Так оно и оказалось. Уже при самом приближении я скомандовал:
— Убрать парус! Кабестан — оборот влево, снижаемся!
«Небесный странник» гневно заскрипел деревом, но послушно застыл над кораблем Коллегии, едва не касаясь днищем топа его грот-мачты, оканчивающейся «вороньим гнездом».
Вообще-то гневался он по делу: это издевательство, резко снижать корабль на такой малой высоте, когда он еще на ходу. Земля тянет его вниз, а сила инерции продолжает толкать вперед, так и до беды недолго. Настройки приводов могут сбиться, а в самом худшем случае, и сами л» хассы рассыпаться серой пылью, и тогда все, конец, кораблю уж точно. Даже такой высоты хватит, чтобы при падении он пострадал непоправимо. А если его угораздит упасть на «Орегано», то наша помощь окажется воистину бесценной. Происходи это все в нормальной обстановке, мне бы и в голову не пришло поступать именно так, тем более на глазах капитана Миккейна, воспитавшего меня как навигатора. Но было не до всего этого, время дорого.
Над «Орегано» зависли мы вполне удачно, даже не поперек, а почти по его курсу, и практически точно над ним. Каем глаза я уловил одобрительный взгляд навигатора Брендоса, что означало немалую похвалу.
Будь в днище «Небесного странника» люк, все было бы намного проще. Мы бы его открыли, передали или подняли все что нужно, а сами створки люка послужили бы нам щитом. Но люка нет, мне на него не хватило золота при строительстве корабля, и, если я не докричусь с палубы, придется рисковать, надолго высовываясь за борт. На всякий случай я подозвал Аделарда:
— Лард, прикроешь меня щитом, если придется высовываться.
Тот понятливо кивнул, сделаю. У него, у единственного, имеется щит. Кроме того, только он и умеет им пользоваться, а это целое искусство, мне недоступное.
— Господин Миккейн! — окликнул я капитана «Орегано», спускаясь с мостика.
— Слушаю тебя, Люк! — незамедлительно откликнулся тот.
Это точно голос капитана Миккейна, такие голоса редко встречаются. Говорит он всегда как будто бы и негромко, но далеко слышно, словно кричит. Только сейчас он показался мне каким-то смертельно уставшим.
— Что у вас случилось, чем мы сможем вам помочь?
Возможно, они тут развлекаются, воюя с непонятно кем. Теперь, наконец, решили взлететь, а мы им загораживаем дорогу в небо. И все же сомневаюсь — два неподвижных тела на палубе «Орегано» я заметил еще на подлете.
— Л» хассы, Люкануэль, л» хассы! Два из них пошли трещиной!
Помолчав, Миккейн добавил:
— По-хорошему, убраться бы вам отсюда.
По-хорошему — да, капитан Миккейн и как можно скорей. Кто сможет убедить меня в том, что треснувший л» хасс через мгновение не взорвется с дымом и грохотом, разбросав далеко по округе обломки сразу двух кораблей — «Орегано» и «Небесного странника»? А если рванут сразу два? В каждом из них заключена страшная сила, и когда она вырывается на свободу!.. Теперь понятно, почему «Орегано» не может подняться в воздух: стоит только дать нагрузку на л» хассы, так сразу оно и произойдет — дым, грохот, языки пламени, и далеко разбросанные обломки от двух кораблей.
Вероятно, трещины на л» хассах обнаружили еще в полете, заставив «Орегано» срочно опуститься в эту бесконечно красивую бухту, так похожую на половинку жемчужной раковины, чтобы стать атакованными.
— Держитесь, капитан Миккейн! — самому мне приходилось кричать. Затем скомандовал Ансельму, застывшему у кабестана. — Энди, три оборота вправо, поднимаемся.
Трех оборотов будет достаточно, чтобы подняться на такую высоту, где наполненный ветром парус сможет сдвинуть «Небесный странник» с места.
Почему-то мне до ужаса захотелось взглянуть на Миккейна, и лучше бы я этого не делал.
— Лард, прикрой, — и Аделард действительно прикрыл меня щитом, когда я высунулся за борт.
Оглядывая палубу «Орегано», я обнаружил столпившуюся на ней людей с оружием, среди которых не оказалось ни одного окудника Коллегии. Либо их нет вообще, либо они спрятались. Что очень сомнительно: при всей моей неприязни к ним, назвать их трусами у меня язык не повернется. Кто угодно, только не трусы. Неподвижных тел оказалось намного больше, чем я увидел издалека. Просто их сложили в одном месте, у грот-мачты, чтобы они не мешали передвигаться по палубе. Свалены они были довольно небрежно, но до мертвых ли сейчас, когда все думают только о собственных жизнях? Это потом им окажут необходимые почести, сейчас же не до них.
Когда я, наконец, нашел взглядом капитана Миккейна, одетого в ярко блестевшую на солнце металлическую кирасу и в свою неизменную кожаную треуголку, все и произошло.
Шит Аделарда, прикрывавший меня, внезапно дернулся, и сквозь него показался арбалетный болт. Пробив щит, болт вонзился в борт «Небесного странника», пригвоздив к нему руку Ларда чуть ниже локтя. Дернулся и я, от неожиданности, но в большей степени оттого, что болт прошел от моей головы так близко, что при желании, я смог бы достать его кончиком носа.
Аделард скрипнул зубами от боли, вслед за ним скрипнул и я. Но не потому что дернувшись, я умудрился удариться затылком о край щита — от злости на себя.
«И что, Люк, ты не мог без всего этого обойтись? Что заставило тебя выглянуть за борт, в надежде увидеть Миккейна? И что ты вообще собирался делать: помахать ему ручкой или вовсе послать воздушный поцелуй?»
— Поднять парус! — заорал я, убедившись, что мы поднялись достаточно высоко.
Аделард стоически терпел, когда Родриг клещами извлекал арбалетный болт из борта «Небесного странника», а затем и из его руки. Хорошо было одно лишь то, что наконечник болта не покрыт зазубринами, встречаются и такие.
Затем Амбруаз, ставший у нас за лекаря после того, как исчезла Николь, перевязал ему рану толстым слоем разорванного на полоски полотна.
— Ну так что, парни, — обратился я сразу ко всем, когда «Небесный странник», набрав ход и высоту, отдалился от «Орегано». — Надеюсь, ни кого не возникло мысли бросить его в беде?
Судя по взглядам, таких не нашлось. Первой отрицательно покачала головой Мирра, хотя назвать ее парнем никак нельзя.
Видел я ее обнаженной. Так вот, у нее очень женственная фигура, разве что грудь немного подкачала. Хотя ничего удивительного. Если судить по разрезу ее глаз, темных и миндалевидных, в Мирре обязательно должна присутствовать кровь степняков-говолов, а у них все женщины такие. Тогда, в одном из заливов Сурового моря, я не один любовался особенностями ее фигуры. Все, кто сейчас смотрел на меня, кроме, разумеется, Аднера, сумели их разглядеть. Правда, в том вины или желания самой Мирры нет. Но дело сейчас не в ее фигуре, или в размере груди, дело в другом.