в тот же момент призрак исчез, разлетевшись на осколки, мгновенно растаявшие во тьме.
Марджери.
– Нет там никого, – сказала Алекс.
Однако я все еще чувствовала ее присутствие: дух Марджери Лемонт глубоко вонзил свои когти в мое сердце, кровь в моих венах превратилась в яд.
Я покачала головой:
– Она была… Клянусь, она была там. Она была именно там.
Как там в стихотворении?
И этот дух, пришедший от нее,Касается плеча и шепчет в уши…Ее не слышат или ж слышать не хотят [12].
– Все это чушь собачья, – заявила Алекс.
– Нет, Алекс, не…
Слишком поздно. Она смахнула планшетку с доски и затушила благовония.
– Это все неправда, Фелисити. Успокойся.
Нет. Нет, все вышло из-под контроля. Мы должны были закончить сеанс правильно. Марджери все еще была здесь, она притаилась, во время Самайна [13] грань между нашим миром и миром теней стала очень тонкой, полупрозрачной. Марджери было совсем легко проникнуть сюда.
Но я была готова к такой перспективе: достаточно поджечь смесь из молотого аниса и гвоздики, чтобы защититься от самого жестокого духа. По крайней мере, так уверяла библиотечная копия «Магии для непосвященных».
Алекс же рассыпала специи по полу, сделав их бесполезными.
Позже я поняла, что именно тот момент привел все в движение, что дьявольское колесо закрутилось, когда моя кровь пролилась на череп Марджери и она взяла нити наших судеб в свои руки. Мы сами себя прокляли. Она заставила меня сказать: «Я собираюсь убить тебя». И она была права.
В этом было какое-то нелогичное ощущение неизбежности. Я продолжала думать о проведенном Пятеркой из Дэллоуэя сеансе, том самом, который был прерван. Об умершей через три дня Флоре. Как каждая из девушек погибла при таинственных необъяснимых обстоятельствах и, наконец, о самой Марджери, которую похоронили заживо. Будто вызванный ими дух проклял их – и не успокоился, пока не умерли все до единой.
Но тогда я позволила Алекс убедить меня. Как только зажегся свет, все стало казаться довольно забавным: свечи погасли, потому что мы оставили окно открытым, из-за него, кстати, и было прохладно. Фигура, которую я увидела позади Алекс, сложилась из искаженных вытянутых теней, отбрасываемых свечами. Всему нашлось разумное объяснение, и Алекс была права. Странная, призрачная обстановка, старые школьные легенды, праздник Самайн: мы слишком поддались этому; вот и все.
Я не рассказала ей, что после той ночи не могла перестать думать о Марджери или что спала с анисом и гвоздикой под подушкой, чтобы избавиться от ее духа.
Через несколько месяцев Алекс была мертва, и теперь…
Теперь я не могу спрятаться от правды.
Глава 9
Открытки нигде нет. Несколько дней я продолжаю ее поиски везде, даже в дыре за шкафом, но безрезультатно. Открытка пропала, канула в бездну, где исчезают потерянные предметы.
Или, возможно, обрела нового хозяина.
Для своей дипломной работы этим утром я начинаю читать «Мы всегда жили в замке» [14]. Интересно, сработала бы магия сестер Мэррикат здесь – я бы завязала черную ленту узлами и сожгла бы ее на заднем дворе, бормоча заклинания, а утром проснулась бы и нашла открытку на прежнем месте, на стене?
Не то чтобы я этим занималась. Если открытке суждено быть утраченной, она будет утрачена.
Позже в этот день, когда нам нужно идти на лекцию по истории искусства, Эллис стучится в дверную раму моей открытой двери и говорит:
– Давай прогуляем.
Я только что сложила тетради в портфель; когда я оглядываюсь, Эллис уже стоит в комнате, прислонившись к стене, скрестив руки на груди и упершись каблуком в плинтус. Она одета в брюки и рубашку с накрахмаленным воротником, строгость ее запонок и подтяжек несколько подорвана тем, что ее волосы собраны в неряшливый узел, словно она только что встала.
– У нас, вообще-то, урок, – говорю я.
– Я думала, мы могли бы вместо этого сходить в город, – отвечает она. – Там, на Дорчестер, есть антикварный магазинчик, который я давно хотела исследовать.
Все это подозрительно похоже на жалость. Бриджит Креншоу, возможно, и избежала мучений, связанных с нашим совместным выполнением проекта, но это не остановило ее от попыток настроить полшколы против меня. Невероятно, сколько вреда может причинить одна-единственная девица всего за два дня.
Из всех людей мне сказала об этом только Ханна Стрэтфорд.
– Знаешь, ты можешь поговорить со мной, – обратилась она ко мне в очереди в кафе. – Если хочешь.
Я не поняла, о чем она говорит, пока она не продолжила:
– Моя сестра тоже так болела. Она попыталась… ну, ты знаешь. Попыталась… – Ханна понизила голос до шепота, – убить себя. Ей сейчас уже лучше, но я просто… я подумала, если тебе нужно поговорить…
– Я, черт возьми, не пыталась убить себя.
– О! – Лицо Ханны стало таким же лиловым, как лак на ее ногтях. Я сомневалась, что смущение имело какое-то отношение к ее ошибке; она просто раньше никогда не слышала ругательств. – Я только… Я слышала…
Я смотрела на нее, предоставив ей самой выбираться на более безопасную почву.
– Просто Бриджит сказала…
– «Бриджит сказала», – повторила я, а Ханна пробормотала извинения и наконец выпорхнула в другую очередь, за сэндвичами.
Бриджит сказала.
И вот, теперь я не только убийца; я еще и самоубийца.
Я не понимала, как Бриджит смогла узнать. Не про мою попытку самоубийства – я никогда не пыталась убить себя, – но…
Тот факт, что в прошлом семестре я отсутствовала, не был тайной. Четыре месяца я провела в частном жилом комплексе, затерянном возле Каскадов [15], слушая людей с кучей сертификатов на стенах, объяснявших мне, что это не моя вина, что у меня не было выбора, и то, что я взяла нож, перерезала веревку и убила свою лучшую подругу, не делает меня психопаткой. Будто без них я этого не знала.
В Дэллоуэе новости расходятся быстро. До Эллис слухи уже должны были дойти.
Но даже если это жалость, она не изменит того факта, что меньше всего я хочу идти на этот проклятый урок, сидеть там и ловить на себе трагические взгляды Бриджит Креншоу.
– Хорошо, – говорю я и выкладываю тетради из сумки.
Антикварный магазин разместился в старом доме Викторианской эпохи между книжным магазином и тайским рестораном. Фасад дома огибает узкая веранда, несколько старинных кресел-качалок смотрят на дорогу. Если бы мы были ближе к воде, я бы представила старую вдову в черном, устроившуюся в одном из тех кресел и упорно смотрящую на море в бинокль в ожидании возвращения любимого.
Эллис поднимается по лестнице впереди меня. Веранда, похоже, когда-то была выкрашена в белый цвет, но теперь седого от времени дерева больше, чем краски. Когда мы входим, над дверью звенит маленький колокольчик. Эллис через плечо улыбается мне, и я не могу удержаться от ответной улыбки; это так похоже на Эллис – быть очарованной чем-нибудь старомодным и простым.
За прилавком сидит сморщенная женщина. При нашем появлении она встает, хотя это
