их. Проклятия обычно давали себя знать очень ощутимо: человек либо бросался со скалы в пропасть, либо разбивал своим детям голову о камни; впавшие в безумие женщины нередко оскопляли своих мужчин, поджигали дома или самих себя, если под рукою не оказывалось подходящего вулкана, в который можно было бы прыгнуть. Никогда еще не случалось, чтобы проклятие действовало столь незаметно.
Когда четверка собиралась вместе, случалось им побеседовать и о влиянии сверхъестественного на жизнь людей, причем каждый из них чувствовал, что в душе относится к предмету разговора серьезнее, чем кажется.
– Почему бы вам не обратиться за помощью к Великому Гузорио? – предложила однажды Сиф. – Раз уж вы оба – его воплощения, он должен знать о вас все.
– Он скорее шутка, чем реальная сила, к которой можно обратиться с молитвой, – ответил Мышелов и тут же переадресовал вопрос: – А почему бы вам с Афрейт не попросить вашу ведьму или королеву-воина Скелдир, ту, что носит кольчугу из рыбьей чешуи и смеется коротким отрывистым смехом, просветить вас?
– Мы с ней не в таких близких отношениях, хотя и претендуем на родство, – потупив глаза, объяснила Сиф. – Я даже не знаю, как за это взяться.
Однако этот разговор побудил Фафхрда и Афрейт пересказать те сны, которыми они поделились друг с другом раньше, после чего все четверо принялись строить догадки и предположения. Фафхрд и Мышелов вскоре позабыли об этом, но их подруги надежно сохранили в памяти все сказанное в тот вечер.
И все же, несмотря на отсутствие явных внешних проявлений, проклятие богов медленно, но верно делало свое дело. К примеру, Фафхрд очень заинтересовался некой волосатой звездой, которая каждую ночь появлялась в западной части неба, низко над горизонтом, и, постепенно увеличиваясь в размерах и яркости, перемещалась на восток. Северянин взял за правило каждый вечер наблюдать за ее движением. Что касается Мышелова, то у него появился излюбленный маршрут, следуя по которому он занимался своими текущими повседневными делами и одновременно собирал всякую всячину. Путь его начинался у дверей «Обломка кораблекрушения», где он пропускал свой первый утренний стаканчик, проходил по соединявшему ратушу и таверну переулку; огибая угол, где пару месяцев тому назад они столкнулись с Фафхрдом, он направлялся к казарме, а потом мимо общественного туалета, куда непременно заглядывал в поисках мышиных нор, и, наконец, к отстойнику, находившемуся прямо позади казармы и составлявшему предмет его неизменной гордости.
Так, в повседневных трудах и заботах, тихо и без приключений текла жизнь в Соленой Гавани, пока наконец весна не уступила место короткому и жаркому северному лету. Фафхрд и Мышелов уподобились трудолюбивым лотофагам; окружающие невольно подражали этой слегка тронувшейся парочке. Единственным исключением обещал стать День Летнего Солнцестояния, традиционный праздник островитян. В этот день Афрейт и Сиф предложили закатить пир для людей Фафхрда и Мышелова, а также для друзей среди горожан. Намечался грандиозный праздник с играми, танцами и состязаниями атлетов. Местом для его проведения был избран Большой Луг у самого подножия Эльвенхольма.
Если в описанный период времени кто-нибудь и испытывал разочарование и неудовольствие, так это Шильба и Нингобль. Космический шум поутих, и ничто не мешало им общаться на расстоянии, сидя одному в своем болоте, а другому – в пещере, и обмениваться новостями о том, что предпринимают Фафхрд с Мышеловом и их боги. Но новости были нерадостными, так как противоречили их понятиям о логике и не отвечали их целям. Глупые заштатные божки наложили на их излюбленных мальчиков на побегушках какое-то непонятное заклятие, но те не покинули свой остров, и ничего не складывалось так, как хотелось бы двум волшебникам. А тем временем через Стылые пустоши и горы Пляшущих Троллей в северо-западном направлении двигалась какая-то угроза, лишавшая их покоя, которую они тем не менее никак не могли опознать. Одним словом, все было в высшей степени неудовлетворительно и странно.
У Иллик-Винга Смерти Двоих присоединились к каравану, державшему путь в Но-Омбрульск. Всю Призрачную Луну они провели, сидя на спинах лохматых приземистых мингольских лошадок, хорошо переносивших морозы. Несмотря на то что лето уже началось, в горах Пляшущих Троллей и у подножия гряды Бренных Останков было достаточно холодно, чтобы заставить двоих наемников на каждом шагу поминать мужской детородный член и мать того персонажа, о котором не следует говорить на ночь глядя. Во время привалов они старались держаться поближе к огню, а ночами их согревала мысль о сокровищах, припрятанных их нареченными.
– Этот Фафхрд представляется мне драконом, который сидит на груде золота в глубокой горной пещере, – заявил однажды тощий наемник. – Теперь я уже полностью вжился в этот образ. И кстати, до нашей встречи осталось совсем немного времени.
– А мне Мышелов снится в виде огромного серого паука, – откликнулся второй, – живущего в норе со множеством ходов и выходов, разветвлений и закоулков, и каждый уголок его логова забит серебром, янтарем и слоновой костью. Да, теперь я тоже смогу сыграть его роль. Удивительно, до чего похожими становимся мы в конце концов на наших подопечных.
По прибытии в охраняемый каменными башнями порт они направились в трактир, сняли там комнату и проспали две ночи и один день, набираясь сил перед последним отрезком пути. Проснувшись, Смерть Мышелова решил прогуляться в сторону доков. Когда он вернулся, на лице его сияла довольная улыбка.
– Я договорился с капитаном уул-хруспского торгового корабля. Мы отплываем послезавтра на заре.
– Луна Убийц начинается удачно, – прокомментировал еще лежавший в кровати тощий, как жердь, Смерть Фафхрда.
– Сначала капитан прикидывался, будто слыхом не слыхал про Льдистый остров, называл его легендой, но, когда я показал ему значок и прочие доказательства принадлежности к Ордену Душегубов, он понял, что его торговым секретам ничто не угрожает, и отказался от своей купеческой скрытности. Кстати, наше судно называется «Хорошая новость».
– Отличное название, – ответил второй, улыбаясь. – Ах, Фафхрд, Мышелов, родные вы наши, братья-близнецы спешат к вам!
Долгие сумерки собственно и составили короткую летнюю ночь; утро Дня Летнего Солнцестояния в Соленой Гавани выдалось туманным и холодным. Тем не менее в кухне при казарме, где в эту ночь помещались Фафхрд и Мышелов, царила веселая суета; оживленно было и в доме Афрейт, где ночевали Сиф и племянницы обеих женщин: Мэй, Мара и Гейл.
Огненноликое солнце не заставило долго себя ждать и, пустившись в свое самое длинное в году путешествие, испепелило легкую молочную дымку, окутывавшую берега Льдистого, и остров предстал во всей своей
