— Как говаривал философ Гуиндред, прозванный Сварливым Отшельником, безумцев боги с золотой ложки кормят…
Новый капитан, как тут же выяснилось, обладал прекрасным слухом, потому что весело отозвался:
— И тот же Сварливый Отшельник как-то сказал: «Ум без крупицы безумия — что каша без соли».
Отец уважительно приподнял бровь и оставил при себе соображение о том, что же такое «крупица безумия» и какими бочками ее следует измерять в капитанском рассудке…
Вновь сколоченная команда решила не расставаться и снять жилье на всех, благо ни у кого из них не было в Порт-о-Ранго крыши над головой. Спросили капитана: желает ли он присоединиться к команде — или его примет под свой кров упомянутая им милая и добрая девушка? На это Дик Бенц со вздохом ответил, что милая и добрая девушка — швея, которая делит комнату с двумя подругами. Конечно, можно бы убедить всех троих пустить постояльца, но бедняжкам и без того тесно…
А потому небоходы разыскали заброшенный сарай (родовое владение некоего кабатчика) и сняли его на несколько дней, внеся в качестве залога остатки «сказочных» денег, которые Отец во время драки ухитрился спасти вместе со шляпой.
Все дружно решили попытаться раздобыть деньжат. Оставив юнгу Олуха прибирать сарай, незадачливые небоходы разошлись в разные концы Порт-о-Ранго.
К вечеру они возвратились — почти одновременно, словно сговорились, не было только капитана. Юнга ждал их у входа, сияя улыбкой хорошо поработавшего человека. И в самом деле, пол в сарае был чисто подметен, паутина исчезла, угол был завешен старой длинной занавеской, за которую, как выяснилось, супруга кабатчика пообещала вечером взять с постояльцев еще полушку. А еще она посулила добыть на время соломенные матрасы — по грошу за каждый.
— Это для Литы и Мары, — кивнул юнга на занавеску. — Спать за нею.
— Отлично! — ответил погонщик, усаживаясь прямо на пол. — Заплатим, заплатим. Не ахти какие деньги добыли, но на матрасы наскребем. И ужин принесли. Мара, дочка, развязывай узелок… а ну, леташи, хвастаемся: кому как повезло?
Мара развязала принесенный с собою узелок, расстелила его, как скатерть. И на скатерти этой оказались несколько румяных лепешек, полдесятка вареных яиц, пучок зеленого лука и полкруга кровяной джермийской колбасы.
— Мы с Марой пошли в «Охапку дров», — пояснил Отец. — Я рассказывал байки про капитана Гайджа, Мара пела «Рыбачью деревню» и «Парня с навахой». Гости бросали в шляпу одни полушки, на полделера не наберется, — что с них взять, не леташи там гуляли, сплошь моряцкие морды. Зато они под наши песни да сказки так лихо пиво заказывали, что хозяин умилился и доплатил едой.
Мара, улыбаясь, резала колбасу.
Над ее плечом протянулась ручища боцмана, бросила на «скатерть» два больших румяных яблока.
— Это нашим красоткам, — прогудел Хаанс. — Мы с Райсулом в порту мешки таскали, по делеру на морду получили.
Все уселись вокруг угощения. Юнга замешкался, но халфатиец хлопнул его по плечу: давай, мол, присоединяйся!
— Я ничего не принес, — сообщил илв. — Отовсюду гоняли, даже разговаривать не хотели. Но к вечеру я договорился со столяром. Я показал ему, что умею делать с деревом, и он сказал, чтоб я с утра приходил. Обещал полделера в день.
— Полделера?! — взвилась Мара. — Ты ему показал, какой ты мастер, а он — полделера? Аж десять грошей? Ух ты, какая щедрая сволочь!
— Илвам много не платят, — развел руками Филин.
— Завтра я пойду к нему с тобой, — мстительно заявила Мара. — Спрошу этого урода, сколько его конкуренты заплатят поденщику-подручному, у которого руки не то что золотые, а прямо-таки бриллиантовые! Полделера, ха! Пусть этот жмот на полделера себе особняк построит, а на сдачу карету купит!
— Сходи, дочка, сходи, — поддержал ее погонщик. — Может, делер в день и вытрясешь. А нет, так пусть этот столяр хотя бы знает, что наш Филин в городе не одиночка, есть кому за него заступиться. А то вдруг столяр решит: мол, чужак поработает пока, а платить ему не обязательно…
— Пусть попробует! — выразительно тряхнул боцман кулачищем. — Под верстак загоню!
— А у тебя как дела, дочка? — обернулся старик к Лите.
— Я продала шаль, которую связала в прошлом рейсе. Из всех моих вещей только шаль и уцелела — у меня на плечах была… Но пришлось купить там же новую пряжу, так что у меня только полделера. Вот они.
— Молодчина, Паучок, — улыбнулась Мара.
— Она-то молодчина, — донеслось от порога, — но и я не хуже.
Капитан подошел к «скатерти» (сидящие подвинулись, давая ему место), непринужденно уселся на пол, поставил рядом с лепешками бутылку вина и один за другим высыпал на стол одиннадцать серебряных делеров. Все про себя сосчитали монеты, провожая каждую глазами.
— Ай-я! — восхитился халфатиец при виде денег, которые на борту «Облачного коня» он зарабатывал за полмесяца.
— Это где же столько сразу дают? — не удержался боцман.
— Там еще есть, — широко улыбнулся Дик Бенц. — У Старого моста, в игорном доме. Крупной игры там не ведется, но мне и по мелочи кое-что перепало. Я больше взял, но надо было вернуть долг.
— Одной милой и доброй девушке… — тихонько, вроде как для себя сказала Мара.
— Очень милой и очень доброй девушке, — подтвердил, не обидевшись, Дик Бенц и снова обернулся к боцману. — Говорят, большие ставки у Джакомо Ньето, но там при входе надо деньги показать, да чтоб не меньше коронета.
Погонщик с тревогой взглянул на юношу:
— Не нашему брату лезть в капитанские дела, сударь, а только вы бы полегче с игорными домами. Там сначала человеку дадут выиграть, а потом понемногу с него шкуру сдирать начнут.
— Да ладно! — легкомысленно отмахнулся несносный мальчишка. — Я играть умею, меня дядя учил. И он говорил, что у меня здорово получается.
Старик попытался объяснить доходчивее:
— Сударь, игра — дело коварное. Сегодня выиграете, завтра проиграете.
— Проиграю? — изумился Бенц. — А зачем мне это надо?
Лита отрезала пол-лепешки, положила сверху кусок колбасы, два перышка лука — и подала капитану.
Тот принял угощение с учтивым кивком и сказал:
— Кстати о деньгах. Мы же еще плату не обговорили. Кто сколько получал у капитана Джанстена?.. Ох, у нас же кружек нет! Пошлем к хозяину за посудой или пустим бутылку по кругу?
Затевающийся разговор касался всех. Бежать за кружками не хотелось никому, даже юнгу пожалели, а потому погонщик ответил за весь экипаж: мол, если капитан не брезгует пить с командой, то можно и по кругу бутылочку отправить. И кивнул боцману. Тот ударом в дно вышиб пробку и протянул бутылку капитану.
