просто оно само по себе кисленькое, – объяснил я Гарольду.
Он важно кивал в ответ, и по всему чувствовалось, что завтрак удался. Потом я предложил ему послушать религиозный диспут, и Гарольд радостно откликнулся на мой призыв.
Мы спустились в трюм, и я тут же стал подремывать, а Гарольд с интересом прислушивался к болтовне на непонятном для него языке, иногда он толкал меня вбок, прогоняя дремоту и я, зевая во весь рот, переводил ему самые интересные места по мере своих скромных сил. Германец улыбался в бороду и даже кивал, хотя как по мне то иногда с трудом улавливал смысл обговариваемых вещей, ибо иногда беседа паломников сворачивала в дремучие религиозные дебри, а может быть он был хорошим актером, сказала моя врожденная подозрительность, но это странно для такого отчаянного рубаки коим, несомненно, являлся мой новый германский друг, немедленно откликнулась моя вера в хороших людей.
Убив еще немного времени, мы снова поплелись на палубу. Я принялся смотреть вдаль, а Гарольд долго и громко прокашливался и чихал. Покончив с прочисткой носа и горла, он помочился за борт и, подняв вверх большой палец, важно произнес:
– Зеер гут! – при этом улыбался от уха до уха. Я кивнул и продолжил всматриваться в горизонт, но тот скрывался в клочьях тумана и не желал открывать нам свои тайны.
– Погода как у нас дома! – пояснил свою радость Гарольд, и легкая тень омрачила его чело, но ненадолго, этот великан попросту не мог долго грустить и предаваться унынию. От тряхнул своей гривой и отчетливо произнес:
– Будет лучше!
– Согласен, – откликнулся я по-каталонски, и спросил уже на германском:
– А известно ли вам любезнейший рыцарь, что вручение сумы и посоха как символов паломничества главе похода во все времена сопровождалось серьезными истериками и взрывом религиозного пафоса у окружающих. Например, Бернар Клервосский в городе Везеле рвал свою рясу на полоски и раздавал экзальтированно настроенным верующим, чтоб те нашивали их на одежду в виде крестов, и после того, как толпу обуял восторг, некоторые пребывая в исступлении, раздирали в форме креста плоть свою, и даже вырезали кресты на своем теле.
Гарольд усмехнулся и пробурчал что-то вроде:
– Дуракам закон не писан…
– Ого, смелое заявление!
– Я воин, молитвами пусть занимаются те кому это положено по сану… – немец кивнул в сторону трюма, – я свое скажу добрым мечом и топором тоже моту сказать… Могу еще ногу кому-нибудь сломать…
– Уважаю вашу точку зрения, – вежливо откликнулся я на сие проявление героизма. – Учти, королю Людовику Папой была вручена вместе с сумой орифламма – знамя французских королей, видимо вместо посоха.
– А это еще причем?
– А притом, что вашим посохом, похоже, будет двуручный меч, а сумой сарацинский колчан для стрел.
Германец шутку оценил и гулко захохотал. Потом насмеявшись вдоволь, вновь стал серьезным и спросил:
– Ты бывал там, Клемент?
– Угу…
– И как там?
Что ему ответить?
– Да как везде, Гар… Тоже люди живут. Увидишь.
– Я люблю смотреть новые места, – мечтательно произнес великан.
Да уж новые места. После разгрома и потери Иерусалима, очень быстро от королевства христиан остались жалкие крохи. Завоевания первых лет были смыты сарацинской волной подобно следам на песке. Мы были чужими в тех краях, сама земля отказывалась терпеть наше присутствие. Палестина была утеряна, утеряно и большинство городов. Сопротивлялись мусульманам лишь несколько замков на побережье в Антиохии, да в Триполи. Но сопротивлялись с остервенением, до последнего бойца. Держался Тир.
Крестоносцы вступили в Иерусалим почти сто лет назад. Однако, захватив Святой Город, жить там остались единицы. Тем самым власть Папы в Святой Земле удерживалась очень слабо. Уже через девять лет мусульмане и евреи, изгнанные из Иерусалима, добились разрешения оставаться на своих землях в окрестностях города и посещать Город, хотя и без права там жить постоянно.
Иерархия общества тогда выглядела так: неверные в самом низу этой лестницы, чуть выше восточные христиане, потом католики – франки. Тем же яковитам или армянам разрешалось сохранять свою религию, но при этом их считали еретиками и не разрешали даже приближаться к Гробу Господню. Теперь нашего влияния в Иерусалиме нет. Теперь все с точностью до наоборот.
В Городе царит Ислам.
Правда, Саладин, захвативший Святой Город, решил показать, что лоялен к иноверцам, и не стал противиться тому, чтоб оставшиеся в городе христиане исповедовали свою веру. И Гроб Господень доступен паломникам со всего света, но при этом, многие христианские храмы вновь стали мечетями, омыты розовой водой, дабы сам дух католичества исчез из испоганенных христианами стен, и заново открыты для истинных верующих. Для своих, для мусульман.
А вот тамплиеров там не любят. И это мягко сказано, да и есть за что, уж рыцари крови пролили мусульманской…
Лет десять назад я имел честь побывать в тамплиерском замке Тортоза, что в Сирии, командовал там тогда нынешний верховный магистр Ордена Жерар Де Ридфор, этот старый безумец с руками по локоть в крови, причем как своих, так и чужих, в общем, истинный образчик борьбы за веру. Знающие люди утверждали, что во многом благодаря его тупому фанатизму христианская армия и была разгромлена при Гаттине. А сам он попал в плен.
В свое время де Ридфор, будучи простым фламандским дворянином был вынужден продать свою невесту за золото в количестве ее живого веса. Ну как продал, он-то ничего за нее не получил, все захапал этот бес Раймунд, который Триполийский, под началом которого и служил тогда старина Жерар. Там, что получилось, у девушки этой наследство неплохое было и многие на него глаз положили, Де Ридфор был в числе главных претендентов, но вмешались богатые итальянцы и перекупили невесту вместе с землей и титулом, предложив Раймунду выплатить вес девушки золотом, а в обмен она замуж выходит за их человека. Тот денежки прибрал к рукам, а де Ридфор вышел из себя, расплевался со своим командиром и ушел в орден тамплиеров. Где и преуспел, быстро став одним из магистров. А девица крупная была, говорят, полтораста фунтов. Так-то вот.
Я же выполнял одно поручение, ну это не важно, а важно то, что как раз после моего прибытия сарацины предприняли серьезную попытку штурма этого великолепного во всех отношениях замка. Пришлось задержаться и поучаствовать в обороне. Жаркое было дело и ничего у них не вышло, скажу я вам. Да. Вот об этом я и поведал Гарольду.
Моему новому другу были интересны и ценовые вопросы в Святой земле и мы немного поговорили о торговых делах. Я рассказал, что цены на товары в Палестине всегда были значительно выше чем у нас, и мы посетовали на то, что тому, кто собирался воевать Гроб Господень, приходилось, хочешь, не хочешь, а все
