весь день вижу, как ты мучаешь себя и… хватит уже.
— Да дело не только в том, что случилось! — внезапно вспылила Настя и подняла голову, показав свои уставшие, блестящие от слез глаза. — Я боюсь! Боюсь принимать решения, боюсь… боюсь быть обманутой. Вновь. Я словно потеряла всю систему координат, сама почва ушла из-под ног, и я… Если я не верю собственным мыслям и чувствам, как я могу принимать решения? Менард прав. Представляешь, я даже с ним уже согласна. Андрей был прагматиком, умел все держать в руках и ничему не давал своеволия. А я…
— С Бэккером он не справился.
— Отличное напоминание, спасибо.
— Так если он не смог, то почему ты ожидаешь от себя большего? Настя, будем честны, мы все проиграли вчера. Все стали жертвой его игр. Не удивлюсь, если Петя и Юст повелись на его очередную ложь.
— Знаешь, почему я все еще думаю о словах Бэккера и остальных? Желай он все уничтожить, то воспользовался бы Осколком… не так, как это делает Петя. Ты понял, о чем я. Не верю, что это была разовая случайность. Он смог переместиться во времени, мы видели это… видели весь вчерашний день.
— Может, они не могут или…
— Вот именно! «Может», а может, и нет. Я не знаю. Но за один день мы неплохо узнали Бэккера, и я… Я не верю, что все вот так просто. Осколок позволяет путешествовать во времени, но они просто все разрушают, хотя имею власть надо всем и вся. Странно. Мы что-то упускаем. Что-то есть еще, чего мы не знаем, уверена, ты сам это чувствуешь.
— Да, чувствую. Но я стараюсь мыслить проще, потому что пока мы тут, там гибнут люди. Наши люди. Чего бы не было, если бы не Бэккер. Ты сама видела все, лично.
— Еще я видела тело Пети. Помнишь, он вроде бы погиб, прямо у нас на глазах. А когда мы вернулись на Аврору, то тела уже не было, лишь следы крови.
— Ты взяла анализ крови?
— Нет. Я… хотела, но… голова уже не работала, а когда мы нашли этот тоннель, и там…
— Эй, хватит, успокойся, все хорошо, ты не виновата, мы все устали. — Настя вновь спряталась в его объятиях. — Я согласен с тобой. Желай Бэккер все уничтожить, он мог воспользоваться Осколком иначе. Отсюда я и стараюсь мыслить проще, по проблеме за раз, потому что всего не охватить. За излишнюю ответственность тебя не похвалят. Но я похвалю за то, что ты никого не бросила. И я верю тебе. Верю в тебя. Мы с тобой там, где должны быть. Дай уже себе шанс, потому что ты нужна мне, чтобы пережить этот день.
Настя удивилась столь простому выводу Оскара, что благоприятно влияет на пусть и скудное, но заметное восстановление самообладания, особенно с единственным оставшимся близким человеком. Вновь они молча стоят, крепко обнимая друг друга, сходясь на едином, уникальном для обоих чувстве, заманившем их в неловкий, но очень приятный, даже спасительный поцелуй.
Иду сквозь ночь. Звезд, как всегда, не видно. Они есть. Далекий свет прошлого. Но здесь мы их не видим. Солнечная система далеко. Если ты чужак, то не пугайся. Лишь наука открыла нам их. Телескопы помогли. Тьма Вселенной нам родна. Прячет от света. ИМБ здесь не просто так. Солнечная система и люди имеют единый статус для Вселенной — чужаки в точке координат. Заняли позицию вопреки воле космоса. А иду я потому, что идти надо. Безумец Бэккер, копающий настоящее в прощение прошлого, остался позади. Такие люди опасны своим свойством выживать. Мне же надо определиться с содержанием. Вот и иду. Прямо в сторону того, что здесь называют Тишью. Тюрьма. Ожидаю ее автономность. Тюрьмы делают для сдерживания. Но сдерживать могут не только то, что внутри. Но и то, что снаружи. Этакий сундук, прячет обе стороны мира друг от друга. Возможно, там есть люди. Возможно, разумные. Сейчас надо идти. Прямо по путям. То, что называется тут вокзалом, рядом с остатками лабиринта, открыло мне карту. Там и был указан путь, как и расстояние. За несколько дней преодолею. Нужно преодолеть. В этом смысл. Всегда помни — если ищешь, значит, ты жив. Нашлась кое-какая еда на вокзале. Хоть как-то живу. Но раз безумец Бэккер противится смерти, то и я смогу. Но не для возвращения. Это не просто запрещено. Это навредит всем. Даже тебе, читатель. Если ты не понимаешь, о чем я, — радуйся. Пусть вернуться и есть куда. Надо быть взрослее. Уметь отпускать. Недавно только получилось. Но появился Бэккер. Доказал, жизнь возможна после смерти. Есть куда идти. Прямо. Туда, где еще не ступала нога. Так что иду. Может быть, есть шанс на новую жизнь. Поправка. На остаток жизни. Вряд ли она будет долгой. Да и смысл. Если даже момент, то пусть счастливый. Длина между началом и концом не важна. Слишком хорошо знаю обман перспектив. Для одного день, для другого век. В конце оба будут одинаковы. Вспоминать лучшее. Так что иду. Чуть-чуть загляну за кулисы. Остановки даются с трудом. Этот путь железных линий неровен. Очень холодно. Но холод радует. Доказывает время. Время всегда было против меня. Аномалия для времени. Время — аномалия для меня. Читатель, не смей жалеть меня. Мое положение — заслуга моей жизни. Праведные последствия. Само Наставление этому учит: «Наказание свершается не только руками судьи, но и мыслью виновного». Важные строки этого писания. Если ты не знаешь, что это, то радуйся. Книга — ложь. Но ее части верны. Время и Судьба — вот истинные боги, а мать и отец — лишь инструмент их воли. Я знаю много. Слишком много. Например, названия планет. Ты знал, что планеты ИМБа названы не просто так. Все это пришло из музыки. Музыки, которую познали еще до Наставления. Опус и Кома находятся друг напротив друга, делимые солнцем. Опус — самая маленькая планета ИМБа, это термин, обозначается нумерацией композиции музыканта. Кома, самая большая планета ИМБа, — музыкальный интервал. Насколько я помню, тут есть ошибка в слове. Но какая — не скажу. Давно было. Было принято так. Но этот символизм имеет корни истории. Лучше их умолчать. Может порушить пролог и эпилог. Так вот. Дальше идет газовая планета Глиссандо. Это означает штрих, который дает плавный переход музыки. Странное название, как и все. Потом идет стеклянная планета. Удивительно. Называется Лад. Что-то связано с гармонией нот. Музыка —
