был безымянный. И никто и ничто не имело имён. Тогда Белая Мать-тигрица, сложившись из звёзд, спустилась к нам и вскормила нас звёздным молочком. Мы росли не по дням, а по часам. Её молочко даровало нам разум и речь, оно даровало нам искру. С ней мы могли воображать и творить, лишь закрыв глаза. Мы срисовывали искрой зверей и птиц, и жизнь на голубом шаре расцвела. Но искра – это ещё не чудо, настоящее чудо скрыто внутри нас, и нам ещё предстоит открыть его. Какая же у нас мудрая Владычица, Белая Мать-тигрица!
– Папа, расскажи мне, как стать артифексом?
Дети в Бенгардии частенько спрашивали о таком своих родителей. Вопрос этот, заковыристый и непоседливый, вроде: «Как это, быть взрослым?» – родители особо не жаловали, но отвечать приходилось – и они отвечали, прикусывая губу. Вот и сейчас Прабхакар, прикусывая губу, отвечал:
– Я уже столько раз тебе про это рассказывал: смотри, прогневаешь нашу Владычицу, Белую Мать-тигрицу… Ну, слушай: когда настанет конец времён…
– А когда он настанет? – перебил папу Ананд.
– Не скоро. А может быть, завтра – этого никто не знает, кроме… – Отец прочистил горло и продолжил: – Кроме самого артифекса. Так вот, когда придёт конец всему, когда не будет ни нашей бедной Бенгардии, ни нашей планеты, ни даже неба, и останется лишь одна самая яркая звезда, когда ничего-ничего не будет, самый достойный из нас займёт место артифекса, если успеет поймать эту звезду. Но прежде он должен будет собрать все-все звёздочки. А как это делается – этого я уж не знаю.
– И я тоже могу стать артифексом? – задал Ананд главный вопрос и заёрзал в постели, а вместе с ним заёрзал и не то змеёныш, не то тигрёныш. На мордашке Ананда блуждала мечтательная улыбка.
– Всё может быть, сын. Но лучше тебе поменьше об этом думать… – забеспокоился Прабхакар.
– Почему?
– Нашей Владычице это может не понравиться, и она тебя накажет. Если ты думаешь стать артифексом, это значит, ты считаешь себя достойнее других. Достойнее самой Белой Матери-тигрицы. А так считать нельзя, так думать – плохо.
– Но ведь всё равно кто-то станет артифексом!
– Да, но… – отец глубоко вздохнул. – Уф, всё же у твоей мамы лучше получалось отвечать на твои вопросы. Она бы сейчас что-нибудь придумала такое, чтобы усыпить твоё любопытство.
– Нет, ты всё очень хорошо объясняешь! – похвалил сын отца, и тот устало расхохотался.
– Пошли спать, Ананд.
– Спокойной ночи, отец, – ласковым и утихающим голосом, уходящим в долину снов, ответил сын и закрыл глаз.
– Спокойной ночи. Пусть артифекс сновидений хранит твой сон. Я люблю тебя, Ананд.
– И я тебя, пап.
Когда отец снова захрапел, Ананд швырнул колокольчик в окно, а зверька запрятал под подушку, отчего тот, конечно же, недовольно и тихонько запищал и неподобающе бенгардийцу выругался. Ананд даже заткнул лапами уши, вдавливая голову в подушку.
Он долго не мог заснуть. О каком сне может идти речь, когда у тебя в кровати ёрзает не то тигрёныш, не то змеёныш, и за ним нужен глаз да глаз, иначе он разнесёт полхижины! Ананд уже без отвращения, попривыкнув к нему, рассматривал клубочек в льющемся в окно свете звёзд: зверёныш был именно таким, каким он увидел его на чердаке. Чтобы зверёныш не выдал себя ни писком, ни бормотанием, ни тем более руганью, он искрой лишил его дара речи. Ему не терпелось поскорее показать Рашми то, что вылупилось из яйца, но лететь над Бенгардии с неведомым зверьком за пазухой Ананд посчитал безрассудством. Но, как оказалось, потерять бдительность можно даже с чудовищем у себя под боком, и тигрёнок заснул.
Утром он проснулся от того, что не то тигрёныш, не то змеёныш сидел у него на морде. Клубочек заметно подрос и принял вид откормленного дворового кота, чему Ананд не удосужился даже удивиться. Проснулся тигрёнок очень вовремя – солнце уже вставало над Бенгардией, и пришла пора встречи с Рашми.
Ананд первым делом скосил дикие глаза на отца – тот спал так же спокойно, как спят утренние травы на холмах. Стащив с морды зверёныша, он бросил его в сумку, выпрыгнул в окно и сломя голову помчался к поляне с эдельвейсами. Рашми уже дожидалась его там.
– Рашми, Рашми, ну мы с тобой и навыдумывали! – весело звенел голос Ананда, а на плече от его прыткого бега подпрыгивала сумка.
Прекрасная маленькая тигрица, радуясь встрече, улыбалась ему, ещё не подозревая, что её ждёт.
Ананд торжественно поставил перед ней сумку, а в сумке, свернувшись клубочком, лежал, навострив глаза, весь какой-то несчастный не то змеёныш, не то тигрёныш. Едва увидев непонятную зверушку, Рашми облепила лапами пасть и отпрыгнула от сумки, вздыбив шерсть.
– Ананд! Что… кто это такой? Или меня совсем подводит зрение и…
– Нет, не подводит! Познакомься, это наш змей, – гордо произнёс Ананд. – Ну, не совсем змей, но…
– Почему… почему он похож на…
– Почему он похож и на тигра, и на змея, хочешь сказать? – закончил за неё Ананд и сам же ответил с укором: – Потому что не надо отвлекаться, когда создаёшь живое! А не то получится не пойми что. Но оно живое «не пойми что» – и это главное.
– Разве те ребята не просили у тебя правдоподобную змею? – спросила Рашми, не сводя глаз с сумки.
– Да это лучше любой правдоподобной змеи! – возразил Ананд. – Тебе же стало страшно?
– Стало… – призналась Рашми.
– То-то и оно!
– Но почему мне должно быть страшно?
– Как, разве я тебе не говорил? Братья собираются пугать им наших девчонок!
– Да как ты посмел! – оскорблённо выкрикнула Рашми. – Ты меня о таком не предупреждал!
– Прости, Рашми, я совсем забыл… Но если я сегодня же не отдам Акилу с Фаром змея, они меня так отмутузят!.. Ты же не хочешь, чтобы меня снова спустили с горы?
– Нет, не хочу, но…
– Но?
– Но тебе её не жалко, нашу змейку? Мы её делали-делали, а над ней будут издеваться…
– Не будет никто над ней издеваться – только пошутят! – сказал Ананд, но слова Рашми тронули его сердце. – Я у них змея потом заберу, обещаю… И я дал Акилу слово бенгардийца, а это уже дело чести.
«Па-па! Ма-ма! Па-ма!» – раздался из сумки нагловатый тенорок, и Рашми снова подпрыгнула, выгибая спину.
– Он ещё и говорит?!
– Да, он тот ещё болтун! – задрал нос Ананд. – В нас пошёл.
– Болтун! Болтунья! Я-яйцо! Болтай! – носился по дну сумки не то тигрёныш, не то змеёныш, оголтело пища.
– Надо бы придумать ему имя, –
