не пустил ее. Она ничем не могла помочь своему отцу, но продолжала истязать себя, сидя рядом с ним. Она заснула первый раз только после того, как пришли вести о брате. Я проверял последние донесения из провинций, когда Вэй-гэ [4] сказал, что она наконец сдалась. Отдав нераскрытые сообщения брату, я пошел к ней. Она спала полусидя, сжимая пальцы Главы У. Я хотел отнести ее в покои, чтобы она наконец могла отдохнуть, но стоило коснуться ее руки, как она нахмурилась и что-то тревожно зашептала. Я не должен был причинять ей еще большей боли. Я осторожно накрыл ее одеялом и ушел.
Отец почти не выходил из Зала Белых Звезд, дожидаясь пробуждения Главы У. Я пытался облегчить его ношу, взяв внутренние дела Учения на себя. Изредка Вэй-гэ передавал новости от лекаря Гу и тетушки Цзюань. Но казалось, что поднявшийся северный ветер уносит добрые вести все дальше от наших стен.
– Чжу-эр отказывается от еды.
Она должна была продержаться, пока хаос не начнет оседать и мы добьемся, чтобы все вернулось на свои места. Она должна была продержаться. Но ни надежда на выздоровление отца, ни теплота тети не могли одолеть ее страх. Слабой безвольной тенью она сидела подле Главы У и всматривалась в его бледное лицо. Она должна была жить, она должна была выдержать, но не было никого, кто бы мог убедить ее в этом.
Когда я принес ей отвар из трав, я хотел только одного: чтобы она не позволила последним силам покинуть ее. Я видел ее глаза. Я видел, что она оттолкнет меня.
– Пей.
Лучше бы она осталась здесь.
Я не знал, что делать с ее глазами. Никогда до этого я не видел у нее такого взгляда. Ее крылья были перебиты, и она не хотела бороться. Даже если она не хотела, она должна была жить. Она должна была перенести это. Я заставил ее выпить лекарство силой. Я видел, что она ненавидит меня, и был рад, что у нее оставались силы хотя бы на ненависть.
Чаша разбилась. Она должна была вспомнить, что все еще жива.
– Отпусти.
Она зарыдала, она хотела вырваться, но перебитые крылья не давали ей взлететь. Я осторожно вытер ее мокрые щеки. Минчжу почти не плакала в детстве, даже когда падала и разбивала коленку, даже когда острый камень ранил ее ладони, она смеялась, а потом убегала. Я не знал, что делать. Я боялся, что слезам не будет конца, я боялся, что все ее силы вытекут с ними и она рассыплется.
«Ты не можешь быть такой слабой».
Ее глаза остекленели. Я никогда не умел утешать. Я просто хотел, чтобы она нашла силы, я просто хотел, чтобы Глава У никогда не увозил ее с собой.
Теперь я приходил к ней несколько раз в день, чтобы заставить выпить горький настой. Она больше не пыталась разбить чашу, она больше не плакала, но при виде меня ее взгляд пустел. Я знал, она хотела, чтобы я скорее ушел.
2
В тот день, когда мы получили послание от У Баолина, Глава У наконец пришел в себя. Я нашел отца у его постели. До меня донеслись лишь обрывки фраз: «нельзя, ни за что», «Запретные Залы», «Синфу».
– Отец, Глава У! – Я поклонился и подал отцу письмо, пришедшее из Дворца Золотого Крыла.
– Что он себе позволяет! – Отец скомкал письмо и бросил на пол. – Баолин всегда был глупым фанатиком!
– Чего он хочет? – Глава У приподнялся на кровати.
– Он хочет твой меч в обмен на сына.
– Нельзя… Он пойдет туда, чтобы пробудить их.
– Эти старые легенды…
– Ты знаешь их силу. Если есть тот, кто в них верит…
– Мы выступим против него.
– Мы не можем, – кто-то должен был сказать это. Кто-то. Я.
Отец знал законы Учения лучше меня, но был готов забыть их.
– Бай Син!
Он редко повышал голос. Но как бы я ни уважал его, я не мог позволить ему рисковать всем. Всеми нами. Стоит Главе попрать закон, и больше никто не станет его блюсти. И пусть авторитет отца был непререкаем, пусть даже Стражи Учения не посмели бы останавливать его, я не мог молчать. Я был его сыном, тем, кому предстоит принять власть из его рук. Я не хотел, чтобы отец, впадая в безрассудство, давал возможность кому-то подорвать спокойствие Белого Лотоса.
– Закон гласит: не развязывать войны первыми.
– Бай Син!
– Воины Ворона не пересекали наших границ, и место встречи – не наш берег реки. Если ты поведешь воинов туда, ты нарушишь закон.
– Ты не знаешь, о чем говоришь!
Я видел в глазах отца гнев и страх.
Я повернулся к Главе У и почтительно поклонился:
– Простите, Глава У, но я должен сказать это!
– У Баолин уже достаточно погубил душ, чтобы люди перестали верить в возможность мира!
– Все, что произошло, приписали Дворцу Золотого Крыла, не У Баолину.
– Правда остается правдой. А Белый Лотос всегда защищает правду, даже ту, что не видна другим! Если ты не веришь в это, как ты можешь быть моим наследником?
Он не понимал меня. Я тоже часто не понимал его. Я опустился на колени перед отцом, зная, что его гнев утихнет, когда разум прояснится.
– Твой сын был непочтителен.
Я поклонился, чувствуя, как холод тянется по деревянному полу.
– Я не пытаюсь отговорить тебя или остановить. Прошу, выслушай меня!
– Прочь!
– Бай Син всегда был разумным мальчиком, – кашель, – пусть говорит.
Я поднялся и отдал поклон господину У, потом отцу.
– Если членам нашей семьи будет угрожать опасность, закон велит сделать все ради их спасения. Если Минчжу станет молодой госпожой Белого Лотоса, ты будешь обязан защищать ее семью. Никто не сможет упрекнуть тебя.
Несколько минут отец молчал. Потом вздохнул, гнев его исчез.
– Ты прав. Видишь, Чжичэн, мой сын куда умнее меня!
– Если ты готов защитить Минчжу, я доверю ее тебе.
– Благодарю!
Я отдал новый поклон.
– Позови Чжу-эр к нам. Время не ждет.
– Ты уверен? – Вэй-гэ ждал меня снаружи.
– Ты все слышал?
Вэй-гэ кивнул.
– Я боялся, что еще немного, и дядя откажется от тебя.
– Где Чжу-эр?
– Я отвел ее в твои покои.
Я надеялся, что мой взгляд сказал ему больше, чем могли позволить приличия, но он лишь рассмеялся и похлопал по плечу:
– Ты не заходил в Павильон Семи Лепестков уже несколько дней, и никто бы не стал искать ее там.
Вэй-гэ знал меня лучше других и, возможно, был единственным, кто понимал меня.
В моих покоях странный запах въедался в воздух. Кто-то зажег старые благовония в курильнице у стола, я залил их водой, и дым, шипя, потянулся к моим рукам. Сорванный хрип донесся с постели. Минчжу задыхалась, пытаясь освободиться от невидимых рук. Я дотронулся до ее щеки.
– Чжу-эр, Чжу-эр!
Она замерла и открыла глаза.
– Это лишь сон.
Она все еще смотрела на меня, будто я был врагом.
