, режут. Бедная Эпинэ… Закатные твари, ну почему так вышло? Воистину, преданность бывает хуже подлости, а наивность страшней любого расчета.
– Поехали, Монсеньор.
А что ему остается? Бросить тех, кто его спасал, на произвол судьбы и удрать?
– Оттащите лошадь с дороги, и едем.
– Будет сделано…
Будет сделано… Да уж, наделали делов, четырьмя ведрами не вычерпать!
– А те, в роще?
– Я приказал сбросить всех в овраг.
– Хорошо.
И впрямь хорошо. Прямо-таки изумительно. Ночи стоят холодные, но днем солнце припекает по-летнему. Да и лисы осенью наглеют. Придется хоронить…
– Готово!
– Едем.
Кто-то подхватил трясущегося Жюстена и водрузил перед собой. Робер не мешал – он слишком устал. Кони двинулись строевой рысью, отряд въехал в рощу. Здесь не было пегой лошади, только овраг, в который побросали трупы. Небо светлело, из облепивших вековые деревья гнезд с пронзительным карканьем взлетали птицы. Почему они орут на рассвете и на закате? В башне из сна тоже были птицы – черные, большие, много больше этих…
Деревья расступились. Разгоралась заря; на алом полотнище опять чернели башни Старой Эпинэ, повторяя вчерашний день, день, когда он нашел и потерял мать.
Часть четвертая
«Отшельник» [52]
Нелегко разглядеть, чем вызван честный, искренний, благородный поступок: порядочностью или дальновидным расчетом.
ФРАНСУА ДЕ ЛАРОШФУКО
Глава 1
Талиг. Старая Эпинэ
Алат. Сакаци
399 год К.С. 2-й –3-й день Осенних Скал
1
У моста топтался Роже со всем своим семейством. Конюх нацепил ржавый шлем и кирасу, не иначе, раскопал в подвалах под арсеналом. Сын и внуки старика тоже вооружились до зубов, хотя Иноходец отнюдь не был уверен, что вояки представляют, чем рапира отличается от палаша. Над воротами и на башнях дворца развевались боевые стяги Эпинэ, без сомнения, извлеченные из портретной галереи. Да, обитатели замка времени зря не теряли!
Приветствуя вернувшихся, Роже гордо стукнул оземь древком помнящей едва ли не маршала Шарло алебарды, и ворота величественно распахнулись, даже не скрипнув. Успели смазать – надо же! Повелитель Молний подавил вздох и изобразил рукой нечто вроде приветственного жеста. Получилось слегка по-кагетски, но старик расцвел. Дракко, за какими-то кошками преисполнившийся воинского духа, изогнул шею и принялся бить копытом. Вот уж воистину, куда конюх – туда и конь. В воротах возник Дюварри – от теньента за хорну несло чувством выполненного долга, и Роберу стало страшно.
Теньет очень красиво отдал честь:
– Гарнизон Эпинэ в распоряжении Монсеньора.
Лэйе Астрапэ, какой он им «Монсеньор»?! Перед монсеньорами ходят по струночке, а тут без него его женили и довольны. Почему его не оставят в покое хотя бы до похорон, почему его вообще не оставят в покое?!
– Докладывайте, теньент!
– Монсеньор, замок готов к бою.
С кем? С воро́нами, возможно, но не с королевскими войсками. Старая Эпинэ даже не замок, просто поместье. Ни гор тебе, ни приличной реки. Это Ноймар или Хексберг можно месяцами оборонять от превосходящих сил, а здесь для начала нужны обученные войска и хотя бы дюжина сносных пушек. Ну и артиллеристы, вестимо. Настоящие артиллеристы, а не выученики Никола с их мортирками и единственной пушчонкой времен Двадцатилетней войны.
– Благодарю, Дюварри.
– Честь и Верность!
Вспомнили! Вытащили из сундуков Алисины тряпки, разогнали моль и напялили. Только агарисского Каглиона с его «дгажайшим магкизом» и обглоданной куриной ногой в благородной руке не хватает, но не обижать же исполненных гордости дурней. Их и так скоро жизнь обидит.
– Верность и Честь! – Эпинэ спрыгнул с Дракко, которого тут же ухватил сунувший алебарду внуку Роже. – Капитан, вы со мной.
Надо что-то решать с родственничками, раздери их кошки. Выгнать бы взашей, но вдруг сгодятся в заложники? Какой-никакой, а повод для переговоров. Если, разумеется, герцогу Колиньяру хоть немного нужны сестра с племянниками, а нынешние столичные заправилы оглядываются на Колиньяров.
– Никола, мне понадобятся курьеры.
– Монсеньор, я взял на себя смелость отправить гонцов в Гайярэ, Шевр-эр-Аржан, Леграж и Лэ.
С каждым шагом веселее. Как в старой сказочке – все прекрасно, сударь, только ножичек сломали, когда снимали шкуру с козла, который задохнулся в дыму, когда горела конюшня, которую подожгли конокрады, которые увели коней, за которыми погнался ваш батюшка и сломал себе шею, а ваша матушка… Хватит! Он не дед! Думайте про него, что хотите, но ему плевать на «великое дело» покойной Алисы. Все, кто заварил кашу, мертвы, пусть наконец отцепятся от живых!
– Монсеньор, – укоризненно покачал головой капитан, – вам бы перекусить. До обеда далеко, а вы в последний раз…
– Хорошо, – согласился Иноходец, – идем завтракать.
Идем завтракать… В храме бдящие читают молитвы над Жозиной, в замке валяются зарезанные солдаты, трясутся пленные родичи, по дорогам скачут гонцы, призывая к бунту… Самое время жрать! Ну почему его не оставят в покое хотя бы до похорон?!
